Иду с Шандыни. Последние годы замечаю, как тяжело дается мне этот маршрут. Вообще-то маршрутик этот не из легких, объективно. Надо бы срубить избу где-то посередине путика, всё было бы легче, но всё никак не соберусь. Старею что ли?
Часов в 15, спускался уже к реке Кандату, до центральной избы оставалось не более 14 км, услыхал вертолет. Вертолет, судя по звуку, шёл на мою избу. Звук стал затихать, потом слышу, опять зарокотал на меня, как будто вернулся назад. Как-то тоскливо стало на душе! Ну, очень захотелось домой!.... Потом подумал: «А что это я разволновался? Площадка для посадки вертолёта у меня вытоптана, часть шмоток уже лежит на площадке. Видимость отличная, вертолётчики увидали мои вещи, убедились, что площадка для посадки готова, сделал там у меня круг и вертолет полетел дальше.
Тогда еще у охотников раций не было, поэтому была договоренность, что летчики, пролетая мимо, осматривали наши «аэродромы». Если площадка вытоптана и шмотки лежат, значит, охотник готов к вылету. Они сообщали в промхоз, кто готов и промхоз оплачивал вывозку промысловика.
Летчики завтра сообщат в промхоз, что вещи мои на площадке, что я готов к вылету домой и, конец сезона! Подумал так, и даже шлепать по лыжне стало как-то веселее. Да я уже и не шлёпал, я летел по лыжне! Ой, как я вдруг обрадовался! И радостно стало на душе! Вот так всегда - весь сезон спокоен, а как дело к самой вывозке подходит, радость так и прет из меня! Было бы хоть с кем поделиться радостью! Кричу собаке: «Дина, домой, домой! Она как будто понимает, крутится под ногами юлой, чувствует моё настроение и из неё тоже попёрла радость! Погода отличная, всего-то 15-20 градусов, лыжня хорошая. Иди да иди! Пролетел и не заметил как весь путь, а там, в избе, почти всё готово к вылету.
Все что вывозить домой, запаковываю в кули. Грузу набирается много. Остатки продуктов, которые не испортятся, поднимаю в лабаз, с этими продуктами ничего не сделается, на следующий сезон с собой меньше везти. В избушке только пушнина, в сенях мясо, крученый фарш, запечатанный в эмалированные ведра с крышками. Четыре ведра. Да свежемороженой рыбы четыре куля. Куль для вертолетчиков, пусть порадуются вместе со мной. Лерочкин заказ, пихточка на Новый год запечатана в матрацовку и три палки привязаны по длине, чтоб не сломалась. Красивая, аж жуть! Можно ставить без игрушек.
По приёмнику поймал сводку погоды, диктор Красноярского радио, Колесников, обещает плохую погоду. Теперь, погода на завтра меня не очень беспокоит. Пока свяжутся вертолётчики с промхозом, пока проплатят, пока у летчиков выпадет в эту сторону задание…. . Значит, времени у меня есть ещё дня три-четыре. Главное, к Новому году буду дома.
Уйду завтра по Кандату. Остался один коротенький непроверенный путик, над Кандатом. В одну сторону не более двадцати км. Вниз пойду по одному берегу, а вверх, на обратном пути, пройду по другому. На обратном пути, как перейду Кандат, до моей избушки останется не более 15-17 км, там уже вообще капканов нет. Собаку возьму с собой. Сложностей никаких нет. Дело привычное, а главное завершается сезон! Приятно! Думы только о доме! О любимых!
Утром ушёл рано. По этой стороне Кандата капканов мало, несколько очепов и две кулемки. Дина недалеко от лыжни лаяла на белочку, я не останавливаюсь, она её облаяла и быстро бросила. Собака тоже чувствует, что мне не до белочки, видит, что вещи на площадке, значит скоро домой! Смотрю, по следу, она по лыжне, как по асфальту шпарит, перестала сворачивать с лыжни. Только в местах, где лыжня расходится, останавливается и смотрит на меня. Я махну рукой, в какую сторону идем и она, на развилке, бежит туда, куда мне идти. Лайка, умница!
На одном очепе попался соболь. Нестационарные капканы снимаю и привязываю к очепам. Все сделал, по льду перешёл Кандат. Хотел закрыть кулемку, но обратил внимание, что вокруг очень много соболинных следов. След крупный, соболь всё вокруг истоптал, а на кулемку не пошёл. Кажется, сильно любопытный и сильно умный. К кулемке обычно подваливаешь брёвнышко, чтобы в нужном месте соболю было удобно заскочить на кулемку. Он возле этого брёвнышка крутился - крутился, а на него не пошёл. Да еще около него большую кучу помёта оставил. Я этот факт всегда воспринимаю, как оскорбление охотника и вызов померяться смекалкой. Как бы в ответ на этот вызов я между его кучей и брёвнышком замаскировал капкан. Если много снега не выпадет, он все равно ночью, или утром сюда придет снова.
