Глава 13
Выспавшись, Фёдор Александрович достал из воды снасти, снял с них пойманную рыбу и засолил её. Затем стал готовиться к генеральному наступлению на Дачар-Джанг. Первым делом он тщательно заныкал те вещи и продукты из неприкосновенного запаса, которые не собирался тащить с собой. Потом посидел на дорожку, хлопнул себя по бёдрам, встал и пошёл.
Он обогнул утёс с водопадом «Медвежья радость» с юга и, перебравшись через заболоченный ручей, ступил на территорию зловещего Дачар-Джанга. Поперёк движения бывшего зека стлался плотный туман. Затем ветер изменил направление и навстречу путнику, словно лохматый призрак, один из сонмища, населяющего гору-Призрак, поползла сырая ватная масса. И спустя самое непродолжительное время Фёдор Александрович очутился в густой пелене водяного конденсата и тёплых вонючих болотных испарений. То есть, уже на двадцатой минуте путешествия по Дачар-Джангу бывший зек на собственном опыте понял, что трудности передвижения по владениям Золотого Идола – не сказки. Мало, гора имела самый коварный рельеф, большая часть этого рельефа пряталась под густым слоем постоянного назойливого тумана. Причём туман курился не только в лощинах, впадинах и над ними, но и «ползал» по выпуклым неровностям горы. И видимость в некоторых «очагах» сырого конденсата порой была такая, что окажись там Фрунзик Мкртчян, легендарный товарищ Джебраил, он не увидел бы собственного выдающегося носа. Впрочем, сейчас гражданин Калабухов очутился в похожей ватной заднице и своего носа не видел также. Да что там говорить: он вообще ни черта не видел.
- Во попал, - буркнул бывший матёрый зек. Он застыл на месте, выжидая просветления, не дождался и стал ладить винтовку за плечами так, чтобы она лежала на его плечах поперёк туловища. И не просто лежала, а была прочно принайтовлена. Затем, выждав ещё минут пять, почти приставными шагами двинул по памяти в сторону зазубренного ребра скального выхода из горы. Нашёл его и стал подниматься по ребру – своеобразному вектору, указывающему на центр горы, – вверх, цепляясь руками за камень, корни и редкий стланик.
Задача, поставленная самим перед собой Калабуховым, выглядела просто: дойти до южного лагеря конкурента, затихариться у него под боком и послушать происходящее там. А затем действовать по обстановке. Но настоящая практика прохождения намеченного маршрута ломала всю предыдущую теорию. То есть, туман, из-за которого не было видно не только азимутных ориентиров, но и собственного носа, сводил на нет все задачи.
«Чёрт с ним, - не упал духом бывший зек, - буду двигаться приблизительно. Сейчас залезу повыше, где туман сдувает чаще, дождусь просветления, сверюсь с часами, компасом, солнцем и двину ориентировочно дальше, стараясь не терять высоты. Меня, скорее всего, снова накроет туманом, да не беда: дождусь нового просветления, снова часы да солнце и так далее, пока глазами не увижу этот чёртов лагерь. И хорошо бы мне лагерь увидеть первому, а не наоборот…»
Думая так, Фёдор Александрович не ослаблял внимания и перемещался по ребру одного из гребней Дачар-Джанга пядь за пядью чисто на ощупь. Однако где-то «недоглядел», ребро куда-то пропало, и, если бы не «тулка» за плечами, Калабухов кубарем скатился бы вниз. А так он кувыркнулся только один раз через голову, и крестом поехал на животе по наклонной осклизлой плите вниз. По пути он попытался изловчиться и встать хотя бы на четвереньки, но не успел и врезался головой в небольшой замшелый валун, оказавшийся на пути бывшего зека неизвестно куда.
«Надо было руки выставить», - запоздало подумал Фёдор Александрович и повторил попытку, но уже встать на ноги, чтобы подняться туда, откуда сверзился. Однако не рассчитал движения и скользнул ногами мимо валуна вниз.
- Ух, йо! – крякнул бывший зек и едва успел вцепиться в валун руками, как по грудь махнул в какую-то трещину.
