Глава 12
Капризная дама по имени Удача этой весной сопутствовала не только бывшему рабочему бывшей учебной экспедиции, Калабухову Фёдору Александровичу. В ночь с восемнадцатого на девятнадцатое мая, аккурат перед бывшим днём бывшей пионерии, повезло и Вадику с компаньонами. И всё прошло по плану, который наполовину составил бывший десантный прапор. Полного плана он составлять не стал, справедливо полагая, что на хрена зря напрягаться, если всё равно где-нибудь что-нибудь пойдёт не так, как планировалось.
Что касается девушки Тани, то со своим заданием она справилась блестяще: незаметно для своих недоброжелателей проникла на аэродром, нашла дежурный санитарный борт и договорилась с командиром о неурочном полёте в Джардан за триста долларов. Договорилась, залезла в «салон» и принялась ждать.
А Вадик пришёл в гостиницу и велел своим мухой дуть на аэродром. Но мухой не вышло, потому что между делом бывший прапор брякнул, что принял на работу этого, как его, хореографа, что ли? Случился скандал. Сергей Борисович, убитый отсрочкой вылета и замороченный какими-то упырями, которые искали Вадика, стал орать, что какой на хрен хореограф? Вадик обещал набить Фомину морду, если он не заткнётся, а немец кинулся перепрятывать заветный свёрток.
Вышли из гостиницы, в общем, авантюристы с сильным, против запланированного Вадиком, опозданием. И если бы не одно обстоятельство, давно бы на шум слетелись давешние упыри и ещё неизвестно, сколько бы ждала девушка Таня своего новоиспечённого работодателя. Однако Удача, как уже говорилось выше, сопутствовала в эту весну почти всем нашим героям. Поэтому компаньоны безболезненно разделились, Фомин с Хейнкелем отправились на аэродром, а Вадик – в известный ему гадюшник.
На этом месте его план кончался, и ему следовало импровизировать. Но импровизировать ему не пришлось так же, как раньше планировать гоп-стоп лошадиномордого бармена с последующим отъёмом паспорта девушки Тани. Дело в том, что ещё раньше на бармена с его кодлой наехали местные менты из тех, которых потом объявят оборотнями в погонах. Менты были количеством пять человек, одеты на манер беглых каторжников, а на лицах имели маски. Они положили бармена с его персоналом и случившимися в ту пору клиентами мордами на пол, связали и произвели такой быстрый и качественный шмон, после которого хоть с сумой, хоть с протянутой рукой. Но только тогда, когда удастся освободиться от пут.
Пришёл, в общем, Вадик, в бар, а там тишина. А дверь заперта. Менты заперли, чтобы кто случайно не забрёл в пострадавшее заведение и не поднял раньше времени кипеж. Ну, Вадик дверь ударом ноги вышиб, приготовил лупару для стрельбы на поражение и вошёл в помещение. А там клиенты с кой-каким персоналом мордами вниз. Ворочаются, кто матерится, кто просит развязать, а кто просится до ветру, потому что непредусмотрительно наклюкавшись пива перед тем, как их повязали.
«Ни хрена себе», - подумал Вадик при виде такой благоприятной картины и произвёл новый шмон. Он нашёл среди разбросанных на полу в хозяйском кабинете рядом с продырявленным выстрелом в упор сейфом паспорт девушки Тани, и пошёл на выход. Выходя, Вадик мстительно долбанул прикладом «ижевки» бармена, который имел неосторожность мычать через заткнутый рот и злобно зыркать на бывшего прапора.
На аэродроме Вадик появился в час ночи. Первым делом он доложился компаньонам, узнал о времени вылета – в районе двух часов – и побежал в камеру хранения. Через пять минут прибежал и попросил у немца триста долларов.
- Я ничего не понимай! – прикинулся дураком немец.
- Ща как дам в ухо! – заорал Вадик.
- Дайте ему триста долларов, - быстро перевёл слегка обеспокоенный Фомин, - а то хуже будет.
Немец тоже маленько струхнул и выдал требуемое. И Вадик опять побежал в камеру хранения. Снова он вернулся уже минут через двадцать. От него пахло спиртом, а под мышкой бывший прапор тащил какой-то мешок.
- Так мы летим или не летим? – высунулась из вертолёта Таня.
