В светлых коридорах университета я познакомилась с Алесей - первокурсницей с операторского. На первый день занятий она пришла в байкерской куртке и мятно-зеленом платье с пышной кружевной юбкой ниже колен. Закатав длинные кожаные рукава, девушка летала по коридору в фиолетовых «мартенсах», обращая на себя внимание всех, кто находился в радиусе ста метров от нее. По характеру она была такая же – яркий ураган, который врывается в жизнь, чтобы перевернуть ее с ног на голову, перебить все прежнее, как посуду в ссоре, и вместо разбитого построить новое, причем – не особо напрягаясь, словно по инерции.
Мы познакомились спустя неделю. На перемене сидела на подоконнике, фотографируя на пленочную камеру кленовые деревья, с которых ветер робко срывал листья.
- Пленочная, да? – услышала голос позади себя. Обернувшись, я встретилась взглядом с девушкой с глазами медового оттенка. Это была Алеся.
- Пленочная.
- Круто, обожаю ретро. Вот смотри, у меня это платье винтажное. А сможешь сфотографировать меня? У меня три знакомых фотографа, но они работают только с «зеркалками».
- Красивое очень. Конечно, смогу, но когда?
- Как тебе удобно. Кстати, меня Алеся зовут.
- Меня – Ярослава.
После учебы мы решили немного погулять – правда, это «немного» растянулось почти до отъезда последнего поезда метро. Она провожала меня до станции, напевая песни Red, а я, допивая кофе из бумажного стаканчика, с каждым шагом все яснее понимала, что наконец-таки нашла родную душу в этом большом городе. И уже в середине октября я и вовсе переехала в трёхкомнатную квартиру, в которой Алеся жила одна. Родители Алеси еще позапрошлой зимой уехали в Америку по работе, но она так и не смогла привыкнуть к Чикаго и вернулась домой.
- Почему? – спросила я у нее.
- Почему я вернулась в Россию?
- Да.
- Просто я люблю Питер. К тому же друзья, по которым я дико скучала, когда уезжала на полгода. А почему ты уехала?
- Мне нечего было терять. Некого.
- У меня есть небольшая идея. - сказала Алеся. Мы сидели на кухне, обе немного простуженные от ворвавшихся без стука холодов, и пили чай с малиновым вареньем.
- Какая?
- Как насчет того, чтобы уехать в Германию на майских праздниках? Конечно, мы пропустим пару учебных дней, ну или чуть больше, но все же. На поезде, через Варшаву и Прагу. Как тебе?
- Ты сумасшедшая. – улыбаюсь я. Но сердце невольно вздрагивает – чуть позже я объясню, почему.
- И это говорит мне девушка с розовыми волосами, которая сбежала из своего города, оставив на столе записку со словами о том, что она уехала в Питер. Представляю реакцию твоей мамы. Ну что, едем? Будет недорого, если учесть, что в Германии мы будем жить у моей сестры. Квартира, правда, на окраине, но это и лучше - отдохнем от шума. И метро недалеко.
- В каком городе она живет?
- Как раз там, куда ты хотела съездить.
- В Берлине?
- Да. Черт, я не подумала насчет визы. Она у тебя есть?
- Да. Мы ездили в Чехию с мамой пару лет назад. Там ведь одна и та же виза нужна?
- Вроде бы да.
- Наверное, я так никогда и не накоплю на новый ноутбук. - вздыхаю я. - Но в Берлин мне хочется сильнее. Посмотрим, когда билеты?
- Да наплевать на этот ноутбук. Твой старый работает? Работает. И знаешь, я так и думала, что ты согласишься.
Кстати, с того лета мама перестала со мной общаться. Наверное, поняла, что я не вписываюсь в сценарий, который она мне пишет. Да, я знаю, тот путь, о котором она мне говорила, правильный – но мне не нужен правильный путь, мне нужен свой путь. Я готова оступаться, падать, обессиленно хрипеть, свернувшись клубочком на пыльном асфальте, а потом собирать себя по осколкам – ведь только пройдя через все это, я наконец смогу понять, что та дорога, который я выбрала, была моей. Идти по чужому пути, пусть даже правильному – это все равно, что идти в никуда.
