ДЗ Литмастерской, НЛО Н.Бодров
Ничего случайного
(поток сознания)
Ничего случайного. Происходит все, что и должно происходить. Актеры покидают труппу, чтобы сыграть в другом театре. Новички приходят с подписанным заявлением о приёме. И эти нервные срывы кем-то уже давно-давно задуманы. И предназначены именно тебе. Я не сказал слово Бог, а впрочем, важна ли разница в терминологии? Мировой порядок вещей предопределил потери. Предопределил предательство и вероломство. Лоскуточки радости. Бесконечные рулоны скуки. И кто-то, оказавшийся рядом уже давно подобран тебе, послан тебе и воодушевлен тобою именно для того, чтобы выполнить свою роль - задеть невидимые душевные струны. Струны звучат. В мажоре ли, в миноре. Но они звучат именно так, как полагается по композиции. Ап! Занавес! Мизансцена. И ты на переднем плане. Играй! Импровизируй! И ты думаешь, что ведешь свою партию. И именно так должно быть. Ты думаешь, что это выбор. А на самом деле это кому-то хочется, чтобы ты думал, что делаешь выбор. Ты чувствуешь дружеское рукопожатие. Похлопывание по плечу. Но эта дрожь в голосе, эти расширенные зрачки… Как это мило! И как вдохновляет, что ты это делаешь по разнарядке. Принял за чистую монету и дрожишь…голосом. Расширяешься зрачками. Водопады обрушиваются на тебя. Брызги летят во все стороны. Но это декорации. Это вчера установили. И усы накладные обвисли. И фанерная ёлка на заднем плане упала. Но многое ещё впереди. Многое. И это только кажется, что спектакль затянулся. Даже если провал – его хочется длить и длить. Продолжать, тянуть кудель слов, череду образов. Образы как привидения облекаются словами, смыслом, плотью. О, если б вы только знали, как мы неодиноки во Вселенной, но как одинок каждый из нас! Одно перетекает в другое. Первый становится последним. Занимает бесконечную очередь. Расталкивает других локтями. И с воплями «Я здесь с вечера занимал!» минует контролёра, которого нет. И вот уже ты не можешь ответить на рукопожатие. Пуст пятипалый контур руки. Пуст и прозрачен до сквозняка со шторой, горизонтально к полу контур, который вот только что был собеседником. Только что облекался, говорил с тобой, спорил. Но удивительная штука - рукоплещет зал. Или это только мнится, что рукоплещет? Или это только кажется, что зал. Это ж пустыня. И ты стоишь один посреди безмолвия. Пустота, даже вакуум, в котором ни одной живой мысли. Ни одного образа. Хоть этот бархан и находится на центральной городской магистрали. Хоть и несутся сквозь тебя красивые машины, даже не задевая твоего сердца. Ни выхлопами, ни ругательствами водителей. Ни звоном разбитого стекла. Ни осколками фар, брызнувшими в лицо. Муравьиная автотропа проходит через твой мозг. И ты сам, сжимаясь в квазарном коллапсе втягиваешься, вливаешься, сочетаешься со многими. Волосы галактики свиваются в спираль. Но нет многих. Нет ни одного. И даже если есть один или два – они неодушествлены. Им еще не выдали текст. Не сняли их телесные оболочки с плечиков. Не придумали в прошлом ли. В будущем ли момент, когда мозаика побуждений заставит вас комбинировать вместе. Импровизировать по заданной канве. Создавать ситуации и находить их развязки… Но что в мире? В мире сходит снег… Гляньте - первые ряды партера совсем оголились и робкие зеленые побеги кувшинок пробиваются на зеркальной поверхности кресел. Солнышко. Его невозможно сыграть. Поймите, не Солнце! Солнышко! Нечто совсем другое! Даже слепой, ты его почувствуешь. Оно в зрительном зале. Или его нет вовсе. И никто даже не знает, что это такое - желтый плазменный шар, который сгорая, дает жизнь другим. А кому? И нужно ли одушевление неодушевлённому? Кто спросил черепаху, хотела ли она остаться камнем, или так с лапками ей лучше? Ни один заслуженный не сможет сыграть скалу. Ни один народный не сможет сыграть народ. Ни один талантливый не сможет блеснуть перевоплощением в предлог. А уж словосочетания народ на скале- скла народного гнева, народное вече у скалы. Под скалой. Все эти «у-в-на- под-возле». Но предлог есть. И все его знают. И понимают, кто с болью, кто с ликованием, кто равнодушно, что предлог- это объектив. Вспышка протуберанца. Что без предлога рушится всё. Фраза, годами заученная…прочувствованная, скомкается, скукожится и вылетит мятой птицей дирижерского фрака из оркестровой ямы! Снесите крышу! Сорвите крышу! Столкните крышу! Эти звуки должны литься вверх! В небо! В лучи навстречу! Их должен слышать вакуум, болеющий собственным одиночеством. несуществованием. Ненаполненностью хоть чем- нибудь. Умирающий от никомуненужности. Гаснущий от неотданной нежности. Бережности проистекающей от брошенности. Осмысленности, котороую некому осмысливать. От необоснованности пребывания пустоты в мире. В пустыне, где лишь ветер может шептать из суфлерской ракушки бессмысленные подсказки. Чужие реплики из совсем другой пьесы.
Ты один. Ты забыл свою роль. Ты сыграл уже давно. Или тебе еще только предстоит. Но это ничего не значит. Поскольку числительное - есть существительное. То есть существенное. То есть такое, которое является сутью. Смыслом. Обоснованием превращения нуля в иное. Небесная Люстра гаснет. Разбита бутафорская посуда из папье-маше. Резиновые куски бутылок, стаканов, фужеров и кувшинов дзынькают по ступенчатым подмосткам. Пластмассовые фрукты катятся под несуществующие ноги. Но слышите? Аплодисменты! Или за то, что было. Или за то, что будет. В нашем театре нет крыши. И все мы блестим осколками прежних жизней в тающих сугробах. Истекая зимой. Истончаясь недольдинками февралей. Прогреваясь софитами пояса Ориона. И поблескивая, посверкивая, поигрывая. Бликуя. Вспыхивая. Поскольку все мы – стекляшки на весеннем солнышке.
25.05.13