Глава 18
Вадик не дал скатиться вниз обмякшему телу незнакомца вниз, но подхватил его за верхнюю одежду и рывком положил на условный пол условного полутоннеля. Затем быстро установил факт смерти по причинам, не от незнакомца зависящим, и стал его тщательно обыскивать. В результате он присовокупил к имеющемуся ПМ «подарочный» ТТ, и вопросительно посмотрел на Фомина. Фомин в это время разглядывал мелкашку таинственного гражданина. Вернее, её приклад.
- Ка-ла-бу-хов, - по слогам прочитал он и воскликнул: - Ну, ни хрена себе!
- Ну и что? – пожал плечами бывший прапор.
- Что есть случиться? – подал голос немец. Он вылез на поверхность вслед за Татьяной и округлившимися глазами смотрел на постороннее тело.
- А случиться есть то, - сказал Фомин, - что Калабухов – это фамилия рабочего экспедиции, где проходил стажировку студент Степанов.
- Это который загудел в тюрягу? – уточнил Вадик.
- Вас? – жалобно спросил немец.
- Так точно, - ответил Фомин. – А Коробок – слышал, что он сказал перед смертью? – это Коробко Олег Романович, бедный доцент, который руководил печально известной экспедицией. Я так думаю…
Татьяна, сжалившись над Хейнкелем, перевела ему то, что поняла сам, и задала вопрос:
- Выходит дело, у нас теперь два конкурента?
- Угу, - мрачно кивнул Фомин.
- А было три, - жизнерадостно подытожил Вадик.
- Ничего не понимаю, - пробормотал Фомин. Он почувствовал острый приступ меланхолии. Такой, что хотелось застрелиться. Или нет: лучше застрелить Вадика.
- Ну, чё встали? – кстати, возник тот. – Пошли, что ли?
- Минуточку, - сказала Татьяна и присела над трупом. – Судя по всему, встреча гражданина Калабухова с господином Коробко произошла недавно…
Она ткнула пальцем в кровоточащую рану. Рана была из тех, с какими долго не живут.
- …И, судя по всему, данный гражданин Калабухов сейчас поднялся к нам в том же месте, откуда он или упал сам, или его уронили… Скорее, всего, уронили…
С этими словами Татьяна потрогала края проёма, с характерными следами недавно смещённого грунта. Татьяна также показала глазами на пятна крови в виде своеобразной дорожки к выходу из полутоннеля, откуда доцент притащил Фёдора Калабухова.
- Следовательно, - тихо сказала девушка.
- Следовательно, противник где-то рядом? – подсказал Фомин.
- Не обязательно, - буркнул Вадик.
- Вас? – снова встрял немец.
Фомин ему перевёл, а потом сказал по-русски:
- Обязательно – не обязательно. Линять надо отсюда. И чем быстрее, тем лучше.
- Куда? – поинтересовался Вадик и помахал рукой, словно пытаясь разогнать наползающий через щели полутоннеля туман.
- Обратно, к подземному руслу.
- Но там же…
- А что делать?
- Ладно. Слышь, Фриц, ферштейн? А ну, форвертс в нору, живо! Смотри «акустик» не покалечь!
- Вас?
- Шнеллер, тебе говорят!
Фомин перевёл, и компания быстро скрылась в наклонном гроте, что вёл к глухо журчащему подземному потоку.
Фомин, недолго подумав, решил сплавить несгораемого, водонепроницаемого и противоударного прапора ВДВ вниз по течению: Сергей Борисович был уверен, что выход воды из склона где-то рядом. И он не ошибся. Вадика снова привязали к верёвке, сунули в руки фонарь и, пожелав семи футов под килем, стали спускать вниз. При этом стравливали верёвку всей оставшейся компанией, чтобы, не ровен час, не упустить Вадика неизвестно куда.
Вадик, надо отдать ему должное, нигде не застрял, не утонул и не заблудился. Но всякий раз, пересчитывая задницей пороги, давал о себе знать короткой энергичной фразой крайне нецензурного содержания. Когда он выразился в четвёртый раз, верёвка, удерживаемая в первую очередь Фоминым, ослабла, и Вадик заорал снизу:
- Тут водопад!
- Я так и знал, - пробормотал Фомин, но его, разумеется, никто не услышал. Однако Вадика, благодаря его лужёной глотке, слышали все. Верёвка, кстати, снова натянулась, и бывший прапор покарабкался наверх против течения.
- Там водопад! – заорал Вадик, вылезая назад из грота.
- Ну, и что ты так орёшь? – проорал в ответ Фомин. – Водопад высокий?
- Откуда я знаю? – удивился Вадик. – Сплошной пар с водяной пылью.
- А на слух не мог определить?
- Я десантник, а не композитор, - с достоинством парировал Вадик.
- Ну, мог бы по веревке дальше вниз спуститься и определить на ощупь.
- Не мог бы! – пошёл в отказ Вадик. – Я пара с детства до смерти боюсь!
- Что-о? – изумился Фомин. – Ты боишься? Я думал, ты и слова такого не знаешь.
- Ну, вообще-то – да. Но пар…
- А почему именно пар? – заинтересовалась Татьяна.
- Что вы говорийт? Я ничего не понимайт!
- Да я паром в детстве жопу ошпарил, вот с тех пор его и боюсь.
- Как дело-то было? – захихикала Татьяна.
- Ну, нам только не хватало открыть вечер воспоминаний! – разозлился Фомин.
