Тимошка Сокольников – номенклатура. Не та, что в прежние времена, а все же… Его судьба всецело в руках чиновного люда, а этот «люд», если что не по нему, может «задвинуть» туда, где Макар телят не пас. Однако ж, если угодишь и хорошо подфартишь, то и двинет вверх, либо устроит на «хлебное» местечко.
Пока что Тимошке везет. Везет в том смысле, что обходится без проколов, поэтому его, зарекомендовавшего себя на одном месте, передвигают на другое. При этом называют новатором, говорят, что Сокольников везде бывает на своем месте, чувствует себя, как щука в речке, где пескарей видимо-невидимо.
Сейчас Тимошка – директор муниципальной гостиницы. А два года назад управлял ЖЭУ, еще раньше – сапожной мастерской, работавшей исключительно на богадельни, то есть на дома престарелых, где и поднаторел по части оказания сервисных услуг населению.
Утро. Тимошка сидит в своем кабинете и скучающе глядит в окно, где по главному проспекту веселый и суетливый народ шастает: туда-сюда, туда-сюда. Народ свободен, потому и неугомонен. А он? Как каторжный. Не уйдешь никуда. Его подопечные нуждаются в неусыпном надзоре.
Тимошка фыркает и зло сплевывает себе под ноги.
- Сволочи!
Крепенько так он часто выражается. По адресу? Не трудно догадаться. При Горбачеве, в самый закат перестройки (тогда он управлял банно-прачечным комбинатом) не раз вызывали в райком партии, укоряли: нельзя, мол, по адресу банщиц соленые словечки отпускать, они, мол, как бы тоже люди. Тимошка, конечно, кивал головой, соглашаясь со всем, но, вернувшись в собственную «епархию», забывал обо всем. В райкоме его любили: за соглашательство.
Задребезжал на столе телефон. Потянувшись, Тимошка лениво поднял трубку, приложил к уху и, нехотя, буркнул:
- У телефона! – узнав, кто звонит, преобразился. Тимошка даже угодливо оторвал от кресла свою разжиревшую задницу. – Очень-очень приятно… Ну, как же!.. Ну, что вы!.. Да ваш голосочек и сквозь сон расслышу… Да… Какие могут быть шутки!.. Он?.. Как его самочувствие?.. А жена?.. А дети?.. Всем кланяюсь… Как это?.. Даже так?.. По вопросу?.. По-нят-но, - тревожно произнес по слогам Тимошка. – На месте, так на месте… Привыкший… Может, все-таки, Дашенька, скажете?.. Хорошо-хорошо… Буду… Минута в минуту…
И вот Тимошка в приемной. Двадцать минут сидит. Сидит, ёрзает тревожно на стуле, бросает взгляды на ту самую Дашеньку, что звонила час назад. Дашенька будто забыла про его существование: либо роется в кипах бумаг, либо звонит кому-то.
Тимошке бы спросить, когда дойдет очередь и до него, а не решается. Сам себя мысленно останавливает: «Не лезь по перед батьки в пекло». Вот и сидит, не лезет. Знает: кошка скребет на свой хребет.
В томлении Тимошка провел еще двадцать минут, и лишь после этого перед ним раскрылись двери начальственного кабинета.
Согнув спину, Тимошка вошел. А иначе нельзя: гордая осанка здесь не поощряется.
- Доброго здоровьица, Михаил Аркадьевич, - по-старинному поприветствовал Тимошка хозяина.
Ответного приветствия не последовало. Для Тимошки не в диковинку: для того и начальство, чтобы гордость свою демонстрировать.
Тимошка стоит: ждет приглашения присесть.
- Какого черта стоишь тут столбом? – спросил хозяин.
- Жду… Не смею, Михаил Аркадьевич…
- Еще чего?.. Давай без этих… без церемоний, - рука власти простерлась в сторону одного из стульев.
- Ага… Понял…
Тимошка просеменил; осмотревшись, присел на краешек стула. И стал по-пёсьи смотреть на хозяина, ожидая последующего. И дождался.
- Народ требует, - произнес мэр города и замолчал. Тимошка хотел спросить, чего такого опять требует народ, но не стал. Начальство любит терпеливых. Начальство само знает, когда сказать и что сказать. – Посоветовались и решили пойти навстречу народу… В порядке эксперимента… открыть первый в городе публичный дом, - Тимошка сначала опешил, а потом угодливо закивал головой: понимаю, мол, и принимаю новые веяния. – Есть у нас подходящее помещение… И место бойкое. Почти в центре. Посоветовались и решили, Сокольников, поручить тебе возглавить это новое дело. Думаем, что справишься. Ну, так как? Принимаешь предложение?
Тимошка зазаикался.
- Так это… Михаил Аркадьевич, благодарствую, почту за честь, однако… Приложу усилия, использую весь свой опыт руководящей деятельности, но…
- Что такое, Сокольников? Уж не собираешься ли отказаться?
- Не совсем… То есть… Возникнут проблемы…
Мэр, подмигнув Тимошке, ухмыльнулся.
- Проблема одна: вольничать начнешь с обслугой. Ничего. Мы станем смотреть и если что, остановим, охальник этакий.
- Тут другое, Михаил Аркадьевич…
- Оклад? Хороший положим.
- Все не заработаешь, - скромно опустив глаза, сказал Тимошка. – Боюсь, что предприятие будет терпеть убытки.
- А ты на что? А экономическая служба?
- Опыт подсказывает, что не все в моей воле будет.
- Это еще почему?
- Рабочие места будут простаивать.
- Почему? Наоборот, мы думаем, что спрос будет большой.
- Так-то оно так, однако ж…
Мэр грозно сдвинул брови к переносице.
- Говори, в чем дело?
- Так ведь как будет?.. Яснее ясного! У губернатора – бронь, у – мэрии, само собой, бронь, у профсоюзов, ФСБ, милиции, налоговой службы и представителя Президента – тоже самое. Народ все сильно занятой, ему не до моего публичного дома будет. Простой, короче, сплошные убытки.
Несмотря на возражение, Тимошка принял-таки лестное предложение и вот уже полгода успешно руководит новым заведением. Так ли уж успешно? Мэр считает, что да. А Тимошка – нет. Такой уж у него неугомонный характер. Ему хочется большего, сверх прибылей.
И затеял Тимошка реконструкцию: побелил-покрасил заново номера, сменил шторы на окнах, постельное белье – тоже, покрывала заказал заграничные, с балующимися голенькими амурчиками; по-новому переставил мебель. И ради чего? А ради того, чтобы производительность труда выросла, окупаемость койко-места поднялась.
Новизна Тимошке по нраву. Но не Аксинье, уборщице. Аксинья ходит с пылесосом и гундит себе под нос:
- Тоже мне… - она презрительно и по слогам цедит. – Ре-кон-струк-ция… Не знамо чем народ занимается. А того не понимает, что все впустую. Бабка моя, вспоминая про старый, царский режим, говорила, что порядку было больше… Почему?.. Козе понятно: тогда, если хозяин хотел добиться большей пользы, не кровати или тумбочки переставлял с места на место, а проституток менял на новых.
Тимошка слышит ворчание Аксиньи, но пропускает мимо ушей. Ну что, полагает Тимошка, понимает в новых веяниях поломойка. Ну, куда ей с ее-то куриными мозгами?!
ЕКАТЕРИНБУРГ, август 2005.