Мимо счастья мимо горя

Дмитрий Космаченко
            Боль вертелась между всеми органами чувств.
            Злодейка не могла найти себе выхода.
            Хворь тупо билась между глазным яблоком, барабанной перепонкой, пазухой носа и полостью рта.
            Болел височно-челюстной сустав.            
            Доктор сидел на диване с закрытыми глазами и ждал.
            Ему надо было, чтобы перестали рыть у него под левым ухом.
            Копали глубоко, со скрежетом.
            Когда лопата застревала, начинало ломить кость.
            Грязь попадала на лицо и стягивала кожу.
            Во рту быстро набиралась слюна.
            Она была похожа на грунтовую воду.
            Несчастный сглатывал её сам.
            Он не желал, чтобы неведомые мучители довольствовались его влагой.
            Такая пытка длилась уже полгода.
            - О чём ты думаешь, Петрович? Чего «скворечник» раскрыл? - спросил сидящий столом коллега.
            - Да, вот... Думаю... Может ли человек чувствовать свою смерть? Это реально? - опомнился Петрович и с неохотой закрыл рот.
            - Я думаю, да... Конечно! Смотри...
            - Смотрю... - Петрович устроился поудобнее. Он сунул руки себе подмышки.
            - Наша жизнь... по большому счёту... - рассказчик обвёл рукою ординаторскую, - это работа. Вот сейчас - затишье. Рабочий день подошёл к концу. Сегодня операций нет. Весь день прошёл хорошо... Никто не беспокоился и... соответственно... нас не беспокоили... Это белая полоса. Можно расслабиться... у нас же не нормированная работа. От нас ничего не зависит. Не детали же точим. Так и жизнь... Бог выделяет белую и чёрную краску на жизненную дорогу в равных объёмах. Как день и ночь. Каждому. Счастья в законченном жизненном пути столько же, сколько и бед... У любого... Только не все это понимают. Наверное. Исходя из этого... взвесив и то, и другое... можно определить, чего у тебя было больше... и что следует ждать дальше. Жизнь заканчивается в момент достижения равного баланса всего внутреннего блага и всех внутренних страданий... ведомых только самому проживающему человеку... Пока равновесие не наступит - не умрёшь... Во как.
            - Мда-а-а... Но как определить... будет ли у тебя дальше счастье, несчастье или... смерть, как счастье или несчастье? - засмеялся Петрович.
            - Я думал, что я - грузоподъёмный кран... А оказывается... ты - бурильщик мозгов, - рассердился коллега, - всё же просто...
            Открывающаяся дверь отвлекла обоих собеседников.
            Коридорная тишина зашла внутрь вместе с неторопливым стариком.
            Он шёл в тапочках, домашнем трико и светлой рубашке с короткими рукавами.
            Дед мелкой поступью приблизился к столу доктора:
            - Здорово, Николай Николаевич... - тихо произнёс вошедший.
            - Здравствуйте, Фёдор Михайлович. Кровь из вены уже взяли? - громко спросил Николай Николаевич. Они пожали друг другу руки.
            - Да-а-а... - пожилой человек утвердительно кивнул головой.
            Он с неловкой суетой развернулся лицом к Петровичу.
            Изучив сидящего на диване, больной зашаркал к нему.
            Петрович пожал протянутую руку старика.
            Скрюченные пальцы Фёдора Михайловича выдавали наличие полиартрита.
            Дед, молча, поздоровался и уселся рядом.
            Невозмутимый врач-сосед искоса наблюдал, как незнакомец осваивался на «его» просторном диване.
            - Фёдор Михайлович. Чего в жизни больше... счастья или несчастья? - спросил Николаич.
            Фёдор Михайлович перестал прощупывать ткань мягкой мебели.
            Он положил руки себе на колени ладонями вверх:            
            - Конечно же... несчастья. Я никогда счастлив не был. Сейчас посикать-то не могу... нормально. Непонятно, что у меня там с простатой? Вроде... пока аденома... Да?.. Николаич…
            - Вроде... да. Фёдор Михайлович. Не суетитесь... УЗИ надо повторить. Всё будет нормально, - Николай Николаевич слегка отодвинул стул. Он опрокинулся назад и вытянул перед собой руки. Край стола служил ему опорой, - Фёдор Михайлович. А помните, как мы раньше трудились вместе? Я три года тогда ещё только отработал, когда сюда к вам пришёл. Ещё Бурмистров с нами работал... Помните?
