У кого это я читал? Колоть орехи микроскопом…Иметь компьютер, как печатную машинку,- не то же самое? А на большее я не претендую! Извлекаю все, что сохранила память, и стучу по клавиатуре...
Печатное слово имеет гипнотическое воздействие. Во всяком случае, на меня.
Я был хилым, болезненным ребенком, сидел, то и дело, в соплях и компрессах в пустой квартире в Профсоюзном переулке в Симферополе, с тоскою глядя в балконное окно. Моим развлечением были радио и книги. Начал я читать с 3-х лет. Не помню, кто меня учил читать, но помню, что читал все подряд: вывески, газеты, журналы, все печатное, что попадалось под руки... Не важно, что я не понимал в то время и малой доли прочитанного! Сам процесс складывания букв в слова доставлял мне необъяснимое удовольствие! Я приходил в восторг, когда из забавных значков возникал смысл, а из смысла - образ (как это сейчас я себе объясняю!).
Особенный интерес представляла для меня подшивка дореволюционного издания журнала "Нива" с загадочными буквами "Ять" и "Ъ". В нем были такие странные, удивительные иллюстрации, которые я помню до сих пор, например, "Выезд царского кортежа на Невский проспект".Невозможно понять, каким образом, подшивка сохранилась в нашей квартире, но часами я листал посеревшие от времени листы, изучая все от корки до корки, от виньеток титульного листа, до рекламных окон на последней странице.
В военные годы, когда наша семья находилась в эвакуации в Самарканде, где книга была огромной редкостью, в наш дом, неведомым образом, попали Учебник истории для 4-го класса средней школы и зачитанный до невозможного вида том, лишенный обложки и без первых и последних страниц. О названии книжки я догадался по какой-то строчке на полях: "Тайна двух океанов". За неимением других, эти книжки я зачитал настолько, что выучил их наизусть! Когда после ранения к нам с фронта приехал дядя Юзя, и в дом повалили гости пообщаться с фронтовиком, он любил развлекать публику, демонстрируя мои способности. "Валя!"- спрашивал он меня,- "Можешь сказать дяде, в каком году Олег прибил щит к вратам Константинополя?" Я закладывал руки за спину, и заученным голосом звонко рапортовал: "Князь Киевский Олег совершил поход в Византию в 907м году, и взял Царьград, по преданью прибив на воротах крепости свой щит." Гость хватался за учебник, и тогда я добавлял: "Киевская Русь, страница 28".Дядя Юзя в восторге хохотал...
Позже, уже в школе я всюду таскал в портфеле книги, на уроках читал их через щель в крышке парты, держа книжку на коленях, часами просиживал над книгами в читальном зале детской библиотеки, и дико завидовал одному соученику, у которого дома была шикарная подборка детских книг. Я ходил за ним хвостом, выпрашивая почитать то "Белый Клык" Джека Лондона, то Сентона Томсона, то "Овод", то "Хижину дяди Тома"Бичер-Стоу...А тот, стервец, терзал меня перечислением названий из своего богатства. А у нас в отцовской библиотеке были только взрослые книги. Горький, Шолохов, Тренев. Читал я и их, но без особого удовольствия. Однажды за обедом мой дед Самуил спросил у мамы:"Люба, Валерке можно читать уже Майн Рида?" А я, между прочим, уже и до Мопассана добрался! Мама рассмеялась, и дед начал, неизвестно откуда, приносить мне журналы "Мир приключений". из приложения к изданию "Вокруг света", Вот это был кайф, как сказали бы сейчас! Чего тут только не было, кроме Майн Рида! Жуль Верн, Конан Дойль, Александр Дюма, Уэллс, Луи Буссенар, Вальтер Скотт, и прочие, и прочие, и прочие! Я погружался в этот удивительный, волшебный, романтический мир с головой, не видя ничего вокруг, и жил той необыкновенной жизнью воображения, слаще которой не было ничего на свете!!
А позже пришло время поэзии ...
...Все началось с песен. Потерпев фиаско в попытках обучить меня игре на фортепьяно (по причине моего непоседливого характера ), наша мама взяла за правило по вечерам в редкие для нее свободные дни садиться к пианино, устанавливать меня рядом, и заставляла петь под ее аккомпанемент песни из толстенного песенника, где собраны были и песни военных лет, и романсы, и арии из оперет, и советская "классика". Надо сказать, что тексты песен были замечательные, не в пример сегодняшней "попсе", и музыка слов очаровывала меня. По этим песням я, задолго до школьной программы, узнал Пушкина, Лермонтова, Есенина, Григорьева, Фета и многих других поэтов Золотого Века. И до сих пор, память вытаскивает из своих закромов многое из того репертуара, поражая меня тем, что не забылось ни строчки: стоит только зазвучать в голове мелодии, как сами собой одно за другим текут песенные слова.