Но мама отчаянно не хотела этого осознавать.
Мальчик, выписанный нервным почерком в моем воображении, которого не растолкует ни один словарь. Любить того, кого придумала, можно вечно – и поэтому кажется, что эти четыре года пролетели как четыре минуты на циферблате.
Мне только исполнилось пятнадцать, и, если не считать симпатий к мальчикам, сидящим напротив меня в автобусе, которые заканчивались, как только кто-то из нас выходил, я никого не любила. Майской ночью, когда мама была в командировке, а брат ушел к другу с ночевкой, я сидела на диване, пила какао и рисовала акварелью рыжую кошку под клипы на одном из музыкальных каналов. Как только я услышала твой голос из динамиков, я поняла, что я пропала.
Кстати, первые секунды той песни я услышала «вслепую» и сквозь гудение микроволновки. Не очень романтично, правда? Но ведь это жизнь за пределами книжных страниц, где вместо романтики – обшарпанные стены пятиэтажек, утренний ветер в лицо, тусклые фонари, провожающие до дома, лиловые кеды, макароны с сыром и дни в ожидании лета.
На следующий день вместо того, чтобы идти на первые уроки – две алгебры и химию, под конец года стоявшие комом в горле – я села на другой троллейбус и поехала к магазину, где продавали музыкальные диски. Возвращалась в школу через «не хочу», сжимая в руках пакет с альбомом твоей группы в черно-белой обложке.
- Почему тебя не было на трёх уроках? – спросил брат, с которым мы столкнулись в коридоре.
- Проспала.
- Эх, ты. Я ведь говорил тебе лечь спать в крайнем случае в одиннадцать вечера. Хотя, знаешь, что-то мне подсказывает, что ты проспала только на первый урок, а потом лежала под пледом и смотрела какой-нибудь фильм, пока тебя не замучила совесть.
- Значит, это «что-то» тебе неправильно подсказывает.
После уроков мы шли к остановке.
- На самом деле я не проспала. – признаюсь Максу я по пути домой.
- Так и думал. - вздыхает он. – Вообще, какая-то ты странная сегодня.
- Правда?
- Ты выглядишь так, будто ты влюбилась. Огонёк в глазах и какая-то странная улыбка.
- Влюбилась?
- Ярослава, ты в глубине души знаешь, что не любить никого всю жизнь у тебя не получится. Я знаю, что для тебя быть сильной – это все равно, что жить, ни к кому не привязываясь. Боишься, что тебя бросят, и поэтому пытаешься вытравить из души все чувства еще до того, как они появятся. Но любовь, она, как сказать… Всегда найдет тебя. Хочешь ты этого или нет. Смотри, это как день и ночь – после дня идет ночь, и как-нибудь предотвратить это нельзя. Нельзя, и все. Так же и с любовью. Она найдет тебя, хоть ты тресни.
- Уже нашла. Хотя я не уверена. Скорее всего, он зацепил меня – но до любви еще далековато. – тихо отвечаю я.
- И кто он?
- Солист Kyoto Avenue. Знаешь его?
- Кажется, я догадываюсь, о ком ты. Слышал о нем краем уха.
- Так вот. Я вчера ночью не могла уснуть, поэтому включила телевизор на музыкальном канале и решила немного порисовать. Влюбиться в голос – это нормально?
- Не знаю. Наверное. – он пожимает плечами.
- Я даже не знаю, как его зовут. Все, ладно, хватит уже о нем.
- Как хочешь.
Проходя мимо киоска с газетами и журналами, замечаю за стеклом витрины журнал с твоей фотографией. Обещаю купить его завтра утром по пути на линейку по поводу последнего звонка.