            Фёдор Михайлович расплылся в улыбке.
            Его взор устремился вдаль:
            - Да-а-а... Когда он помер-то?
            - Лет пять назад.
            - Отсвистел Бурмистров... Н-да-а, - пожилой человек задумался и посмотрел на Петровича.            
            Петрович понял, что рядом сидит «свой».
            Он вынул руки из-под мышек и помассировал себе челюсть...            
            - Это наш доктор. Вы его ещё не знаете, Фёдор Михайлович. Он недавно, - пояснил Николаич. - Как Бурмистров больных принимал? Ха-ха-ха-ха... Помните?            
            Старик тоже засмеялся.            
            Они принялись вспоминать:            
            Восьмидесятые годы снова вернулись к ним в ординаторскую.
            Николай Николаевич с Фёдором Михайловичем наперебой говорили о Бурмистрове.            
            Петрович с интересом наблюдал, как они махали руками и восклицали, смеялись, а потом молчали...
            Прошлая жизнь вокруг них искрилась заново…          
            «Красные флаги демонстрации» развивались в руках товарищей.
            Сразу же угадывалась молодая былая энергия.
            Она светилась на их лицах весенним праздничным солнцем.            
            Николай Николаевич ловко вживался в образы Бурмистрова и его медсестры:
            «Пожилая женщина» размахивала руками и возмущалась. «Она» жаловалась на Бурмистрова. Майские праздники затянулись тогда надолго. Срывался приём больных в поликлинике. Высокие коридоры старого здания до отказа были заполнены людьми. «Медсестра устанавливала перед нетрезвым Бурмистровым» смотровую ширму – «пьяный врач принимал больных» не выходя из-за белого заграждения...
            - ...Как в церкви, на исповеди, - закончил Николай Николаевич.            
            Наступила минута молчания.
            - Да... хорошее было время, - проговорил Фёдор Михайлович.
            - Да-а-а... - одобрил Николаич.
            Петрович задвигал челюстью и тоже подключился к разговору:
            - А мне, наверное... вот такого-то... и не вспомнить... будет. По крайней мере, сейчас не до этого... Сустав челюстно-лицевой болит. Слева. У всех спрашиваю - никто не знает. Стоматолог наш... артрит... говорит. Полгода уже болит. Весь интернет перечитал. Ничего не нашёл. На фоне таких болей и прошлого-то счастья не вспомнишь. Вы не знаете, что это может быть? - доктор посмотрел на них обоих.
            - Вы гляньте на него, Фёдор Михайлович, - возмутился Николаич, - что это с ним? Сходи к другому стоматологу, - он хлопнул ладонью по столу, - раз пошла такая пьянка... Счастье! - слушатели невольно вздрогнули. - Если сравнивать его с опьянением... а это лучшее состояние изменённого сознания... для примера... То можно провести параллель с наркозом. Алкоголь - это обыкновенный наркотик. Механизмы действия аналогичные. Спирт нельзя использовать для наркоза только из-за узости спектра действия. Невозможно рассчитать дозу. Каплю не добрал - не уснёт... каплю перебрал - умрёт. Другой наркотик - хлороформ. Тут - наоборот. «Дозируй литрами»... Так и счастье. Оно бывает разное. Можно всю жизнь мучиться, а в последний день что-то выхватить и... покрыть этим все свои беды... и отдуплиться в гроб. В удаче человек, как в опьянении - неадекватен... В горе, как с бодуна - тоже. Дозировать свою благодать человек сам не может. Он лишь способен пользоваться «правилами поведения за столом». Понятиями. Инструкциями. Заповедями. Принципами. Нормами. Обычаями. Каждый «пьёт» по-своему. Исходя из этих законов, можно самому прогнозировать и дальнейшую ситуацию, и последствия. Итогом может быть и смерть. Строго по правилам живут настоящие монахи. Они чётко понимают, когда умрут. Среди животных тоже есть такие... Другой вопрос - кому это необходимо? Тебе это надо, Петрович? Научись. Это возможно. Алкоголизм, например - это смирение со смертью. Только у алкашей мозгов и времени нет на объяснения. Пьянчуги не успевают открыть весь свой драматизм. Они прекрасно знают, что добровольно идут в могилу... Герои-алконавты того и гляди завопят – «Идущие на смерть, приветствуют тебя!»... - Николаич помахал рукой.
