(3 января 1936 г - 19 января 1971 г)
ШТРИХИ БИОГРАФИИ
Николай Михайлович Рубцов родился 3 января 1936 г. в селе Емецк, Архангельской области.
Мальчик рано остался сиротой - отец, Михаил Адриянович Рубцов, ушёл на фронт и погиб в 1941 (на самом деле отец бросил семью и жил отдельно в Вологде после войны). В 1942 умерла мать, и после
её смерти 29 июня 1942 года старших детей взяли родственники, а младшие - Николай и Борис - попали в детский дом.
Именно здесь впервые проявились поэтические способности маленького Рубцова.
1945-м годом датировано одно из самых ранних стихотворений Николая Рубцова "Зима", написанное под влиянием "Детства" И. Сурикова.
Сохранился рассказ учительницы литературы:
"Коля любил читать стихи и читал хорошо. Встанет, расставит ноги, смотрит куда-то вдаль и декламирует, а сам, кажется, мысленно, - там, с героями стихотворения".
Памяти матери посвящены стихотворения "Аленький цветок", "Детство", а село Никольское с храмом Николая Угодника увековечено в знаменитых строках "Люблю я деревню Николу, где кончил начальную школу...".
Вологодская "малая родина" и Русский Север дали ему главную тему будущего творчества - "старинную русскую самобытность", стала центром его жизни, "землёй... священной", где он чувствовал себя "и живым, и смертным".
С 1950 по 1952 будущий поэт учился в Тотемском лесотехническом техникуме. Затем с 1952 по 1953 работал кочегаром в архангельском траловом флоте треста "Севрыба", с 1953 по 1955 учился в горно-химическом техникуме в г. Кировск (Мурманская область).
С марта 1955 Рубцов был разнорабочим на опытном военном полигоне в Ленинграде.
С октября 1955 по 1959 проходил армейскую службу на Северном флоте (в звании матроса и старшего матроса). После демобилизации жил в Ленинграде, работая попеременно слесарем, и кочегаром на Кировском заводе. Однако в душе он живёт поэзией, а потому решает изменить свою судьбу.
Рубцов начинает заниматься в литобъединении "Нарвская застава", знакомится с молодыми ленинградскими поэтами Глебом Горбовским, Константином Кузьминским, Эдуардом Шнейдерманом. В июле 1962 с помощью Бориса Тайгина выпускает свой первый машинописный сборник "Волны и скалы".
В августе 1962 Рубцов поступает в Литературный институт им. М. Горького в Москве и знакомится с Владимиром Соколовым, Станиславом Куняевым, Вадимом Кожиновым и другими литераторами, чьё дружеское участие не раз помогало ему и в творчестве, и в делах по изданию стихов. С пребыванием в институте вскоре возникли проблемы, однако поэт продолжает писать, и в середине 1960-х у него выходят первые сборники.
В 1969 Рубцов заканчивает Литературный институт, получает первую в своей жизни отдельную однокомнатную квартиру.
Если жизнь Н. Рубцова расположить в хронологическом порядке, то мы получим следующую картину:
1950-1952 - Николай Рубцов кончил семилетку и, по его словам, "рвался к морю". Но попытка поступить в Рижскую мореходку закончилась неудачей.
Возвращается в Никольское и поступает в Тотемский лесотехнический техникум.
Летом 1952 года, кончив два курса "лесного" техникума и, главное, получив паспорт, еще раз пытается пройти конкурс в "мореходку", но теперь уже Архангельскую. Вновь неудачно. Поступает на Тралфлот - подручным кочегара на тральщике РТ-20 "Архангельск". Об этих годах сообщит скупо: "Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Все это в разной мере отозвалось в стихах".
1953 - поступает учиться в горный техникум в заполярном городе Кировск.
1954-1955 - бросает техникум и переезжает к брату Алексею в село Приютино под Ленинградом. Работает слесарем-сборщиком на артиллерийском испытательном полигоне.
1956-1959 - действительная служба на Северном флоте в заполярном городе Североморске, где находилась база флота.
Годы службы на эсминце прошли под знаком поэзии Сергея Есенина, которого именно в это время Россия открывала заново. Рязанский прозаик Валентин Сафонов, служивший с Николаем Рубцовым, рассказывает: "Коля прочитал все, что было у меня о Есенине... Брат прислал мне двухтомник Есенина, вышедший в 56-м в Госиздате. Светло-сиреневый переплет, зеленое пятно неприхотливого пейзажа на обложке. Вот это был праздник! Мне и теперь они дороже многих нарядных изданий... Тогда, в машинном отделении, мы не читали друг другу собственных стихов. Даже, кажется, и в голову не пришло такое - читать себя. Говорили только о Есенине".
В годы службы Николай Рубцов посещает литературное объединение при флотской газете "На страже Заполярья", начинает печататься.
