Страницы жизни ясновидящего генерала
Мадам Мона третьи сутки досадовала на себя: никак не могла приступить к выполнению своей главной задачи: проверке членов секты «Бело-голубого лотоса». И, словно услышав её сомнения и досаду, Шаман прислал ей шифрованную телеграмму, в которой значилось, что ей надлежало оставить все текущие дела и хорошенько «прощупать» одного из активистов секты по фамилии Мирон Сидельник. Это задание было кстати. Прощупыванием и увлечением новичков в свои сети было её обязанностью и любимым делом. Она часто повторяла коротенькую легенду о своём любимом учителе, который в детстве занимался ловлей птиц и однажды перед ним появился святой человек в облике древнего старца и сказал ребёнку: «Ты занимаешься не своим делом, тебе предписано небом, не ловить птиц, а ловить человеков».
Итак, задание было получено, и Мона по привычке стала составлять хитроумный план, прежде чем начать изучение активиста секты Сидельника. Однако ничего хитроумного не получалось, но зато вспомнился простейший план не раз использованный в деле. Она пригласила свою помощницу и переводчицу и изложила ей свои соображения с чего начать проверку Сидельника. Ганнуся была родом с Западной Украины, но за шесть лет работы с Моной стала её незаменимой помощницей и, буквально, боготворила её. Она сказала Ганнусе: «Для начала повстречайся с этим молодым человеком, поговори с ним о жизни, о его детстве, о планах на будущее». Ганнуся лукаво улыбнулась и ответила: «Слушаюсь, я этого молодого человека уже приметила и попробую заставить его раскрыться».
Так получилось, что на следующий день Ганнуся пригласила Мирона в свою комнату и выставила на стол бутылку вина и тарелку с виноградом. И этим же вечером они как-то очень быстро нашли общий язык. Ганнуся умела располагать к себе людей. Она то и дело бросала на собеседника томные взгляды, делая вид, что удивлена его рассказом. Прощаясь, Мирон предложил Ганнусе совершить с ним воскресную прогулку. Ганнуся с радостью согласилась. На следующий день он подъехал к зданию секты на служебной «Волге» и повёз ее на городское водохранилище, где располагался дом отдыха. Знакомая администратор радостно встретила Мирона, он здесь бывал довольно часто. Она проводила гостей на второй этаж, открыла дверь люкса и проговорила: «Добро пожаловать, ужин вам уже заказан». Мирон распахнул окно и в комнату ворвался свежий воздух, настоянный на хвое. Ганнуся рассказала о своей жизни в Америке, о том, что именно там за океаном она нашла истинное счастье. Затем как бы невзначай попросила Мирона рассказать, как он попал в секту.
– Это довольно грустная история, – хотел, было отмахнуться Мирон, но, видя, что Ганнуся ждёт от него рассказа, придвинулась к нему поближе, он расслабился и заговорил: «Была в России пора, когда опустели полки магазинов, исчезли деньги у людей. Жить стало очень трудно. Тогда он с двумя приятелями превратились в челноков. Выезжали за границу, скупали товары и продукты, а на Родине с большой выгодой продавали. Как сейчас помню, дело было первого марта, я прикинул, что на все имеющиеся у меня деньги надо купить искусственные цветы, чтобы к женскому дню можно было их реализовать. Цветы, изготовленные в Саудовской Аравии, были превосходного качества. На искусственных роза поблескивали капельки искусственной росы. Я не мог отвести глаз от этих цветов, но, правильно говориться: «Человек предполагает, а Бог располагает». Контейнер с нашим товаром опоздал на двадцать дней, и мои цветы потеряли цену». Мирон замолчал. Ганнуся, как настоящая актриса, даже горестно всхлипнула, сочувствую Мирону. «Но это было только началом моего падения, - вновь заговорил Мирон. – Деньги на поездку за границу я позанимал у родных и знакомых, они стали требовать возвратить долг. Вся надежда у меня была на дядю, который работал в Министерстве внутренних дел, но дядя находился в загранкомандировке. И наступила развязка, вспоминать о которой мне и сегодня очень тяжело. Бывшие друзья – челноки пригласили вечером в ресторан и хорошенько подпоив, стали зверски избивать меня. Очнулся я в больнице, глубокой ночью с трудом открыв глаза и, чувствуя адскую боль в голове и вдруг, увидел в полной темноте силуэт не то человека, не то зверя. Сейчас я думаю, что это был сам дьявол. Наклонившись к моему лицу, он скалил зубы, сверкал красными глазами и готов был запустить когти в моё лицо. Ночь прошла в страшных муках, а утром в палату пришли две женщины из числа благотворителей «Бело-голубого» лотоса. Я тогда не знал, что они приходили на помощь многим, кто оказался в безвыходной ситуации. Они задали мне несколько вопросов, на которые я не смог ответить, только едва ворочал разбитыми губами. Сектанты прочитали надо мной молитву, положили под подушку Библию, и ушли. В эту ночь страшного видения не было, а под утро я увидел сгорбленного маленького человека с бородой и с котомкой за плечами. Как позже я узнал, это был знаменитый русский святой Серафим Соровский.