- Сидел я как-то на горшке возле стола, на котором закипал электросамовар, - ударился-таки в воспоминания Вадик, - сидел, сидел, а потом возьми – да и дёрни за шнур. Ну, самовар со стола кувырк и прямо на меня. Да таково удачно, что весь остальной я не пострадал, но жопу ошпарил почти всю.
- Ой, не могу! – пуще прежнего захихикала Татьяна.
- Идиот, - буркнул Фомин и перевёл историю изнывающему от любопытства Гансйоргу.
- Я не понимайт, что есть смешной, - растерянно пробормотал тот, во все глаза смотря на веселящуюся Татьяну и ухмыляющегося Вадика.
- Так ты точно не полезешь вниз? – уточнил Фомин, пытаясь прекратить внеплановое веселье.
- Нет, не полезу! – наотрез отказался Вадик.
- Чёрт с собой! – крикнул Фомин. – Становись на моё место. И держи так, как будто ящик с водкой с балкона спускаешь…
- Вот за это не боись…
Фомин, в отличие от Вадика, пороги задницей считать не стал, но довольно культурно спустился по наклонному руслу к выходу его из склона. Там действительно оказался водопад. Достигнув скользкого камня, с которого вода падала куда-то вниз, Сергей Борисович дёрнул верёвку, предупреждая Вадика, чтобы тот жёстко зафиксировал связь, и заглянул с камня вниз, где клубился пар, и стояла водяная пыль. Судя по звуку «разбивающегося» о нечто потока, водопад был невысоким.
- Ну, сейчас посмотрим, - сказал себе бывший учитель географии, ещё раз кожей собственного лица убедился в том, что пар не кипяточный, и полез по верёвке вниз. Скоро он не видел самого себя, и также скоро ступил в тёплую воду.
- А это что такое? – спросил себя же Сергей Борисович, повозился в водоёме, выдолбленном потоком падающей воды в чём-то, и идентифицировал что-то с обыкновенным ледником.
- Теперь понятно, почему такой пар, - буркнул Фомин, в это время откуда-то потянуло резким сквозняком, и Сергей Борисович увидел, что он находиться в начале наземного русла давешнего подземного потока. Русло это начиналось с водоёма в леднике, где сейчас стоял бывший учитель географии, а дальше утекало по ложбине, вымытой во льду. Вдоль ложбины наросли метровые торосы, они заискрились в лучах вынырнувшего в просвет солнца, и Фомин решил выбраться на один из этих «бережков», чтобы осмотреться. Для этого он отцепился от верёвки, достал нож и с помощью него взгромоздился на ближайший торос. С тороса Сергей Борисович перебрался на покатый валун, и перед ним открылась удивительная – в увеличившемся туманном просвете – картина. А именно: бывший учитель географии увидел перед собой участок ровной каменной стены, обнажившейся, очевидно, в период более поздних геологических образований. Высотой она была не более десяти метров, длины – из-за клубов тумана – неопределённой. Тем не менее, Сергей Борисович видел тот участок стены, что «запечатлел» на себе выход киновари в виде вертикального среза породы. И именно из-за неё (из-за киновари) в своё время студент Степанов и назвал предпоследний ориентир «Скальная стена «Северное сияние»». Во всяком случае, некое подобие на месте выхода из стены киновари наблюдалось. Участок скалы примерно семь на пять метров украшали зыбкие разноцветные полосы-гирлянды, отдалённо напоминающие северное сияние. Единственно, вблизи Сергей Борисович заметил присутствие в гирляндах на стене красного цвета, в реальной жизни не имеющего к северному сиянию (если это действительно сияние, а не глюк обнюхавшегося мухомором чукчи) никакого отношения.
- Вот тебе и северное сияние, - пробормотал Сергей Борисович, зачарованно любуясь очередным явлением дикой природы.
С этими словами бывший учитель географии достал из кармана куртки непромокаемый кисет с мелкими носильными принадлежностями, где он держал и сигареты со спичками и зажигалкой. Вытряхнул из кисета пачку «Явы» и только собрался перекурить, как услышал неугомонного Вадика.
- Фома, Фома, ты живой? – вопрошал бывший десантный прапор, высунувшись из тоннеля, откуда начинался водопад. Вадик стоял на камне-пороге, растопырившись так, чтобы, не ровён час, не рухнуть в пугающий его пар. Бывший прапор вертел по сторонам головой, перебирал руками брошенную верёвку и не подозревал, что его отделяет от приятеля всего тридцать шагов. А не видел он Фомина потому, что тот стоял двумя метрами выше контуженой головы Вадика. И когда Сергей Борисович ответил на вопрос Удманцева своим резким и не очень приятным голосом «Живой, мать твою!», бравый прапор чуть не выпал из своей «гидротехнической» норы. Да и было от чего: память об ошпаренной в детстве заднице и всамделишный пар кругом него действовали на нервы бесстрашного в остальном – кроме пара – Вадика таково удручающе, что вначале он усомнился, отвечает ли ему откуда-то сверху сам Фомин, или это вещает скорбный дух, расставшийся с экс-педагогом при невыясненных обстоятельствах. Но когда Вадик услышал про бедную, незаслуженно обижаемую во все времена и почти всеми народами мать, он успокоился. Надо сказать, что при всей своей испорченности, Вадик не допускал даже мысли, что духи могут материться.
к следующей главе
1 Минерал класса сульфидов, красные зёрна, агрегаты, массы, налёты, основная руда ртути, оптически активный, обладает анизотропным фотоэффектом