- Так, спокойно, - пробормотал он и, поболтав ногами в пустоте, наткнулся на выступ. Он хотел опереться на ноги, чтобы ослабить хватку и взяться за валун удобней, но выступ осыпался, а руки, царапая сквозь мох камень, предательски разошлись.
- Ну, всё! – выдохнул Фёдор Александрович и повис в чёрной непроницаемой пустоте на «тулке».
«Значит, ещё не судьба, - подумал бывший зек, - значит, в том месте, где я застрял, вход в щель или дыру уже, чем длина винтовки…»
Думая так, он снова стал ощупываться по стенам щели ногами, стараясь лишним движением не напрягать погона, прикреплённого к цевью и ложу старенького надёжного ТОЗа. Минуту ощупывался, ничего не нашёл и просто упёрся ногами в стену.
«Рюкзак, зараза», - подумал он и стал выпрастывать из щели руки. Между делом сковырнул какой-то камушек и долго слушал, как этот камушек падает вниз.
«А что рюкзак? Я ведь его к винтовке привязал. Значит…»
С этой спасительной мыслью Калабухов стал вылезать из лямок, цепляясь за край щели руками, ногами упираясь в невидимую стену, а спиной елозя по рюкзаку. В какой-то момент ему даже показалось, что он спасся, руки взялись за какую-то удобную каменную складку, а рюкзак остался висеть на винтовке сам по себе. Но именно в этот момент, когда показалось, надёжная складка поползла на Калабухова.
«Это я кусок скалы отломил», - мелькнуло в мозгах бывшего зека предсмертной молнией, и он снова упёрся спиной в рюкзак. Затем одновременно опустил ноги вниз, а руками в падении схватился за винтовку. Отломленный кусок скалы медленно пополз вниз, обдирая одежду на груди и животе Калабухова.
- Давай, давай, - прошептал Фёдор Александрович, отпячиваясь под тяжестью каменного куска назад, - лишь бы винтовку не развернуло…
Последний раз скребанув по коленям, отломленный кусок таки рухнул вниз, а Калабухов возобновил попытки выбраться из щели. Это ему чудом удалось, он выполз к давешнему спасительному предательскому валуну и лёг на плиту, свернувшись вокруг валуна. Всё тело била крупная дрожь, а руки, вцепившиеся в рюкзак с винтовкой, свело судорогой.
Спустя полчаса Фёдор Александрович был там, откуда начал свой почти смертельный спуск вниз. Туман всё ещё стоял, но уже не такой густой. Или это бывший зек пообвык к такой видимости. Он нашёл на ребре гребня, поднимающегося вверх, удобную выемку, и решил в ней передохнуть. А спустя ещё полчаса туман в этом месте рассеялся, и Калабухов примерно определил своё местоположение и более точно стороны света. И только потом стал осматривать винтовку.
- Нормально, - пробормотал он. Да, винтовка была сработана на славу. Не такая красивая, как, скажем «ремингтон» или «винчестер», но лучшего советскому охотнику и не требовалось. Вот если бы ещё к ней магазин и автоматическую «передачу», цены б ей не было. А то ковыряйся после каждого выстрела с затвором и отработанной гильзой. Хотя охотнику оно и ни к чему, стрелять очередями. Разве что от волков отстреливаться. Впрочем, в те времена, когда винтовку делали, наверно и волки были мирные.
- Нормально, - повторил Калабухов, достал из клапана рюкзака бинокль в противоударном футляре, опростал его и принялся осматриваться в пределах ходя бы временной видимости. К тому моменту туман под воздействием многочисленных сквозняков стал менять свою форму и дислокацию, да таково причудливо, что перед Фёдором Александровичем обнажился своеобразный коридор. Он увидел место своего спуска, валун, черту невидимой трещины, а ниже – кусок заболоченной лощины.
- То есть, я мог грохнуться насмерть в дыру, или всосаться в болото аналогично, - хмуро констатировал он и стал более внимательно обследовать границу плиты и лощины. И обнаружил некое подобие карниза над данной лощиной, ужасно воняющей серой.
- Да, это сера, - пробормотал Калабухов, - не халва, не мармелад и даже не сыр «Бри».
