26. Охотник Сильвий Цецина
В начале года голодного консульства Гегания и Минуция в посёлок на Склоне пришёл человек в шкуре рыси вместо плаща. Когда незнакомец приближался, дважды выли волки. Он представился Сильвием Цециной из латинского города Аускула, попросил разрешения переночевать и передохнуть, и внёс в качестве вклада за ночлег трёх зайцев. Косых немедленно освежевали и отправили в похлёбку, шкурки Порция отдала рабыням для выделки.
Поскольку при постороннем говорить о своей тайной вере и о делах содружества было нельзя, да и потому, что по свежему человеку соскучились (в Город строгий наставник отпускал лишь раз в месяц; но, если в это время ученик проходил очищение после греха или грубой ошибки, то постящийся оставался на Склоне), начали расспрашивать охотника, заранее настроившись на хвастливые, но забавные, охотничьи байки. Но скоро разговор стал более серьёзным. Сильвий прекрасно знал повадки зверей, а когда он вдруг произнёс:
— Слышал я, что у вас тут в союзниках волки. Проверил, предупредил их о своём приходе и они дружески повыли в ответ.
— Если ты такой умный, — улыбнулся Квинт, — отойди к вон тем камням и справь на них малую нужду.
Сильвий отошёл, принюхался и ушёл во тьму. Вернулся он через полчаса.
— Границу вы неплохо провели, и себя не унизили, и волков не задели. Я с отцом семейства пообщался, вроде поняли друг друга.
Ученики глядели во все глаза: оказывается, такие легендарные личности есть и в Лациуме! А Квинт решил кое-что проверить.
— Меня немного учили в далёких странах общению с волками. Но здесь я не понимаю их языка.
— Правильно! Даже вороны на севере Этрурии каркают по-другому, чем у нас в Лациуме. Вот сигнал тревоги паданских ворон, слушайте.
Сильвий каркнул. Раздалось несколько карканий в ответ и всё стихло.
— А вот сигнал наших, — и странный пришелец каркнул вновь.
Раздался гомон, стая ворон снялась и полетела в темноту. Пару раз коротко провыли волки.
— Зря я волков потревожил. Они ведь знают, что вороны — лучшие сторожа. Мать всех своих созвала, и теперь будут проверять, нет ли откуда опасности, — как ни в чём ни бывало, продолжил охотник.
— Настоящий фавн или сильван! И имя у него Сильвий, — зашушукались ученики. — Откуда ты всё это узнал и этому научился?
— Вы ведь мне тоже не всё пока что рассказываете, — вдруг сжал губы Сильвий.
И тут Квинт понял, что он должен сделать. Он подошёл к пришельцу и глубоко поклонился. Ученики были шокированы: римляне никому не кланялись, а тут знаменитый воин кланяется неизвестному бродяге!
— Сильвий Цецина… — подождал Квинт, чтобы охотник дополнил своё имя.
— Сальтий Фавн, — дополнил тот.
— Сильвий Цецина Сальтий Фавн, я прошу тебя быть наставником моим и моих учеников в лесном и охотничьем деле. Я вижу, что это угодно неведомому Богу, которому мы служим. И что это лежит на предписанном тебе жизненном Пути. Я рад, что повстречал тебя, и, если смогу научиться у тебя чему-то полезному, публично признаю тебя вторым отцом по духу.
Ученики сообразили, что наставник распознал незаурядного и редкого человека, и стали наперебой просить его учить их. В них всё больше вкрадывалось понимание, что настоящий учитель — не наймит, а второй отец, и что узы между учителем и учеником должны быть столь же крепкими, как между отцом и сыном, родиной и гражданином. Если сам Квинт не постыдился молить Сильвия об наставничество, то им это может быть лишь к славе, пользе и почёту. Порция, наблюдавшая всю эту сцену, дала Аултии кувшин вина и подтолкнула её. Та, всё сообразив, передала кувшин Сильвию, прижавшись к нему будто нечаянно грудью, а затем, якобы споткнувшись и приобняв, призывно заглянула ему в глаза, когда он её поддержал. Ночью она старательно «уговаривала» истосковавшегося по ласкам Сильвана остаться на Склоне, и утром тот, весь помятый, принял предложение.