– Дальше, дальше, – заторопила Ганнуся.
– Ну, а дальше всё было проще. Выйдя из больницы, я пошёл в секту, чтобы поблагодарить своих спасителей, думал, скажу спасибо и уйду, но мне очень понравилось быть среди этих людей, и со временем я стал членом общества. Вот, пожалуй, и всё.
… После беседы, полной многозначительных намёков они потянулись друг к другу, и случилось то, что и должно было случиться.
Мирон поразил её своей мужской силой. На следующее утро Ганнуся вся в слезах прибежала в келью к своей покровительнице и начала откровенно рассказывать такое, отчего Мона стыдливо закрыла глаза. Однако ей пришлось выслушать эту страстную исповедь. Ганнуся мало что запомнила из рассказа Мирона, но зато призналась, что испытала неземное блаженство: этот невысокий человечек оказался как теперь принято говорить половым гигантом. Рассказ Ганнуси произвёл на Мону сильное впечатление. В штатах у неё был гражданский муж, но все эти годы, путешествуя по странам, она забыла о мужской ласке и только сейчас, вдруг почувствовала, что она женщина. Что душа и тело её истосковались по мужской близости. Выслушав Ганнусю, и, отослав её, Мона почувствовала, что вздрагивает от возбуждения. Её посетила страшная для проповедницы мысль: захотелось сблизиться с этим «половым гигантом». Встреча с ним сулила обоюдную выгоду: во-первых, она доложит Шаману о выполнении задания, во-вторых, возможно приобретёт себе не только единомышленника, но, возможно и «бой-френда». Почувствовав, что краснеет, она стала молить Бога за свои греховные мысли. Однако на этот раз и дьявол не дремал: желание сблизиться с русским перебарывало страх перед гневом Божьим. Попросив прощения у Господа, она на следующий вечер, завела с Мироном душеспасительную беседу. Попросила его рассказать о себе. Потом Мона сказала Мирону: «Сегодня утром я говорила с Богом и призналась в своих греховных мыслях, ожидала гневной отповеди, но Бог сказал: «Это, конечно, грех, но если нужно для дела, то можно и согрешить, а потом покаяться». Помнишь, Апостол Пётр говорил: «Можно на дню семь раз согрешить, а потом восемь раз покаяться». Мирон, услышав про этот «разговор», испугался, но быстро овладел собой и решил также удивить Мону. Стал признаваться ей, что тоже послан Небом на землю в качестве посвящённого и получил задание «шлифовать» человечество. И, для большей убедительности, рассказал ей о двух картинах: «Старик с поводырём» и «Плачущий мальчик», история эта взбудоражила всю Англию. Мона, оказывается, про это ничего не слышала. А он не признался, что был автором копий этих картин.