            - Спасибо за совет... но проверять эту теорию на себе я не хочу. После вашего такого рассказа задумываешься... Счастье - это счастье? - сказал Петрович. Он заулыбался, - Я слышал прикол про одного «счастливого» эндоскописта... Когда в институте ещё учился...
            Все мысленно перенеслись в девяностые:
            Студенческий город был переполнен неразберихой, выхлопными газами и... перегаром.
            Прилавки ломились от изобилия спиртного.
            Правительство и народ делились на алкоголиков и предпринимателей.
            Мелкий челночник скрывался за деловым словом, как за большой Кремлёвской стеной.
            Деньги делали деньги, алкаши - алкашей.
            Некоторые совмещали и то, и другое... а многие оставались ни с чем.
            Население было счастливо, что не знало, как плохо живёт...
            «Великая смута» отразилась на искажённых улыбках врачей. Доктора перебивали, исправляли и дополняли друг друга. «Россияне» с содроганием вспоминали вал ножевых и огнестрельных ранений. Зарплату давали, как при коллективизации - яйцами, сахаром, мукой, коньяком...
            ...В то время Петрович готовился к выпуску из Академии. Его занятия проходили в огромной больнице. Студенты, похожие на птенцов, смотрели в окна и мечтали о свободе. Они ещё не знали, что их ждёт впереди. Молодые люди искали на это ответы в интересных и поучительных историях. Выпускники передавали их друг другу, как байки. Специфические анекдоты рождались из жизни. Все имели реальных персонажей. Одним из таких героев был эндоскопист:
            Тогда этот врач стоял ещё у истоков организации своей службы. Как первопроходец... Единственный в своём роде. Один...
            ...С большим чёрным чемоданом «пьяный мужчина» неспешно зашёл в приёмный покой - Петрович артистично изобразил плавающий взгляд, - «Молодая женщина-пациентка», видя такую картину, резко подскочила. Она «плюнула» и молча покинула здание.
            «Счастливый врач» стоял с размазанной улыбкой.
            Он, как космонавт - помахал всем рукою.
            Машина быстро умчала его назад - в пространство ночного города.
            Женщина попалась не из вредных. Больная обратилась во второе лечебное учреждение. Жаждущая помощи вновь уселась на гладкую кушетку. Дверь открылась, и к ней неторопливо зашёл «старый знакомый» - «сутулый маньяк с тяжёлым чемоданом».
            Он её не помнил и любезно поздоровался. Услышав предложение о помощи, пациентка сбежала. В третьей клинике история повторилась.
            - ...Пока больницы не кончились... - завершил рассказчик.
            История растаяла в коротких комментариях терпеливых слушателей.
            В ординаторской вновь возникла минутная тишина.
            - Да... Хорошее было время, - проговорил Фёдор Михайлович.
            - Да-а-а... - одобрил Николаич.
            Петрович начал пальпировать себе челюсть.
            Он был не очень довольнен своим «выступлением».
            Старшие товарищи молчали.
            «Эффект попутчика» не произвёл на них должного впечатления.
            - Знаешь, о чём я подумал после этой твоей истории? - спросил Николай Николаевич. – О том же счастье... Не сочти это за сентиментальность, - он отрицательно покачал пальцем в стороны, - если представить типичные три измерения... то к «длине и высоте»... о которых я сказал... можно прибавить и «ширину». Широту человеческой души. Человек - это социальный индивид. Он живёт другими людьми. Постоянно. Это так же верно, как и то, что тело на девяносто процентов состоит из воды. Голова каждого занята своими собратьями-сапиенсами на все сто процентов. Доказать это легко. Глухая изоляция приведёт любого к сумасшествию и ликвидации. Так вот... Упоение не бывает само по себе. Оно коллективное. Как ты ни крути. Счастье широкое, высокое и долгое... Как и беда, впрочем, - философ задумался. - Ты рассказал про человека, которого не знал. Значит, его непосредственная личность у тебя в голове отсутствует. Имеется лишь тот, кто поведал тебе про него. Пересказ отрицательной темы с каждым разом становится ещё хуже. Всегда! Как и положительная... соответственно... Кстати. Библия тому пример. Потрясающее по смыслу изложение превратилось со временем в поэзию. Поэзия - это не «спать-кровать». Это полупустая или полунаполненная ёмкость. Она содержит множество концепций для широкого круга читателей. Самое большое количество смыслов в библейских строках. Деваться от них некуда, как от воздуха. Если ты относишься к цивилизации, конечно. Факт! Читая Книгу книг в жару, ты мёрзнешь. Перечитывая то же самое в холод - потеешь. В ней тонут все события и все другие книги, как стеклянные аквариумы в мировом океане. Писание создано человечеством. Кто сделал космическую ракету? Те же, кто и Библию. Люди. Твой рассказ про врача передавался устно. Он основан не на реальных событиях, а на библейских истинах. Ты – «рыбка из аквариума». По крайней мере, так должно быть. На каком же... всё-таки... мировоззрении поведана твоя история про этого врача? Это вопрос. На твоей морали? А она святая ли? Прежде чем про кого-то что-то говорить, подумай... стоит ли показывать свою нравственность? - Николаич погрозил пальцем, - она совершенна? Вместе с ней ты можешь выдать и свои слабости, которые против тебя же потом и используют. Пересказ сказанного - это перечень своих и чужих выводов. А пересказ увиденного - это констатация фактов. Пережитое от услышанного очень отличается. Анализ увиденного вырабатывает собственную мораль. Свою. Вот в чём разница между нашими с тобою сплетнями. Учись хорошему. Твоё коллективное счастье может пострадать в будущем так же... как и того самого эндоскописта. Зачем? Подумай. Есть ли смысл болтать или осуждать? И ещё...   