Про «бри» ему рассказывал Арсен, добрый человек и бывший расхититель бывшей социалистической собственности.
- Однако надо прекращать базарить вслух, - тихо молвил Фёдор Александрович и, пошарив биноклем по сторонам, обнаружил место, куда он может сделать переход по карнизу, - замшелый каменистый склон, нижним основанием опоясывающий давешнюю заболоченную лощину, а верхним сужающимся в участок видимого кустарника вперемешку с карликовыми осинками. При этом облюбованный Калабуховым карниз смыкался с одной стороной нижнего основания склона.
«Дохожу по карнизу до склона и ползу вверх до кустарника, потому что если кустарник, значит, есть твёрдая почва. Вниз тридцать метров прямо, вправо сорок пять и вверх шестьдесят. То есть, даже если туман и настигнет, обойдусь на ощупь…»
Подумав так, Фёдор Александрович перекусил галетами, снарядился и уже приготовился идти, как услышал стрёкот вертолёта.
«Вот, чёрт, - мысленно чертыхнулся он, - надо маскироваться».
Он уже решил достать из рюкзака плащ-палатку, нейтрально камуфлированную под серый камень с зелёными проплешинами, но вовремя определил, что вертолёт работает по дуге туда – обратно километрах в двух от него.
«Это он с металлоискателем летает, падла, - прикинул бывший зек, - хреново. А если конкуренту достались ещё и Андрюхины записи, если они, конечно, были, то найти ему гнездо, прозванное глупыми якутами Золотым Идолом, как два пальца против ветра…»
С этими мыслями Фёдор Александрович спустился к карнизу и пошёл по нему к склону. И снова загруз в тумане, плотном и вонючем, как новая русская сгущёнка, деланная из китайского просроченного якобы молочного порошка на основе отходов генетически модифицированной сои. Пришлось снова идти приставными шагами. Но обошлось, и Калабухов через каких-то двадцать минут дошёл до облюбованного склона. Там он нащупал какой-то камушек, присел на него и стал подозрительно принюхиваться.
«Э, нет, брат, шалишь!» - подумал он и поспешно закутался в одежду, сверху накрывшись плащ-палаткой. Ему показалось, что с северо-востока потянуло ртутью, а что может быть хуже, чем травануться парами этой полудрагоценной дряни в такой жопе, как Дачар-Джанг? Да хуже не бывает, потому что не один жмурик получился здесь именно от неё, родимой.
«Но это и хорошо, - подумал бывший зек, дыша через два раза на третий, - потому что ртуть и свинец звенят на металлоискателе с золотым уклоном аналогично. Так что пусть ищут…»
В это время вертолёт изменил направление и скоро затих за пределами границ Дачар-Джанга.
«Полетел в Жиганск заправляться», - понял Фёдор Александрович и продолжил намеченный путь к кустарниковым, вперемешку с карликовыми осинками, зарослями. Как ни странно, но спустя всего двадцать минут черепашьего хода он ткнулся в первое деревце.
«Опа!» - мысленно возликовал бывший зек и, не боясь оцарапаться, боком повалился в надёжные заросли. Минут десять полежал, затем нашёл другой подходящий камень и стал ждать возможно скорого на возвышенности очередного просветления. А пока переобулся и попил воды.
Просветление наступило скоро, минут через тридцать, - с севера-севера-запада пахнуло тёплым гнилым ветерком, и от тумана освободился довольно большой сектор склона. Условный угол условного сектора при этом поместился примерно там, где сейчас сидел Фёдор Александрович, а основание пришлось на заболоченную внизу лощину и пройденный недавно карниз под злополучной плитой. Чтобы не попасть в зону расширяющейся видимости, Калабухов втиснулся в кустарник и хотел идти дальше вверх, как услышал посторонние голоса.
- Чекай, хлопцы, чекай! А то тута ещё болотина!
- Ой, божечка ты ж мой, яке жуткое мисто!
- Ничё, земляки, держитесь гуськом, авось и это место одолеем!