Промысловику десяток верст - не расстояние. Пришли в избу, никаких больших и срочных дел. Поели, повалялись. Еще кое-что прибрал. Все уже делается неспешно, умно. Составил список того, что закрыл в лабаз, чтоб на следующий год меньше брать. Супы сухие, крупы, пятилитровую канистрочку с постным маслом, мешочек сухарей да две банки сгущенки запечатал в железную бочку под кедром. Это для случайного путника, если кто забредёт по несчастью. Очень редко такое бывает, но бывает. На видном месте оставляю два письма, где что лежит. Спички, бинт, йод, зеленку тоже на всякий случай оставляю.
К вечеру, чуть-чуть покрапал снежок. Завтра остаток груза унесу на «аэродром». Приготовлю бересту и лапник пихты, для дымового костра. Как услышу вертолет, сразу поджигаю. От пихты сильный дым. По нему летчики определяют в какую сторону дует ветер и как садиться. Ну, одним словом остались приятные хлопоты. А сам-то? Ну, весь дома! Ларисонька! Лерочка! Ой, да что говорить, душа рвётся домой!
Утром на «аэродроме» смёл с вещей снежок. Крест на крест, потоптался по «летному полю». Недалеко в тайнике храню незаконное оружие, здесь же и боезапас, всё в масле, в сухом месте. Удобно, осенью вертолет улетает, ты идёшь к тайнику, достаешь то, что тебе надо. Вертолет еще видно, а ты уже в полной боевой готовности. Вот и сейчас, что надо уложил до следующего сезона. Замаскировал, отошёл от тайника, и таяком свои следы снегом забросал. Так маскируешь, что даже соболь не поймет, что тут был человек.
Как мне нравятся эти сборы! Уже все сделано. Иду на избу. Поедим с Динулей, потом у нее отдых, а у меня «политзанятия», слушаю лежа «Маяк». Завтра утром быстренько сбегаем до той кулемки с капканом, который я поставил на хитрого, любопытного, оскорбившего меня соболя. Даже если вертолёт специально за мной прилетит, то не раньше 12-13 часов. А мне только до капкана и обратно, к этому времени буду в избе. Но вообще-то завтра появление вертолёта маловероятно.
Утром только-только стало мушку на стволе видно, а я уже подходил к капкану. По Дининому рыку понял, соболь попался! Шкурка его уже и не очень нужна, ничего она не решает, но в принципе, как ответ на вызов - приятно, я ведь промысловик-охотник со стажем! Ну и, наверное, какой-то азарт имеет место – кто кого перехитрит. Сейчас я, наверное, чувствую себя, как Дерсу Узала — нанайский охотник, проводник Владимира Арсеньева во время его путешествий по Уссурийскому краю, ставший главным героем его книг. Или, как Зверобой из книжек Фенимора Купера.
Динка тоже очень рада! Чувствует, наверное, тоже, что этот прощальный капкан был поставлен из принципа. Настроение ещё лучше, прямо какой-то праздник в душе!
Бегу через Кандат бегом, тут течение быстрое, лёд тонкий, надо спешить. До берега оставалось метров пятнадцать, когда подо мной треснул лед, треснул как-то по кругу и очень уж внезапно. Я инстинктивно выбрасываю далеко вперёд одну лыжу, чтобы переступить на целый лед, но не получилось. Лёд подо мной раскололся на десяток частей, и я оказался в воде. Это произошло настолько быстро, так неожиданно, что я не успел даже снять ружье, не сделал даже попытки снять рюкзак. Я в воде по пояс, со страшной силой меня тянет течением под лед. Я начал крутить ногами, чтоб сбросить лыжи, но ничего не смог сделать. Рюкзак тянуло тоже под лед, поэтому меня начало разворачивать и я оказался боком к течению. Пытаюсь зацепиться за кромку льда – не получается. Дотянусь, а лед, за который я пытаюсь ухватиться, ломается и меня все сильней затягивает под лёд.
Сейчас вспоминаю, что холода я тогда не чувствовал. И как пишут в книжках, так и у меня - вся жизнь от детского сада, до того утра, пролетела в голове в доли секунды. И ещё помню, была такая обидная мысль, что кто-нибудь из врагов может сказать про меня: «Туда ему и дорога». И уж совсем некстати промелькнула совсем уж неуместная мысль: «До чего женщины красивы!»
Меня тянуло под лёд, я искал опору на дне и не находил… . И вдруг я увидел Дину. По льду она осторожно, на полусогнутых лапах подползала ко мне. Увидев это, я, как мне сейчас кажется, дико и властно зарычал: «Ко мне!» Она подползла ещё ближе. Появление рядом Дины придало, видимо, мне силы и я, рванувшись вперёд, дотянулся до неё и схватил ее за бок, за шкуру. И тут же она потянула меня на себя, не прямо, а чуть в сторону. Я даже не думал в тот момент, что я могу просто затащить её к себе в полынью. Эта дополнительная опора, которую мне обеспечила Дина, и появившаяся надежда на спасение здорово мне помогли. Страшно мешали лыжи, ружьё и рюкзак, но я медленно, с остановками, сантиметр за сантиметром, всё больше выползал на лёд, вцепившись намертво за шкуру собаки. И, наконец, я лёг животом на лёд. Ещё наше с Диной общее усилие и я полностью на льду. Не вставая, пополз к берегу.