- Послушайте, а на хрена вам лететь вместе с нами?! – завёлся Фомин, учуяв запах спирта. – Возьмите у нас деньги и дуйте в свой Питер к папе с мамой с вашим продвинутым заграничным издательством.
- Во-первых, я боюсь находиться здесь, во-вторых, надо же мне завершить своё исследование? – парировала девушка.
- Какое к чёрту исследование? – не унимался Фомин. – Цель нашей экспедиции далека как от этнографии, так от журналистики!
- Ну чё ты к ней пристал? – вступился за девушку Вадик и поволок свою задницу вместе с мешком в вертолёт. – Пусть летит.
- Что, будет руководить нашим международным хором? – не удержался от иронии Сергей Борисович, и тоже засунулся в отворённый бортовой люк.
- Зачем? – не понял юмора дубовый бывший прапор, брякаясь на носилки. – Будет кашеварить, ну и постирушка кой-какая предвидится.
- Я вам ничего стирать не собираюсь, - отрезала Таня снаружи, - я не для этого пять лет в университете училась.
- Господа! Господа! – раздался голос пилота. – Прошу занять места, сейчас вылетаем.
Немец галантно помог Тане подняться в вертолёт и вежливо сказал:
- Я есть восторг от русский природа унд девушки его населяйтш.
- Данке, - улыбнулась Таня и села на место санитара рядом с Фоминым. Немец пристроился на носилках возле Вадика.
- Я вам давать триста доллар, а вы один выпивать шнапс?
- Не шнапс, а шило, - огрызнулся Вадик, - и не пить, а обмывать. Вот это видел?
Бывший десантный прапор вытряхнул из мешка какой-то прибор, отделил от него наушники, микрофон, телескопическую антенну и популярно объяснил:
- Полевой акустик, во! ПНАН-90 называется.
- Вас?
Фомин перевёл и одобрительно хлопнул Вадика по спине: бывший пограничник понял, зачем им может пригодиться «акустик». Одного он не мог понять: как и где Вадик раздобыл такой полезный прибор?
- Где взял? – озвучил он своё непонимание.
- Да в камере хранения бывшего сослуживца встретил. Ну, он мне и предложи этот «акустик». Ванька его из Чечни приволок, потому что контракт на исходе, а жить надо.
- Ясно.
В это время на борт поднялись пилот с радистом.
- Один час после полночь сорок восемь минут, - пунктуально доложил немец, в сотый раз проверяя заветный пакет с твёрдой наличкой.
- Я, между прочим, так и не поняла: какова цель вашей экспедиции? – подала голос Таня. – И кто всё-таки у вас главный?
- Он, - ткнул пальцем в Вадика Фомин. – Учёное звание – старший прапорщик запаса. Должность – доцент кафедры прикладного мордобоя.
- Очень интересно. А цель вашей экспедиции?
- Лучше расскажите мне о своей. Что вы тут всё-таки собирались или всё ещё собираетесь исследовать?
- Я собиралась исследовать предпосылки возникновения одной этнической легенды и проверить подтверждение теории заимствования сюжетов Бенфея, - словоохотливо сообщила Таня.
- Кого-кого? – не понял Фомин.
- Ну, Бенфея. Он утверждал, что многие легенды, предания и сказки повторяют друг друга. Причём на таких географически отдалённых территориях, как, скажем, Бенгалия и Карелия, Боливия и Новая Зеландия, Мексика и Якутия.
- Очень интересно! – фальшиво восхитился Фомин. В это время пилот включил генератор. В вертолёте негромко зажужжало.
- Все на месте? – спросил радист, закрыл бортовой люк и убрался в рубку.
- Так вот, - чуть повысила голос Таня, - в Мексике, в горной долине Матеуала бытует легенда о Серебряном Драконе и его детях серебряных скорпионах. А в Якутии есть аналогичная легенда о Золотом Идоле и золотых змеях.
- Что?! – ахнул Фомин и присовокупил к вопросительному местоимению некое крепкое выражение, однако генератор «раскрутился» и в вертолёте загрохотало так, что никакого крепкого выражения Таня не услышала.