            - Николаич! - прервал его «внушаемый», - вас какая муха укусила? Я этого эндоскописта и знать не знал... Это было сто лет назад... Я просто...
            - Вот и я просто, - Николай Николаевич постучал по столу. Он взял звякнувший пакет с тумбочки и переложил его в стол, - мне не интересны чужие взгляды... Мне интересно твоё мнение... А его нет.
            - Моё? Есть – «Мимо счастья, мимо горя, плыл я молча... рыбой в море», - быстро произнёс Петрович. 
            - Это… - очнулся Фёдор Михайлович, - вы тут говорили... - он тронул «скороговорщика» за плечо, - я согласен с Николаем Николаевичем. Если про этого врача... не всё правда... и ты узнаешь... и поймёшь это... то почувствуешь, как у тебя... копнули яму в седрце... Опустошение возникнет... Поверь. Я хочу сказать о другом... Библия... - старик немного покряхтел, - это не только красивые слова. Оперировал я одну женщину преклонного возраста. Лет десять назад. Операция получилась очень странная. Я сидел вот на этом же диване и анализировал свои действия, когда вышел из операционной. Я не мог врубиться... что я там наоперировал. Меня трясло... Да. Правда. Меня колотило. Я не знал, что написать в истории болезни. Мои коллеги меня бы не поняли. Я оказался в недоумении... Это чудо. Я раньше такого не видел, не слышал и не знал, что... такое может есть... Откуда это взялось?.. Перелопатил все книги... Но! На следующий день я поговорил с этой пациенткой... и успокоился. Как ни странно. Если бы не операция, я бы, наверное, с ума сошёл после её слов... Она мне сказала, что видела меня, себя и всех остальных... Сверху... Во время операции... Вот, если представить, что она лежит, то «она находилась»... ровно над собой... «Её затылок» был под потолком рядом с лампой... Она рассказала мне, что я не стеснялся в выражениях... Кто, как и где стоял... В точности показала, как я стряхивал срезанные нитки, - он махнул правою рукою, словно плетью, - она показала мне, как я засовывал ей руку в живот «по самое не хочу»... Как иструмент упал во время операции... Как я топнул по нему ногой... Говорила про то, что видела «свет в конце тоннеля»... Про ощущения свои рассказывала... Что испытала нечто такое... Что ни с чем не сравнить... На Земле такого чувства просто нет... Под это... все слова самого большого счастья подходят... Все вместе взятые... Одновременно... Сравнить не с чем... А операция... была...
            ...Фёдор Михайлович «помолодел на десять лет».
            Последствия «Великой смуты девяностых». Время узнавание нового «благоверного от Бога избранного»... президента РФ:
            Появились первые сотовые телефоны и микроволновые печи.
            «Средний класс» не успевал за автомобильной модой.
            Ларьки медленно, но верно превращались в павильоны...
            Как грибы росли банки, элитные дома и супермаркеты...
            Знакомые бандиты стали приличными гражданами.
            Они с оглядкой осуждали бывших «себе подобных».
            Быстро менялась мода...
            ...Николаич сложил руки лодочкой. Он зажал их между коленями и слегка подался вперёд. «Студент, перебирающий под столом шпаргалки», внимательно слушал «своего преподавателя»...