А когда часы пробили двенадцать раз, Мона достала из шкафчика бутылку виски и предложила выпить за удачу. Мирон признался, что не курит и не употребляет спиртного, но устоять перед проповедницей не смог. После рюмки Мирон стал более смело говорить на «запретны» темы, понимая, что Мона «созрела» для интимной близости. Рассказывая о своих планах на будущее, Мирон не умолчал и о том, что для их осуществления нужны деньги, которых у него пока недостаточно. Он, конечно, кривил душой, но чутьё подсказывало, что в таких обстоятельствах лучше прикинуться бедным. Прошло совсем немного времени, и он уловил летающие в воздухе флюиды от разгорячённой проповедницы, но никак не решался приступить к интимной близости. Но тут Мона спросила: «А сколько вам нужно денег для своих проектов?» Мирон, не задумываясь, ответил: «Миллион долларов» и сам испугался. Однако Мона не удивилась.
– Да, такие деньги на земле не валяются, но в Штатах их можно заработать. Вот, к примеру, талантливые картины у нас покупают очень охотно. И тут Мона, позже сама удивлялась этому рискованному поступку, достала чековую книжку и выписала чек «на предъявителя» на сумму десять тысяч долларов.
– Вот дорогой наш друг, – она протянула чек, – примите эту скромную сумму в качестве аванса за взаимовыгодное сотрудничество.
Мирон спрятал чек в карман и для приличия спросил: «Огромное вам спасибо, но я всё – таки должен знать, что мне надо делать, чтобы отработать такой аванс? Я не привык быть в долгу.
– Вы просто будете помогать, мне осваивать российскую «целину». Ведь я плохо знаю русских людей. Одно дело получить задание и совсем другое – выполнить его.
Тут глаза их встретились, и он больше не сомневался, что они пришли к единому мнению. И всё получилось, как они того хотели. Мона даже не предполагала, что между ними это произойдёт. Все эти годы она переезжала из города в город, из страны в страну, напрочь забывая о том, что природой предназначено женщине быть с мужчиной. Иначе нарушается равновесие жизни. Усилием воли она отбросила все сомнения, быстро разделась, юркнула под одеяло, и началось то самое столпотворение, о котором рассказывала ей Ганнуся. Всю ночь они не сомкнули глаз. Она, принимая ласки Мирона, была в туманном забытьи, громко стонала, кусала до крови губы, извивалась всем телом и в какие-то мгновения, вдруг, отшатывалась от него, начинала молить Мирона: «Остановись! Остановись! Всё, хватит! Я умираю». Но тут, же вновь кидалась в его объятия и выкрикивала: «Не слушай меня, не слушай. Ещё, ещё хочу. Что ты со мной делаешь? Я погибаю от желаний». И Мирон охотно исполнял всё то, о чём она просила. Он понимал: отныне эта загадочная проповедница в его руках.
Где-то под утро Мона решительно выбралась из-под одеяла, начала судорожно набрасывать на себя одежду, стала молиться и, гневно сверкая глазами, крикнула: «Ты бес- искуситель. Изыди прочь!». И выскочила из комнаты. Мирон, оставшись один, лежал на спине, вдыхал ароматы её дорогих духов и, усмехаясь про себя. Он вдруг вспомнил, как два года назад поехал отдыхать в кисловодский санаторий – бывший санаторий ЦК. Там всё было чинно и солидно, ещё в поезде он решил не заводить с женщинами «шуры-муры», но уже на второй день заприметил симпатичную полненькую блондинку официантку и предложил ей отужинать с ним. Блондинку звали Светой. Мирон ждал отказа, но Света, наклонившись к его уху, неожиданно сказала: «Двести рублей». Он не сразу понял, что женщина назвала стоимость интимных услуг, и он тут же вынул из бумажника две сотенных и протянул женщине. Света оказалась женщиной бывалой и, хотя тоже была удивлена его мужской силой, но не кусала губы и не стонала, принимая его ласки, а дальше всё было более смешно, нежели грустно. Света быстро распустила слухи сначала среди официанток, затем и среди медицинского персонала поликлиники и его под различными предлогами стали навещать, в основном одинокие женщины. Его приглашали на дни рождения, в клуб тех, кому за тридцать. Даже на театральные «капустники» и очень скоро «слава» о его мужских подвигах прокатилась едва ли не по всему Кисловодску. И самое потрясающее случилось в день его отъезда: когда Мирон подошёл к своему вагону, то увидел шесть женщин различного возраста, которые зааплодировали, провожая его.
Вспомнив об этом курортном романе, Мирон расслабился и задремал.