Летели чуть больше двух часов. Вадик угостил немца шилом, и они стали вместе петь песню про есаула, который пропил коня, потому что пристрелить не поднялась рука. А Фомин первые десять минут полёта пялился на проплывающую под условным крылом МИ-8 тундру. Вертолёт шёл на небольшой высоте, и ночные полярные сумерки позволяли бывшему учителю бывшей советской географии разглядеть сеть рек и речушек, окна озёр, редколесье и каменные россыпи. Потом Фомин таки переварил старика Бенфея, придумавшего не только заимствование сюжетов, но и такую удивительную встречу при стечении совершенно невероятных обстоятельств таких разных людей в теме одного Золотого Идола, и принялся осторожно пытать девушку Таню дальше. И узнал, что она ещё и наполовину якутка, а мать её – дочь известного при жизни шамана. А отец её – матёрый в советские времена якутовед профессор Мосякин. Дочь пошла по стопам папы, выучилась в университете, работала в какой-то этнографической лаборатории, и так как знала четыре языка (и якутский в том числе), то в современные времена подвизалась в журналистике. Она писала на финском, русском и английском на тему структурализации фольклора народов Русского Севера и Восточной Сибири, и её статьи, содержащие и смелый анализ, и поиск лингвистических аналогий, пользовались стабильным успехом. Недавно она познакомилась с последним трудом одного мексиканского коллеги о Серебряном Драконе, вспомнила сказку о Золотом Идоле и решила прогуляться на историческую родину.
«Нет, надо же, - не переставал удивляться Фомин, - какая удача. Внучка шамана и якутский язык знает».
Да, удача авантюристам подвалила немалая, поскольку девушка Таня не только знала якутский, но слышала от своего деда о том, как посвящённые якуты-жрецы испокон веку носили Идолу подарки в виде золотых самородков и даже алмазов. И находили путь к своему местному божеству по какой-то особенной примете…
На этом рассказ Тани прервался. Вертолёт упал на Джарданскую взлётку. Авантюристы, пьяный Вадик, пьяный немец, заинтригованный Фомин и девушка Таня, сошли на бетон и стали прикидывать, что делать дальше.
- Дадим им ещё триста долларов и пусть везут до Черы! – вопил Вадик.
- Дурак! А конкуренты? – упирался Фомин. – Если они уже на месте, обязательно услышат наш вертолёт!
- Ребята, какие конкуренты? – спрашивала Таня.
Немец в это время молча таращился на какую-то огромную тускло мерцающую за металлической сеткой ограждения аэродрома в свете ночных фонарей кучу. Куча эта была самой большой в Восточной Сибири свалкой вино-водочной тары, а наивный немец, наслышанный о несметных богатствах Сибири, всерьёз подумывал спросить Фомина, а не алмазы ли это?
- Про конкурентов я тебе позже объясню, - пообещал Тане Фомин.
На аэродроме пришлось торчать до утра. Потом, когда проснулись первые Джарданские извозчики, компаньоны поехали к ближайшему стойбищу и быстро с помощью Тани договорились с тремя якутами. Те погрузили на одни нарты кожаный каяк, на другие – вещи компаньонов, расселись сами вперемешку с «туристами» и отправились в путь. Прибыв в заданный квадрат, якуты спустили на воду каяк и переправили на левый берег вздувшейся Черы свою землячку и трёх её спутников. Фомин выдал местным гонорар, и якуты отвалили.
- Ну, ты, конспиратор хренов, - бузил Вадик, - уж на якутах могли бы доплыть хотя бы до бывшего учебного лагеря.
- Ребята, к чему такая секретность? – не отставала со своим интересом Таня.
- Колосаль! – восторгался жизнерадостный немец.
- Ничего, сами справимся, - упрямо гнул своё Фомин. Он достал старенький секстант, и, сверяясь с часами, более точно определил своё настоящее местонахождение в градусах, минутах и даже секундах.
- Чё это за бабушкин горшок? – продолжал свою нудню Вадик. – Теперь все нормальные люди пользуются портативными спутниковыми навигаторами.
- Нормальные люди по ночам из Москвы от бандитов не подрывают, - возражал Фомин. – А ненормальным по ночам не до покупки портативных навигаторов. К тому же, нам могли подсунуть под горячую руку какую-нибудь китайскую куклу, с которой мы ещё наплакались бы. А секстант у меня свой, испытанный…
- Ребята, какие бандиты? – плачущим голосом доставала Таня.
- Зерр гут! – озирался по сторонам немец.
