«…это надо заслужить».
Белла Ахмадулина
Так давно сюда стремилась, и вот, наконец-то, «заслужила» попасть в гости к Александру Сергеевичу Пушкину. Сначала – в Лучинник. Двести лет назад это были тонюсенькие, как лучинки, березки. А сейчас на краю рощи роскошно-зеленый клен, опаленный красно-желтым жаром. А березы… Те ли самые? Да разве в этом дело.
Принято считать, что Пушкин писал при свечах и гусиными перьями за массивным столом. Но все было не так. Он писал карандашом, лежа на кушетке. Все черновики его и в Болдине, и в Москве на Арбате –карандашные. Сама видела. Гусиными перьями в те времена только «перебеляли», то есть писали набело окончательный вариант. Ну, какие стеариновые свечи могли быть в Болдине, в глуши, при холерном-то карантине? Тогда бы он молодой лесок «Свечником» назвал (березки на свечи похожи).А он – Лучинником. Потому, что каждый вечер лучину ему зажигали и не одну, разумеется. Предполагаю, что именно при лучине написаны в Болдине все знаменитые вещи. Пушкину при лучине уютнее было: он же с няней вырос.
До шести лет маленький Саша любил тихо сидеть в корзинке для вязания и слушать нянины сказки. Именно в этом возрасте все самое важное в человеке закладывается. Русские народные сказки и голубоглазый малыш со светлыми кудряшками и чуткой поэтической душой – вот основа национального гения. « И нежный вкус родимой речи так чисто губы холодит» , - это Ахмадулина написала в Болдине.
И неважно, что первые, подражательные, стихи он написал на французском. По-настоящему поэт в нем заговорил на родном русском языке. Тынянов неправ, что в лицее Саша Пушкин грыз и ломал перья. Да разве такая энергичная рука может писать пером, то и дело обмакивая его в чернильницу? Он все черновики писал карандашом. Ну, и грыз его, конечно. Тынянов неправ также, что Пушкин не любил свою сестру Олю и звал ее плаксой. Любил он, нелюбимый матерью сын, свою нежную и деликатную старшую сестру и называл «милым другом». Потому и Наташу Гончарову полюбил серьезно, чтобы был в семье полный контакт. Как с Оленькой.
Ох, уж эти сравнения с арапом. Прежде всего Пушкин был русским мужиком. В бане парился. По утрам в кадушку с ледяной водой садился. Видела я эту кадушку в Болдино. А потом на лошадь – и по полям до рощи Лучинник. И обратно. Если грустно – водку пил, но в меру. Не спивался. Некогда было: всю душу в стихи вложил. Русский народ любил. К другим народам России уважительно относился, если, конечно, они не в конфронтации с Россией.В Болдино нам рассказали, что прабабкой его была дочь нижегородского губернатора Ржевского, но не назвали её имени.Из книги Мининой я узнала, что звали её Саррой Юрьевной.
В самом доме экспонатов очень мало. Обстановка бедная. В Москве, на Арбате, конечно, побогаче. Но какая чудесная усадьба! Затейливый мостик через овраг, деревянная церковь, от неё такой простор открывается, красотища нашей ранней осени в средней полосе России. И… царство душистых, крупных, белых, наливных яблок в саду. Густо висят на деревьях, ковром лежат в тёмно-зелёной траве. А какие вкусные! В жизни таких не отведывала. Благодарствую, Александр Сергеевич, и за яблочки, и за возможность с Вашей душою соприкоснуться через Слово. Низкий поклон Вам и Вашим верным часовым, экскурсоводам Болдино.
16 сентября 2012года
P.S. Рекомендую прочитать альбом Ангелины Ивановны Мининой, изданный в 1989 году изокомбинатом «Художник РСФСР» г. Ленинград, тираж 150 000.