А тут отец, пользуясь привилегией члена горкома партии, стал приносить тома из Подписных изданий, так появились в доме Полное собрание сочинений А.С.Пушкина, голубенький трехтомник М.Ю.Лермонтова, разные Антологии, в общем, с поэтами я завел дружбу еще до школы. А потом и сам стал сочинять в рифму какие-то песенки, которые записывал на обратной стороне тетрадки, которая, в общем - то, служила мне для собирания песен, из тех, что я слышал "на улице"... Это уже была, так сказать, "блатная лирика", благодаря которой "ребята с нашего двора" относились ко мне с уважением. (Много-много лет спустя всю эту "лирику" я услышал в спектакле Марка Розовского "Песни нашего двора", и обнаружил, что я был не одинок в своих привязанностях!)
Свою песенную тетрадку я взял с собой, когда поехал на учебу в институт. Она постепенно пополнялась. Пора юношеской влюбленности сопровождалась всплеском лирических рифм, кое-что перекочевало в "Зеленую тетрадь", "судовой журнал" нашей студенческой "кают-компании". А то, что писалось в конце тетрадки, моим почерком, из моей головы, принадлежало лично мне, было только моим, и не предназначалось для публичного чтения. Но однажды, Миша Бала, мой однокурсник, узнав о моем песеннике, попросил его у меня на время, а вернув, признался, что прочел и то, "что в конце", и что ему очень понравилось. Так моя тайная лирика обнаружилась и стала доступной.
Я не помню, почему для институтской стенгазеты я написал сатирическую поэму, "бичующую" порядки в студенческом общежитии, Это был первый опус, выставленный на всеобщее обозрение. Неожиданно он имел успех... Написанный "под Маяковского", на животрепещущие темы, он был продекламирован со сцены на факультетском вечере. В памяти сохранилось, что "Глаз,- амбразурой,- раскрой пошире..." рифмовалось с "Островидова, дом 64".., с адресом общежития. Это мое стихотворение первокурсника привлекло внимание "старших", с 5-го курса, студенческих "авторитетов", и меня пригласили в состав редакции радиогазеты "Электроразряд", возглавляемой будущими талантливыми журналистами, Мейстелем и Голубовским...Помню первое поручение: написать арию экзаменоционного "хвостиста", то-есть, имеющего безнадежные задолженности студента, на музыку Леонкавалло (Ария Паяца из оперы "Паяцы"). С тех пор я знаю эту арию наизусть... Спустя год, редакция нашей газеты была разгромлена руководством института по политическим соображениям. Верхушка редакции попала в неблагонадежные и удержалась в институте только благодаря вмешательству Ильи Эренбурга, писательский и общественный авторитет которого в те времена еще был высок в правительственных кругах.. А меня выбросило в художественную самодеятельность, и я перешел на сочинение конферансных реприз с моим другом- партнером Генкой Черныхом, с которым мы, пять лет подряд, царствовали на факультетской сцене.
В 60-е годы 20-го века в нашу жизнь ворвались барды. Великий Булат Шавлович, Владимир Высоцкий, Юрий Визбор, Кукин позвали меня к подражанию, и я тоже стал сочинять песни, несколько, на мой необъективный взгляд, получились недурно.
А потом пошел КВН, фельетоны и шутки в раздел сатиры и юмора разных газет (с моим другом и соавтором Юрой Семашиным мы некоторое время вели такой раздел, под названием "Фикус", в газете "Крымский Комсомолец").Песни возникали все реже, и только уже в предпенсионном возрасте начали опять сочиняться стихи, и воспоминания разных житейских эпизодов, которые легли в основу книжки "Записки пожилого человека".
Я держу эту книжку в руках, и рад тому, что мысли мои обрели печатный облик, хоть и для небольшого круга читателей.То, что жило только в моей голове, стало жить самостоятельной жизнью, тем самым продлевая мою собственную. И спасибо за это - компьютеру.
Да здравствует технический прогресс!
* * *