- Ну, всё, хватит прохлаждаться! – скомандовал Фомин и выпростал из большой спекулянтской сумки надувной плотик. Он знал жизнь не по приключенческим романам, поэтому, отправляясь в путешествие по территории, изобилующей водными путями, исключил возможность передвижения по ним с помощью подручного плота из сваленных стволов не то пихт, не то лиственниц.
- Я плавать не умею, - предупредил Фомина Вадик.
- Ври больше!
- Мы будем путешествовать вода?
- Ребята, одолжите мне куртку с капюшоном!
- На, пользуйся!
- Вадик, помоги перетащить вещи на плотик!
- Фриц! Взял по рюкзаку в руки и шнеллер!
- Я не есть Фриц.
До бывшего учебного лагеря добирались двенадцать часов с небольшим. Где шли водой на шестах, где берегом на манер бурлаков. В нескольких местах пришлось форсировать раздавшиеся по весне притоки. Два раза путники делали небольшие привалы, во время которых Фомин сверялся с секстантом и часами. А тренированный Вадик, не сбиваясь с дыхания, успел по дороге и во время привалов рассказать девушке Тане почти обо всех своих военных подвигах и одновременно научил немца трём матерным частушкам. И, когда подходили к искомой координате, Гансйорг во всю распевал:
- Как по Вольге речке,
Плили три дощечки,
Йех, йоб тфаю мат,
Плили три доски!
Обустройством базового лагеря занимался Вадик. Он поставил палатку, соорудил из камней очаг и даже вырыл для немца специальную яму. Возле ямы Вадик воткнул ошкуренный заостренный кол, выпросил у Фомина лист бумаги и на бумаге написал: «Ватерклозет платный, пять долларов за вход».
- Слышь, Фриц, ватерклозет! – заорал бывший прапор, любуясь на творение своих рук.
- О, йа, данке, - отозвался Гансйорг, устроившийся с устатку на груде вещей вповалку между Фоминым и Таней.
- Чё данке, чё данке? Гони пять долларов!
- Вадик, как ты достал…
- Я вот ещё насчёт палатки не всё сказал, - не унимался бывший десантный прапор. – Она ведь двухместная. Ну, втроем ещё так-сяк поместимся, но вчетвером… Так что придётся Татьяну по очереди или под немца класть, или под меня, или под Фому.
- Очень смешно…
- Вас-вас?
После отдыха, во время которого неутомимый Вадик продолжал по-всякому развлекать своих попутчиков, компаньоны устроили ужин. Утолив первый голод, принялись за беседу. И так, слово за слово, застольная беседа перетекла в некое производственное совещание. Фомин выступил с краткой обзорной речью, поведал предысторию о реакции мафии после обнаружения пропажи архивной папки, а заодно посетовал на незнакомство с главным инициатором конкурентной деятельности. Под главным инициатором Сергей Борисович, любивший говорить иногда заумно витиевато, имел в виду неизвестного убийцу (или организатора убийств) Андрея Степанова, одного геологического рабочего и Василия Протасова. Этого убийцу бывший учитель предположил в связи с щетинистыми мафиози, а затем упомянул о причине, подвигнувшей троицу линять из Москвы так срочно, как можно. В конце речи Фомин выдал приятелям весть о том, что у них с Таней, оказывается, почти общий интерес. То есть, она приехала сюда в поисках материала для научной статьи о Золотом Идоле, а они – компаньоны – приехали сюда в поисках самого божества. При этом Таня планировала путешествовать в обществе своих земляков, авантюристам же – в силу суеверности вышеупомянутых земляков – их общество в процессе изысканий известно кого не светило.
- Так вы ищете Золотого Идола? – наконец-то прозрела Таня, дочь известного в своих кругах матёрого советского якутоведа.
- Увы, - развёл длинными руками Фомин. – А вы что думали?
- Да всё, что угодно. Я даже допускала, что вы искатели сокровищ, но не думала, что вы собираетесь искать их на склонах Дачар-Джанга. Я ещё удивилась: зачем вы отпустили проводников? Нет, ребята, нам с вами не по пути.
- Это ещё почему? – удивился Вадик. Таню он так просто отпускать не собирался, потому что имел на неё свои конкретные безыскусные виды.
- Вы что, дураки? – возмутилась Таня. – Ведь никто, кто нашёл золото на Дачар-Джанге, не остался в живых.
- Предрассудки, - возразил Фомин. – И вы сейчас говорите, как внучка шамана.