            ...Шла операция.
            Фёдор Михайлович «заходил руками» во все "анатомические области живота"...
            ...Петрович тоже внимательно смотрел на его предплечья. Ему казалось, что «белые рукава халата» окрасились в красный цвет...
            …«Оператор» не мог найти источника кровотечения.
            Он матерился.
            Крови в животе было грамм триста.
            Пожилой человек «погладил ладонью печень». Потом его рука «до локтя зашла к селезёнке». «Кровь со сгустками» была удалена из всех мест. «Матка и яичники были уже атрофированы». Они выглядели «девственно», без патологии. Михалыч «промотал весь кишечник». Всё в норме. После осушения брюшной полости кровь не появлялась. Хирург «опять вернулся к селезёнке». Потом снова «посмотрел в малый таз» - всё, как у здорового старого организма. Он исследовал всю брюшину. Крови не нашёл. Фёдор Михайлович растерянно посмотрел на слушателей...
            ...Петрович невольно подсел поближе.
            Он всем видом готов был к «немедленной тактической помощи»...
            - ...Операция завешилась ничем... - говорил «сказочник». Он развёл руки в стороны, - ...кровь из живота была удалена... Брюшная полость ушита... Больная выписалась домой через неделю... Я только через три года, - опытный хирург «закончил операцию». Его руки снова легли на колени. Усталые ладони «смотрели» вверх. - ...Я только через три года, - продолжил он, - встретил одну классификацию... на хирургической конференции... случайно... Там показывали слайды... Под каким-то пунктом «б» была скромная, кратенькая строчка – «гемоперитонеум без выявленного источника кровотечения»... Значит я - не один... Кто-то тоже такое встречал... Я... после этой конференции снова искал... Хотел почитать про этот пункт «б»... Нигде не нашёл... Этот слайд, как мираж... Отку-у-уда бы-ы-ыла кровь?.. Как это?.. Я до сих пор не могу этого объяснить... Даже сам себе... А в истории что писать?.. Скажут – дурак. Ну, не пьяный же я... в конце-то концов... Да-а-а... Колотило меня тогда... после операции... Если бы я ей вену полую не смог ушить... и бабка «крякнула» бы у меня на столе... Я спокоен бы был - это объяснимо... Но! Откуда взялась кровь? От-ку-да? И что писать в истории болезни? Что? 
            Все задумались.
            На минуту стало тихо.
            Николай Николаевич выпрямился.
            Он помассировал себе поясницу.
            Фёдор Михайлович вздохнул:
            - Да... Хорошее было время, - проговорил он.
            - Да-а-а... - одобрил Николаич.
            Старик опёрся на спинку дивана и поднялся.
            Он уточнил о предстоящих над собой манипуляциях и ушёл... 
            - Ни фига себе... - удивлённо произнёс Петрович.
            - Да-а-ай... Он всем это рассказывает... Не обращай внимание, - успокоил его Николай Николаевич.
            - А чего вы его тогда... так внимательно слушали-то?
            - А вот, кстати... - Николаич упёрся руками в бока. Покачиваясь из стороны в сторону, он засмеялся. -  Это его мнение... и оно мне интересно... Его... личное...  Личная мораль... Её можно слушать несколько раз... Я только что в новой инерпретации слушал... Знаешь, какую я мораль сейчас от него ждал?..
            - Какую?
            - Есть ли душа?.. Ха-ха-ха... «Вставай душа моя, одевайся и шуруй огородами». Про попа анекдот. Когда поп отрока спрашивает, есть ли душа у человека. А тот ему отвечает, что есть... Что он слышал голос, проходя мимо его огорода: «...вставай душа моя, одевайся и шуруй огородами»… 
            - Да? Что, правда? Он? - Петрович пальцем показал на дверь.
            - Ха. А ты не видишь, какая у него харизма? Он тут всё отделение «переублажал»... В своё время... Осчастливил.
            - Николаич, у меня челюсть болит... Не смешите меня...
            - А у меня поясница... - доктор выгнулся назад и положил руки на стол. - Вообще, он нормальный мужик... Похоже рак у него... Больше за это... Посмотрим, - врач задумался.
            - Вы счастье, как головоломку-«кубик-рубик» мерите... Его нельзя измерить... Как понять, сколько его было? Я серьёзно. Что у меня с челюстью? Может тоже рак какой-нибудь? Я у всех спрашиваю - никто не знает. А? Может мне недолго осталось? Я серьёзно. У кого спросить? Я не могу диагноз себе поставить. Меня уже это всё бесит. И чувство беды какой-то... Тревожность...