Это давешние молдавские хохлы каким-то чудом добрались до карниза вдоль заболоченной лощины и пёрлись всей шумной ватагой туда – не знаю куда. Недавно их на предпоследнем переходе ночью бросили якуты, хохлы проснулись, не обнаружили проводников с бударой и сдуру продолжили путь пёхом, громыхая на всю округу тремя заступами и двумя кирками. Брат русской жены их земляка упорно пёрся следом, поскольку запасливые хохлы имели ещё литров десять водки и кучу закуси.
- Ничё, земляки, ничё, - подбадривал он хохлов, - вот чичас найдём место потвёрже и начнём копать. Золота тут видимо-невидимо!
Как сказал, так, очевидно и сглазил. Потому что на всю группу навалился туман и скоро первый хохол очутился – судя по характерному всхлипу – в заболоченном месте. Потом другой и так далее, кроме русского родственника злокозненного земляка, не отговорившего хохлов от убийственного вояжа. Панические вопли, во всяком случае, исполнялись только на диалектной смеси украинского и русского языков. В то время как чисто русский диалект звучал в противоположном эмоциональном ключе:
- Караул, тону, хлопци!
- Рятуйте, люди добрие!
- Ой, шо ж цэ таке за вода холоднющчая?!
- Ничё, земляки, ничё! Чичас я обсмотрюся маненько и всех вас по одному на сухое место вытащу!
Однако никого он вытаскивать на сухое место не стал, но подобрался поближе к тому, кто тонул с рюкзаком водки, содрал его с бедолаги и рванул вверх по плите.
- Караул! Рятуйте! Вин у мени водку скрал! – завопил тот, что нёс водку.
- Караул! Тримай його! – завопили другие хохлы.
«Ну, ни хрена себе!» - донельзя изумился Фёдор Александрович, повидавший на своём веку всякого, но такого…
В это время джентльмен удачи с добытой водкой удачно поднялся на гребень, но потом, очевидно, оступился, куда-то грохнулся и до Фёдора Александровича донёсся его предсмертный хрип, «транслируемый» хорошей звукопроводностью в условиях сырого тумана и попутного ветра:
- И рюкзак с водкой потеря-а…
Не успело затихнуть подобие эха этого предсмертного хрипа, как туман на месте «крушения» украинско-молдавской экспедиции рассеялся, а из одной его раздавшихся в сторону ватных стен высунулся конкретный мужик с короткоствольным карабином, в специальных очках и с радиопереговорным устройством на голове. Мужик замер метрах в пяти от первого хохла, не перестающего вопить «караул» и о людях добрых, и доложил невидимому собеседнику при помощи головного микрофона:
- Нашёл источник подозрительного шума. Это какие-то левые старатели, числом трое, сейчас пускают пузыри в болоте. Ваши указания.
Указания много времени не отняли. Конкретный мужик выключил связь и деловито, словно считал заблудившихся баранов, одного за другим перестрелял вопящих незадачливых золотоискателей. Затем кинул карабин за спину, снова надел «противотуманные» очки на инфракрасной «тяге» и потопал туда, откуда пришёл. То есть, в туманное облако.
«Это мне здорово повезло», - решил Фёдор Александрович и, чутко прислушиваясь к хрупающему в невидимой близи конкуренту, поспешил за ним. Да так, чтобы шаг в шаг.
«Если я сейчас никуда не свалюсь, то скоро мне будет легче, - торопливо думал Калабухов, - потому что идти на слух за этим хреном всё равно, что по тротуару. Вот лишь бы он меня раньше времени не услышал…»
Бывшему зеку снова повезло: сначала он удачно спустился по склону в сплошном тумане, ни разу не поскользнувшись и никуда не провалившись, а потом удачно прицепился к конкуренту. Тот шёл, ничего не подозревая и не напрягая ног для бесшумной ходьбы, разглядывая дорогу под ногами в неверном мерцании проникающих сквозь туман инфракрасных лучей. Шумел, в общем, порядочно, потому что чувствовал себя здесь, на Дачр-Джанге, хозяином. В силу такого его отношения к своему положению Калабухов только слушал шаги конкурента и ступал за впередиидущим почти след в след. Однако туман скоро стал рассеиваться, а местность изменилась: появились довольно высокие ели, и Калабухову они пришлись впору, потому что теперь за их стволами он мог прятаться и продолжать красться за хорошо экипированным незнакомцем. Одновременно Фёдор Александрович мельком глянул наверх и подивился тому странному факту, что туман, рассеявшись внизу, застил небо над верхушками елей.