Не все ученики оказались способны к лесной науке. Зато Авл просто не отставал от Сильвия, используя любую свободную минуту и быстро учился понимать голоса птиц и зверей, читать следы, таиться в лесу и стрелять из лука.
Затем Квинт на месяц уехал к вольскам, а когда вернулся и выдержал двухдневную атаку упрёками со стороны Порции, неожиданно услышал от неё такое:
— Муж, ты человек необычайный, и тебе сейчас Судьба будет посылать встречи с незаурядными людьми. Одни, хорошие, будут сами тянуться к тебе, другие, злые, будут пытаться тебя использовать. А есть ни те, ни другие, и с ними надо особенно внимательно обходиться. Вот посмотри, сколько встретилось уже на твоём пути: царь Аппий, Велтумна, Сияния, Аттий Туллий, Сильвий.
— Ты забыла ещё двух, — улыбнулся Квинт.
— Кого же?
— Себя и Авла.
И супруги нежно поцеловались: большего нельзя было позволить, потому что Порция была на сносях.
— Я надеюсь, что наш младший сын будет ещё лучше, — прошептала Порция.
— А я надеюсь, что, если будет дочь, она тоже не подкачает!
В первый же день по возвращении Квинта Сильвий принёс присягу Богу Единому и стал полноправным членом содружества. Решили, что незнатный латин равен плебею.
Авл за месяц уже многому научился из лесных умений, и быть охотником (и партизаном, как внутри себя добавил Квинт) ему всё больше нравилось. А вот юноши проявили себя довольно слабо, хотя умения прятаться и стрелять из засады, а затем убегать, приобрели.
— Наверно, надо начинать учить лесной науке ребятишек в возрасте Авла или чуть старше, — задумчиво предложил Квинт Сильвию.
— Согласен. Сам хотел так сказать.
Квинт заметил, что ученики наделали себе пряжек на пояс с изображением волка. Он сразу навёл порядок:
— Я закажу себе серебряную пряжку. А вы пока что вырежьте осиновые и подготовьте из акации, их наденете после посвящения. Септимий Порций и Павел Канулей, лучше всего овладевшие лесной наукой, добавят на значок листья. Все, кто убил врага или захватил пленного, добавят голову Марса.
— А почему из акации? — спросил Плавт Порций.
Квинт стукнул его посохом, но не сильно:
— Колючая, крепкая, трудно горит, но кривая, плохо обрабатывается, почти ни к чему не годная.
Ученики рассмеялись.
— И те, кто пожелают, смогут идти домой. А те, кто хочет учиться дальше, останутся. Всем поручение. Наберите теперь детишек лет шести-девяти. Они лучше вас освоят лесную науку.
После посвящения Сильвий решил, что и ему надо поделиться секретами. Оказывается, он бывал у кельтов за Альпами и учился у друидов.
— Эти бородачи столько знают про природу, растения, зверей! Умеют взять у матери-Земли так, чтобы она богатела. Мы, италики, по сравнению с ними ведём себя просто как грязные жадные свиньи!
Почему-то Евгению вспомнилось, что римляне подвергли друидов безжалостному геноциду везде, куда смогли дотянуться.
За время отсутствия Квинта Сильвий сдружился с семейством Лупусов настолько, что один раз даже участвовал в общей охоте и принёс большой кусок оленины. Он ввёл в стаю сначала Авла, а затем Порцию, но даже двум «успевающим» сказал, что их волки как своих ещё не примут. Квинта они приняли хорошо, обнюхали и дружески потёрлись об его ноги. Но в стаю не взяли.
Ученики со смешанным чувством удивления, обиды и уважения рассказали, что во время охоты Сильвий запрещает убивать самых лучших животных:
— Вы клан Волков! Вы бойцы и хищники, вы должны охотиться, но так, чтобы улучшать мир. Бейте тех, кто отстаёт, слабых и больных. А лучшие пусть остаются, чтобы род оленей процветал.
— Так что, и оленят бить нельзя?
— Если оленёнок отстал от стада, можно и нужно! Природа не жалостлива, а вы должны стать её частью, — пояснил Сильвий.
Квинт остался очень доволен и подтвердил наставления Сильвия.
Неожиданно Порция получила жестокий выговор от Квинта. Она приказала Авлипору и Квинтипору обработать делянку для овощей. Квинт, увидев это, набросился на рабов с бичом, но, услышав, что они исполняют приказание хозяйки, ограничился выговором:
— Крестьянское дело благороднейшее! Землю не должны насиловать рабы и наймиты! Станете вольноотпущенниками, будете иметь право возделывать свой участок и помогать друзьям!