- Не умно! Кстати, я так и не поняла: какая связь между учебной экспедицией более чем двадцатилетней давности и сегодняшней московской мафией?
- Я и сам не всё понимаю, - честно признался Фомин, - но предполагаю, что тот, кто убил сначала Степанова с рабочим, а потом и Протасова, ничего тогда толком не узнал. Он или припрятал, или реализовал золото Степанова и затих на двадцать лет. Потом он как-то скооперировался с мафиози, которые отняли подвал у Гансйорга. И каким-то образом узнал о пропаже известной папки. Поинтересовался по каталогу о содержимом, выяснил координаты и начал действовать. Я так думаю…
Думая так, Сергей Борисович очень сильно сомневался. К тому же он сам очень мало знал, но был почти уверен в том, что убийца, позже связавшийся с московской щетинистой мафией, сам когда-то являлся членом учебной экспедиции, из которой не вернулся Андрей Степанов. Вопрос – кто же этот убийца – оставался открытым для Сергея Борисовича даже предположительно. Ведь он успел познакомиться только с одним Коробко. Но тот не тянул ни на убийцу, ни на процветающего мафиози.
- Я половина ничего не понимайт, - выступил со своей партией немец.
- Тренируйся, - посоветовал Вадик.
- Вас?
- Слушай, а чего ты всё-таки не хочешь с нами дальше? – наехал на Таню Вадик и даже подсел к ней, норовя взять её за аппетитный зад.
- Отвали! – отпихнулась от Вадика Таня. За время вынужденной работы в качестве путаны ей опротивели все мужики без исключения.
- Да, действительно! – поддержал приятеля Фомин и принялся со знанием дела промывать дочери матёрого якутоведа мозги. Напирая на тот факт, что куда она теперь, когда проводники отвалили, денется. И аргументируя тем, что отсюда до ближайшего цивилизованного жилья не менее трёхсот вёрст.
- Вот именно, - встрял Вадик и попытался взять Таню, что называется, за вымя. Однако получил по лицу, не обиделся и продолжил: - В общем, давай с нами. Фигли тебе на каких-то издателей горбатиться?
- Да я и не горбачусь, - пожала плечами мадмуазель Мосякина.
- Не важно! Всё равно хуже, чем жить на дивиденды от найденного золота. А если там ещё и алмазы есть…
Вадик аж зажмурился, как будто уже нашёл и золото, и алмазы, и какие-то таинственные дивиденды.
- Кстати, - снова заговорил Фомин и вопросительно посмотрел на Таню, - об алмазах я впервые услышал от вас. Студент, во всяком случае, о них не упоминал.
- Ваш студент их просто не нашёл. Наша легенда гласит: жрец должен накормить Идола более дорогой пищей, нежели плоть божества. В противном случае последний не благословит жреца и не выпустит из своего капища. Очевидно, в глыбе золота под вывеской Идола есть какое-нибудь ритуальное отверстие, куда вот уже третье столетие складывают алмазы и самородки.
- Ух, ты! – потёр руки Вадик.
- Я ничего не понимайт! – плачущим голосом напомнил о себе немец. – Где есть алмаз? Что есть глыб золота?
- Хенде хох! – рявкнул Вадик и показал немцу кулак.
- Только мне непонятно, почему молва об алмазах вашего Идола не распространилась по округе так же, как молва о его золоте? – спросил Фомин, не обращая внимания на спонсора.
- Ну, если это не дошло до вас, не значит, что об алмазах никто не слышал, - пожала плечами Таня. – Лично мне мой дед рассказывал несколько случаев, когда белые люди по следам какого-нибудь посвящённого жреца проникали на территорию Дачар-Джанга, даже находили Золотого Идола и даже брали у него алмазы. Но после этого погибали все: и оплошавший жрец, и авантюристы. При этом погибали невдалеке от самого Идола. И вообще, Дачар-Джанг – это одна большая братская могила. И как оттуда выбрался Степанов, я ума не приложу…
- Бог с ним, со Степановым, – нетерпеливо возразил Фомин. - Вы лучше мне скажите: откуда об этих случаях с искателями алмазов было знать вашему деду? Если все погибали?
- Понятия не имею. Но я ему верю.
- Да, а что там о специальной примете?
- Господи! Зачем я с вами связалась?!
- Колись, скво! – рявкнул Вадик.
- Дурак!
- Так вы скажете нам о примете?