Тем временем конкурент вышел из ельника на пологий склон, ведущий к небольшому озерку, расположенному возле огромного утёса. Что было на утёсе сверху и как он выглядел с боков, Калабухов не видел всё из-за того же злостного тумана. Зато перед озерком он стоял почти отвесной стеной. А от водоёма тянуло серой и жаром. Судя по характерным звукам, озерко подпитывалось родником, а из одной его сторон, невидимой в тумане, вытекал ручей.
- Внимание, подхожу к лагерю! – доложил конкурент.
«Это он своим, чтобы не приняли сослепу за чужого и не завалили», - подумал Фёдор Александрович, преследуя незнакомца почти в открытую. Но недолго: сбоку потянуло сквознячком, и Калабухов очутился теперь уже в спасительной куче сырой ваты. Так он незамеченным мог дойти до утёса и поискать на него подъём, чтобы сверху попытаться разглядеть или подслушать противника. Однако не пришлось: откуда ни возьмись выскочила какая-то собачонка, и, звонко гавкая, кинулась, было, приветствовать конкурента. Но затем собачонка учуяла постороннего и угрожающе зарычала.
«Жди гостя», - подумал Калабухов, скинул на землю рюкзак с карабином и выдернул из-за голенища сапога финку. И только он это сделал, как на него прыгнул злой ирландский терьер.
«Здорово, поц», - мысленно приветствовал терьера бывший зек и подставил под прыжок животного острое, как скальпель хирурга, лезвие. Терьер завизжал и нанизался на финку одновременно. Секундой спустя раздался встревоженный голос конкурента:
- Киря! Киря! Ко мне!
«Нету больше твоего Кири», - без зла подумал Фёдор Александрович, стряхнул Кирю с ножа и в несколько шагов вышел из тумана. Вышел и умело метнул финку в конкурента. Тот захрипел, схватился за рукоять, торчащую под кадыком, и повалился на бок.
«А теперь очень быстро!» - мысленно скомандовал себе Фёдор Александрович и стремительно бросился к поверженному незнакомцу. Он прижался ухом к головному телефону и с облегчением вздохнул: если бы переговорное устройство работало во время гибели незнакомца, сейчас бы в лагере поднялся переполох. И к убитому коллеге спешили бы его подельцы. Но устройство на момент гибели убийцы нелегитимных хохлов было отключено, и никто никуда не спешил.
«Фарт!», - порадовался про себя Калабухов, снял с убитого снаряжение и потащил тело к озерку. Там он слегка поднатужился и бросил убитого в кипящую воду с невысокого каменистого бережка. Вода в озерке противно забулькала, запах серы тотчас усилился, а Фёдор Александрович с сожалением повертел в руках импортный карабин и сунул его стволом в подходящую береговую расселину. Затем бывший зек притащил сюда же Кирю и бросил его вариться в природном кипятке след за конкурентом.
Затем Фёдор Александрович надел головное переговорное устройство и включил связь. Затем нацепил очки и понял, что они давали нормальному слепому передвижению преимущество не столь значительное, как ожидалось: во-первых, помимо чистого рельефа рисовалась термическая картина ландшафта, во-вторых, сама картинка казалась неискушённому зеку какой-то нереальной. Идти, в общем, предстояло и на ощупь, и по картинке, постепенно привыкая к ней. Поэтому Фёдор Александрович рассовал аккумулятор питания переговорного устройство с батареей «противотуманных» очков по карманам куртки, надел на себя рюкзак с винтовкой и – туман снова сгустился – пошёл к утёсу в обход кипящего озерка.