На берегу скинул лыжи, ружье, рюкзак, его лямки на груди, оказывается, были связаны. В воде я бы его и не скинул. Куртка и брюки стояли колом, уже успели замерзнуть. В полу куртки у меня всегда зашито (на живульку) несколько маленьких герметичных целлофановых пакетиков. В них спички, три патрона, бинт и зеленка. Вспомнил Кошурникова, как он писал в дневнике: «Пишу, наверное, последний раз...». И я подумал: «Если спички намокли, надо удобно сесть и так замерзнуть». Пальцы уже не гнутся, кое-как достал пакет из полы куртки. Хорошо, что нитки тонкие. Почему-то почувствовал сильный голод. Ни боли, ни страха не чувствовал, какое–то полное безразличие и всё делаешь на автомате. Одна мысль - надо присесть.
Еле- еле зубами разорвал пакет. Пальцы не гнуться, но как-то коробок со спичками всё же достал, взял в руку. Сейчас вспоминаю, что тогда даже до меня не дошло, - сухие они, или мокрые. А еще надо было чиркнуть спичкой по коробку. Как сжимал коробок, как чиркал и как держал эту тонюсенькую спичку негнущимися пальцами, не помню. А что чувствовал я тогда, могут понять только те, кто чиркал о коробок спичкой, от которой зависела вся его жизнь. Быть или не быть! Помню только, как она вспыхнула!
Откуда-то взялось соображение, вспомнил, что на толстых кедрах, от самой земли, на стволах есть засохшие, тонкие как спички, сухие и смолистые веточки. Рукой, как сачком, снизу вверх провёл и полная горсть этих веточек. Спичку только поднёс до кучки, а она, как порох, вспыхнула. Ещё раз провёл – ещё горсть. На спасительный, маленький костерок надежды положил такие же смолистые веточки с палец толщиной. Они тоже вспыхнули! Это уже был костерок спасения. И я заорал, подбадривая себя, воодушевлённый этим успехом. Я орал что-то несуразное про старуху с косой, что я плюю на неё, что у неё ничего не вышло и не выйдет и пусть она идёт себе по добру по-здорову с моей дороги!
Тяжело постанывая, развел два хороших костра. Встал между ними и разделся до гола. Как мне показалось, очень долго крутил одежду возле костра, сам крутился, одежда оттаяла, нагрелась, но, конечно, не высохла. Быстро-быстро надеваю горячую ещё одежду на себя, протираю и одеваю лыжи и бегу к избе.
Уже и голода никакого не чувствовал и силы откуда взялись, но к 12 часам был на избе.
Береста и сухие дрова всегда в избушке есть. Затопил печь, поставил чайник. На пол-литровую кружку кипятка положил полкружки малинового варенья. Стандарт аспирина в рот и сидел, запивал кипятком с малиной, потом повторил процедуру и завалился в постель. Укрылся, уложил сверху на себя собаку, и проснулся только утром в седьмом часу. Вспомнил, что с вечера сильно пропотел.
Как в тумане, как в страшном сне в памяти вчерашнее утро. Вспомнил только, что даже вроде и не успел испугаться, во всяком случае, страха не было. Одежда, в которой «купался», на сгибах вся сломалась, даже кальсоны. Всё на выброс, кроме ичигов. Подобрал себе другую одежду, приготовил завтрак, опять выпил чаю с малиной. И тут заметил, что ни разу даже не кашлянул, ни чихнул за всё утро.
Поели. Последние приготовления в дорогу и время уже одиннадцать часов.
Еще раз осмотрел избу, оделся и вышел на площадку. Погода отличная! У площадки, на поваленном дереве развел костер. Присел, жду вертолёта. Сижу, и слёзы вдруг потекли, как бы сами собой. Сижу, жду, а слезы всё текут. И не могу понять от чего: «Или от того, что скоро буду дома, или от пережитого накануне приключения, или от жалости к себе!?»… .
Слышу, в небе затарахтело!!! Быстро подкладываю в костёр лапник для дыма. Вижу вертолёт! Ура! Домой! И сердце вроде сильнее колотится, как-то громко у него сегодня получается… .
Кто-то верит в Бога, ему комфортно так жить. Кто-то чувствует защиту Богородицы, её помощь, утешается в молитвах и от этого ему хорошо. А меня в детстве, когда мне было 4 года, никто не взял за ручку и не повёл в храм, не окрестил, не рассказал о Боге, не подал пример, как жить с Богом в душе, не научил его любить больше всего на свете. Не вдохнули в детстве в меня Веру.
И так получилось, что я, нехристь, живу и верю только в себя, точнее в Бога, который во мне, внутри меня, в моей душе. И я верю, что на всякий жизненный вызов, при всяких сложных обстоятельствах и критических ситуациях этот мой Бог поможет мне, подскажет, вдохновит, пошлёт правильную, нужную мысль!
И ещё у меня есть одна сильная Вера – это вера в мой дом, в то, что меня там любят и ждут, моя Ларисонька и мои девочки, дороже их у меня нет никого на этом белом свете. И это тоже мне помогает, держит меня на плаву и вытаскивает меня снова и снова почти с того света.