Были ошарашены не только рабы и Порция, но и все ученики. Делянку закончили обрабатывать Квинт с Авлом.
Ученики сходили в Рим, затем вернулись, уже решив, кто уйдёт, а кто останется. Из четырёх Порциев два уходили, оставались Плавт и Септимий. Это было правильно, нельзя ослаблять род ближайших родственников даже на время. Всего из первых двадцати трёх остались восемь. Новичков пока не приводили, поскольку обряд посвящения — тот момент, когда допускаются лишь присягнувшие.
Вам хотелось бы пышного описания дня посвящения? Обряд действительно был разработан сложный и даже красивый, Сильвий многое взял у друидов, добавили Евгений и Порция. Но к главной задаче он явно не имел никакого отношения, за исключением двух моментов.
После того, как стемнело, к пирующим приблизилось всё семейство Лупусов. Волки-союзники отведали положенного для них мяса, попили воды с мятой и воды с солью, налитых в корыта. Рабыни хотели было завизжать, но их остановил жёсткий взгляд хозяйки. Они просто убежали в свою хижину.
Все посвящённые дали клятву по первому зову бросить все дела и даже войну в защиту Отечества, если надо будет воевать в защиту Бога Единого.
— Рим стремится навести на Земле порядок, а Люцифер — управляемый хаос. Так что если на время победит Люцифер и его войско, то они и Рим уничтожат. Или, ещё хитрее и коварнее, разложат его и превратят в полное дерьмо, — обосновал Квинт.
Во время пира после посвящения Квинту вдруг задали вопрос.
— Вольски называют тебя послом неназываемого Бога, а то и его воплощением. Ты посол Бога Единого?
Вторая часть вопроса не была произнесена, хотя вертелась на языке.
У римлян в то время не было слова и понятия «пророк». Впрочем, и арабское rassul точнее перевести «посол». Квинт жёстко ответил:
— Помните две вещи. Если кто-то себя называет послом Бога, убивайте! Называть так могут лишь другие. А если Бог вынужден вочеловечиться, значит, люди довели себя и Землю до ручки и Он пытается показать им Путь к спасению. Ведь Бог не Люцифер, Он советует, а не подсказывает, и никогда никого не лишает свободной воли. Он может показать Путь, а люди свободны его извратить и направить прямо в пасть Люцифера.
И тут неожиданно кто-то из задних рядов заметил:
— Если некто называет себя рабом Божьим, он хочет втереться в Его семейство и снять с себя ответственность за свои дела. Ведь за раба отвечает хозяин и даёт ему приказы! Значит, и таких надо убивать!
— Осторожнее, а то вы всех перебьёте! — грустно пошутил Квинт. — Убивать нужно тех, кто учит якобы известной им окончательной истине либо путям Люцифера. Слишком многие могут просто быть одураченными или заблуждающимися, и после смерти соблазнителя одумаются. А «рабы Божии»… Им кажется, что, называя себя так, они возвышают Бога. Его возвысить невозможно! А вот подменить на Люцифера очень даже можно, для этого достаточно пытаться льстить Ему и восхвалять Его, а не служить Ему; просить у Него благ, а не сил! Вот если кто-то утверждает, что он знает имя Божие, то после попытки объяснить ему, что оно не может быть ведомо людям, упорствующего в своём оскорблении Бога надо убить.
— Но ведь ты, учитель, получил приказ от Бога? — прямо спросил Теренций.
И тут вся тяжесть задачи, возложенной на него, видимо, самим Богом Единым, навалилась на Квинта. Евгений согнулся под тяжестью креста своего и обхватил голову руками, повторяя про себя моление Христа о чаше. А вдруг он, желая получить вакцину от фанатизма, на самом деле развяжет джихад и инквизицию? Неожиданно его тронул за плечо Сильвий и сказал:
— Я тебя понимаю. Лёгких настоящих путей нет.
А суть ответа Квинта поняли все: «Да! И почти невыполнимый».
Порция родила дочку. Называть её Эбуция или Гладиатора Квинту не хотелось. И в некотором противоречии с обычаями он назвал её Квинтия.