- Да вам она всё равно ни черта не даст! Я сама не понимаю, о чём эта примета…
- Вы скажите, а мы разберёмся!
- В общем, перевод с якутского на русский такой… аллегория какая-то, что ли…
- Ну?!
- Надо найти говорящий родник у входа в жилище духа Джа и ждать четвёртого сына северного ветра.
- Что?!
- Ну, мать твою!
- Вас?
- А я предупреждала!
Краткие возгласы мягко прозвучали в таёжной тишине, усугублённой наступлением вечернего покоя для весенних птах и прочего зверья. Затем в беседе отдыхающих наступило затишье, и Вадик навострил уши.
- Тихо! – скомандовал он. – По Чере кто-то плывёт!
- Какого хрена? – всполошился Фомин.
- Вас? – спросил немец. Сергей Борисович перевёл.
- Пойти, посмотреть? – спросил Вадик, встал, подхватил погон с «ижевкой» и направился к берегу.
- Я с тобой, - подхватился Фомин, - а вы сидите здесь и не высовывайтесь.
Недалеко от лагеря имелась удобная возвышенность, песчаным уступом опускающаяся в Черу. Сейчас, в весеннее половодье, уступ затопило на две трети, и если бы кто проплыл под кустом на вершине уступа, где спрятались Вадик с Фоминым, до них можно было бы почти рукой достать. Или снять выстрелом из гладкоствольного охотничьего ружья, прицельно стреляющего метров тридцать, не больше.
- Кого хрен несёт? – шёпотом спросил Фомин.
- Сейчас посмотрим, - пообещал Вадик, с любовью дыша на то, что охотники называют прицелом.
В это время из-за своеобразного речного поворота, образованного излучиной реки вокруг мощной столовой горы с почти отвесными стенами, показалась вёсельная будара, и голоса, скрадываемые природным препятствием раньше, зазвучали в вечерней таёжной тишине доходчиво и звонко. Голосили какие-то странные личности, помещающиеся в судне, а само судно едва ползло вверх по Чере за счёт усилий четверых, помимо странных личностей, якутов.
- Гей, жопы узкоглазые, швидчей греби!
- Трэба було на моторе идти!
- Так грошей нэма бензин скуплять!
- Эх, земляки! Со мной, бля, не пропадёте!
Сергей Борисович посмотрел на Удманцева, тот посмотрел на Фомина. Оба одновременно пожали плечами и остались лежать под кустом, наблюдая речных туристов, никаким боком не смахивающих на грозных конкурентов.
А те, давешние молдавские хохлы, не обменяв-таки черешню на золото, но продав его за нормальные деньги, решили поискать золото сами. А так как они где-то услышали байку про Золотого Идола, то к нему они и намылились. Надо сказать, хохлы прилетели в Жиганск к одному своему земляку, но тот наотрез отказался сопровождать их на Дачар-Джанг. Но сосватал им проводника, брата своей русской жены, безработного забулдыгу. Тот взялся за дело рьяно, вытребовал себе гонорар – две бутылки водки в день – и экспедиция началась. Хохлы с помощью забулдыги наняли якутов за полсумки нереализованной черешни, и те подрядились доставить «туристов» только до впадения некоего ручья Ойун, то есть, не доходя границы Дачар-Джанга километров пять. Как будут справляться хохлы дальше, они не задумывались, потому что уж очень их хотелось золота. К тому же русский родственник их земляка им здорово подгадил: чего, дескать, бояться? Ведь что им всем нынешняя жизнь, которая полное дерьмо есть? А если повезёт с золотом, про которое издавна бают, будто его у Идола видимо-невидимо, то новая жизнь будет сплошной шоколад с икрой паюсной, шампанским, девочками и процентами в Швейцарском банке в придачу.
В общем, русский родственник знал, что у хохлов, которые сами были не дураки выпить, целых две двадцатилитровые канистры водки. Поэтому ему – родственнику – теперь годились любые приёмы, с помощью которых он мог находиться при этой водке, чем дольше, тем лучше. А ещё лучше до самого её окончания.
к следующей главе
1 Вадик перепутал этнографа с хореографом
2 Питьевой спирт, неологизм
3 В описываемые времена мобильные телефоны с встроенными навигаторами были большой и очень дорогой редкостью
4 Одна пихта и одна лиственница вообще не плывут, а только в связке с другими деревьями