Летом мы с братом ездили к бабушке в Варшаву на два месяца. Помню, как мы тогда катались по переулкам города на велосипедах, запасаясь теплом на год вперед.
Вернувшись обратно в северную осень, я поняла, что люблю тебя. Знаешь, как это было? Вот живешь спокойно, ходишь в школу, рисуешь по вечерам, учишься готовить печенье и решать тригонометрию, но однажды, гуляя по улицам, вдруг понимаешь, что вот она. Любовь. Тихим огоньком разгорается за решеткой грудной клетки.
И с этим уже ничего не поделаешь.
Даже и не знаю, что еще можно сказать. Конечно, я могла бы порыться на верхних полках своей памяти, а потом, чихая от пыли, спуститься в настоящее, сжимая в кулаке пару забытых деталей, но зачем это? Ведь эта история, как ни крути, не книжная. Обычный сценарий для девушки, которая влюбилась в парня с экрана телевизора.
Иногда прокручиваю в голове, как киноленту, нашу несостоявшуюся встречу.
Я, пару недель назад выпустившая свой первый альбом, стою на сцене небольшого, но уютного клуба, а ты, приехавший по чужому билету лишь потому, что у кого-то из твоих друзей на этот день выпала командировка, сидишь за ближайшим ко мне столиком. Слушаешь, как я пою – и влюбляешься в мой голос так же, как я когда-то влюбилась в твой. После концерта мы разбегаемся по разным сторонам Берлина – ты будешь думать о том, сведет ли нас судьба снова, а я буду гадать, действительно ли тот татуированный парень, сидящий прямо передо мной на концерте – это ты.
На следующий день мы столкнемся в кофейне. Хотя, нет, случайно встретимся посреди переполненного проспекта и под обстрелом дождя, а после вместе спрячемся под навесом автобусной обстановки. Слабо улыбнешься и, вздохнув, скажешь что-то о погоде, затем предложишь познакомиться и представишься. А что я? Назову свое имя. И кто знает, что будет потом. Воображение рисует сотни вариантов развитий сюжета, и я никак не могу остановиться на одном.
Знаешь, иногда это помогает. Когда тонешь в мечтах, но не захлебываешься ими, как соленой водой моря, которого я никогда не видела, а просто погружаешься на дно, позволяя волнам робко обнимать тебя за плечи. Едешь в автобусе по пути на учебу и каждый день прокручиваешь в голове новый сюжет встречи. Отвлекаешься от проблем и мыслей об одноклассниках, от холода которых хочется поскорее убежать домой, нырнуть под плед и не выходить из дома неделями. С пятого класса в любой школе одноклассники почему-то считали меня странной, или, скорее всего – сумасшедшей, и сторонились, словно были уверены в том, что сумасшествие передается воздушно-капельным путем.
Если честно, то за одиннадцать лет учебы я сменила пять школ. Не уживалась, не вживалась, чувствовала себя, в лучшем случае чужой, а в худшем – отверженной. Везде, кроме одной школы, которая была для меня предпоследней – класс стал мне почти родным, ведь именно с этими ребятами я и пережила шторм переходного возраста. Уже к осени мы разбежались кто куда – лучшие подруги ушли в колледж, мальчики, с которыми я общалась, перешли в профильные школы, перешла в другую школу и я. Тихая, окруженная кленовыми деревьями. Стесняясь заговорить с одноклассниками, я шаталась по коридорам и школьной территории. Смотря на мир сквозь отросшую челку, я взглядом искала место, куда можно было убежать от их холода.
Брата со мной уже не было, поэтому со всем приходилось справляться самой. Ладно, хватит уже о прошлом.
Время до последнего вечера апреля тянется мучительно медленно. Я сидела у окна, обхватив колени в рваных джинсах, слушала, как дождь отбивает чечетку по оконному стеклу, не в силах уснуть от волнения, парализующего меня сантиметр за сантиметром.
Скоро мы встретимся. Если нам, конечно, суждено.