«Ну, что ж, - подумал бывший зек, упираясь в боковую, подходящую для подъёма, сторону утёса, - здешний лагерь находится рядом, значит, сейчас моего жмурика кинутся искать. Вычислят мои координаты плюс – минус сто метров по нулевому пеленгу и пойдут с той стороны, откуда выскочила собачка. Затем они наткнутся на карабин, спишут приятеля по графе несчастный случай и прекратят поиски. А если не прекратят…»
Думая так, Фёдор Александрович не знал, что убитый им проходчик был заряжен дополнительным маячком, импульсным генератором сигнала, вмонтированным в автомеханические часы фирмы «Ориент». Маячок хитро симбиозировал на маятнике часового механизма и посылал сигналы на сверхчувствительный приёмник, частотно-координатный пеленг. Не знал бывший зек и того, что проходчик дополнительно заряжался человеком, который преследовал несколько иные цели, чем «экспедиторы» и их хозяева, щетинистые мафиози. Причём о данной зарядке не знал и сам убитый.
Телефоны на голове Калабухова заработали через десять минут после гибели незнакомца.
- Петров, Петров, мать твою, ты где пропал? – возник в эфире мужской голос. - К тебе побежал Киря. Ты его не видел?
«Киря, это в честь гадёныша Кириенки», - машинально подумал бывший зек и заткнул микрофон пальцем, чтобы переговорное устройство не транслировало его дыхание.
- Молчит, зараза!
- Что за дела? – другой мужской голос.
- Хрен его знает… Ну-ка, пеленг… Угу… Где-то рядом. Значит, так, Рыба, взял пушку и за мной – вперёд марш!
- Есть!
«Какие-то военные», - подумал Калабухов. Он не ошибся: щетинистые наняли для изыскательских работ в поле бывших офицеров ГРУ из топографического отдела. А руководил ими всамделишный доктор наук, действующий преподаватель из Военно-Горной Академии.
Бывшие грушники прибыли на место минут через пятнадцать. Фёдор Александрович поднялся на переднюю отвесную стену утёса и почти завис над прибывшими: озерко не превышало тридцати метров в диаметре. Грушники посовались вдоль каменистого обрывистого берега и скоро наткнулись на карабин Петрова.
- Это, кажется, ствол Петрова, - определил первый.
- Так точно, - не стал спорить второй.
- А пахнет, если я не ошибаюсь, свежей серой, - выказал хороший нюх первый.
- Совершенно верно, - снова не стал спорить второй.
- Неужели он в озеро упал?
- Судя по всему – да.
- А где собака?
- Хрен его знает. Этот долбанный Киря…
- Док за него нам яйца отрежет.
- Да пошёл он! Вывез, называется, крокодила на природу. Петров последнее время Кирю карамелью кормил, чтоб за пятки не кусал.
- Скрупулёзно подмечено и – что самое главное – вовремя. Мне представляется такая картина: Петров возвращается в лагерь, Киря, памятуя карамель, бросается ему на встречу, прыгает Петрову на грудь и оба валятся вот с этого удобного обрывчика в закипающую воду.
- Теоретически выглядит убедительно. Но практически притянуто за уши. Какого хрена Петрову гулять по самой береговой кромке? И не такая уж бестолковая собака, этот Киря.
- Я вас умоляю, герр гауптман ! Только не говорите ничего такого доку!
- Я-то не скажу, но мне самому интересно: если он свалился в кипящую воду, почему его переговорное реагирует на сигнал?
- Ну, вода не совсем кипящая. Градусов девяносто, не больше. А прибор у Петрова, так же, как у нас, из партии спецвоензаказа. То есть, очень выносливый прибор.
- Ладно, тогда давай ещё раз попробуем его запеленговать.
- Давай… Так… Сигнал… Контур… Всё сходится: он здесь, в квадрате сто на сто. Я надеюсь, ты не думаешь, что Петров с Кирей сидят где-то в кустах и хихикают, глядя, как мы с тобой тут упираемся?
- Да нет, товарищ Петров шутником не был.
- Вот именно – не был. Так и доложим. Надеюсь, док не заставит нас нырять, доставать тела Петрова с Кирей и их эксгумировать.
- Надеюсь. Ладно, пошли отсюда, а то воняет больно.
- Пошли…
к следующей главе
1 Здесь – прикреплена (морской термин)
2 Здесь капитан; некоторые бывшие российские военные, подражая своему дешёвому кумиру, Владимиру Владимировичу, так же, как он, возлюбили всё немецкое в частности, и всё евро-американское в целом