            - Не знаю я что у тебя с челюстью... Но не зло - это точно... Это сустав... Зло в плоских и в трубчатых костях только бывает... Но не в суставах же...
            - А я думаю... - продолжал Петрович, - счастье измерить невозможно... Где этот «эталон-килограмм»? В каком музее? Человек ограничен своими возможностями и... вместимостью... Олигофрены и те счастливы бывают... Откуда мне знать, сколько может его в меня вместиться? Чтобы понять, что будет со мной впереди... Я вот думаю про «свет в конце тоннеля»... Про который он рассказывал... Вот это, наверное... и есть эталон счастья...
            Николаич протёр губы, словно только что поел:
            - Ты знаешь... - сказал он, - ...про «свет в конце тоннеля»... Я, например... не вижу причин не верить... кроме научного коммунизма, конечно... Человек так устроен, что даже... если он ангела увидит... его в этом переубедят... На самом деле... Это вполне возможно... Вполне... Где доводы, что этого нет?.. и что это есть... тоже...
            - Николаич... А может счастье взвешивается деньгами?.. Если это так, то я... буду жить ещё сто лет... Труд хирурга бесплатен... Как волонтёры говорят?.. Душа стремится к бескорыстию, тело наполнено эгоизмом?
            - Я не думаю, что жизнь измеряется деньгами... Как бы это не звучало банально, - Николай Николаевич взялся за голову. Он поправил причёску и продолжил, - ...Деньги - это эквивалент стоимости товаров... Но! Для кого-то бутылка воды - дороже алмаза, а для кого-то бриллиант - дороже жизни... О деньгах задумываются только в кризисных ситуациях... Как о переливании крови, например... Сейчас всему миру надо «кровь переливать»... Счастье, наоборот - когда не думаешь о деньгах... Не смотришь на часы и на календари... Я так жил одно время... Без быта... Одной работой... Проверял... Деньги, календари и часы - это, как сотовые телефоны... Люди жили себе прекрасно и без них... Никто не страдал... Как появились, всё - заряжай, проверяй, жди... В сотовом телефоне и деньги, и время... «Коллективное счастье»... Одно на всех... Попробуй без сотика пожить... и без календаря... Вот это и будет счастье...
            - Вот, как раз про сотик я и думаю... Думаю сменить его с левого уха, на правое... Или вообще разговаривать на громкой связи... вдруг из-за него сустав болит?..
            - Возможно.
            - Знаете, что нам на первом курсе препод по философии сказал однажды?
            - Что?
            - За-пом-ни-те... - Петрович «погрозил Николаичу пальцем», - любой врач... рано или поздно... становится пациентом... Лю-бой.
            Николай Николаевич снова упёрся себе в поясницу:
            - Да-а-а... интересная мораль, - он выгнул грудь колесом, - главное в тему... Я бы добавил ещё к этому... Врач - это первый пациент!
            - Ха-ха-ха... а я бы... Писатель - это первый читатель своего романа, который отправляется в неизведанное путешествие.
            Мыслителей снова отвлекла открывающаяся дверь.
            Они застыли в улыбке.
            Внутрь несмело зашёл всё тот же Фёдор Михайлович.
            Пожилой человек сел на прежнее место.
            - Знаете, почему у вас челюсть болит? - он посмотрел на Петровича.
            - Почему?
            - Вы пломбу ставили... недавно?
            - Да... - Петрович пальцем упёрся в левую щёку.
            - Это избыток пломбы. Прикус стал неправильный. Сустав так и среагировал... Сточите.
            - Во-о-о... - обрадовался Николаич. - А ты ра... Это... Сотик, сотик...
            - Там сестрёнка молоденькая... на посту... чёрненькая, - Фёдор Михалыч прищурился, - ...не замужем?..
            - Ну, вы... блин... даёте! - Николаич засмеялся, - ...нет... а что?..
            - Я так и знал... Просто... она... оценивающе смотрит, - старик расплылся в улыбке.
            - Помнят руки... Помнят родимые... - Петрович тоже засмеялся, - руки - это память души... Язык всегда возле больного зуба вертится... Да, Фёдор Михайлович?..
            - Да... Хорошее было время, - улыбался Фёдор Михайлович.
            - Да-а-а... - одабривал Николаич.

            P.S. :
            На гравюре к рассказу - хирург Пирогов.