1959-1960 - после демобилизации, с ноября начинает работать кочегаром на Кировском (бывшем - Путиловском) заводе, живет в заводском общежитии. "С получки особенно хорошо, - сообщает он другу, - хожу в театры и в кино". Начинает заниматься в литобъединении "Нарвская застава". Поступает в вечернюю школу.
1961 - выходит коллективный сборник "Первая плавка" с пятью стихотворениями Рубцова.
1962 - 24 января Николай Рубцов выступает с чтением стихов на вечере молодой поэзии в ленинградском Доме писателей. Знакомится с Глебом Горбовским и с другими ленинградскими молодыми поэтами. Подготовил рукописный (самиздатовский) сборник из 37 стихотворений "Волны и скалы", в который вошли такие известные в будущем стихи, как "Видения на холме", "Березы", "Добрый Филя", раздел "звукозаписных миниатюр". По предисловию к сборнику можно судить об отношении молодого поэта к официозным литературным и окололитературным кругам. Николай Рубцов заявляет: "И пусть не суются сюда со своими мнениями унылые и сытые "поэтические" рыла, которыми кишат литературные дворы и задворки".
Сдает экстерном экзамены за среднюю школу. Представляет рукописный сборник "Волны и скалы" на творческий конкурс в Литературный институт. Поступает в Литературный институт.
Начало московского периода жизни поэта.
1963 - июлем этого года датирован первый вариант стихотворения "В горнице". В течение года написаны: "Я буду скакать по холмам..." и другие стихотворения, ставшие рубцовской классикой. "В моей памяти, - вспоминает Вадим Кожинов, - Николай Рубцов неразрывно связан со своего рода поэтическим кружком, в который он вошел в 1962 году, вскоре после приезда в Москву, в Литературный институт. К кружку этому так или иначе принадлежали Станислав Куняев, Анатолий Передреев, Владимир Соколов и ряд более молодых поэтов - Эдуард Балашов, Александр Черевченко, Игорь Шкляревский и другие. Нельзя не подчеркнуть, что речь идет именно о кружке, а не о том, что называют литературной школой, течением и т.п. Правда, позднее, к концу шестидесятых годов, на основе именно этого кружка сложилось уже собственно литературное явление, которое получило в критике название или, вернее, прозвание - "тихая лирика". Более того, течение это, вместе с глубоко родственной ему и тесно связанной с ним школой прозаиков, прозванных тогдашней критикой "деревенщиками", определило целый этап в развитии отечественной литературы".
Но к этому же периоду вхождения в литературу относятся и первые исключения Николая Рубцова из Литературного института, как значилось в приказе: "с немедленным выселением из общежития".
1964-1965 - в конце июня Николай Рубцов вновь отчислен из Литературного института, 15 января 1966 года - вновь восстановлен, но на заочном отделении, что фактически лишало его возможности иметь хоть какой-то свой "угол" в Москве. О годах учебы в Литинституте бытует немало легенд, связанных в основном с "недостойным поведением Рубцова Н.М." в ЦДЛ и "нарушением общественного порядка" в общежитии. Очевидцы рассказывают, как однажды он устроил "застолье" с классиками - Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем, Блоком, сняв их портреты со всех этажей и собрав у себя в комнате. Сокурсники застали его "чокающимся": "Ваше здоровье, Александр Сергеевич!.. Ваше, Михаил Юрьевич!.." Утром, под надзором коменданта общежития, он послушно разнес и развесил портреты, но продолжал бурчать: "Не дали раз в жизни в хорошей компании посидеть..."
Не менее ощутимой была и такая административная мера, как "снятие со стипендии", которая тоже не единожды применялась к Николаю Рубцову, оставляя его без средств к существованию.
Лето проводит в Николе. "Здесь за полтора месяца, - сообщает он в письме к Александру Яшину, - написал около сорока стихотворений. В основном о природе, есть и не плохие, и есть вроде бы ничего. Но писал по-другому, как мне кажется. Предпочитал использовать слова только духовного, эмоционально-образного содержания, которые звучали до нас сотни лет, и столько же будут жить после нас". А в письме к другу земляку-вологжанину Сергею Викулову сообщал: "Все последние дни занимаюсь тем, что пишу повесть (впервые взялся за прозу), а также стихи, вернее, не пишу, а складываю в голове. Вообще я никогда не использую ручку и чернила и не имею их. Даже не все чистовики отпечатываю на машинке - так что умру, наверное, с целым сборником, да и большим, стихов, "напечатанных" или "записанных" только в моей беспорядочной голове".
В августовском номере журнала "Октябрь" появляется первая крупная публикация Николая Рубцова в "толстом" столичном журнале. Среди опубликованных стихотворений - "Звезда полей", "Взбегу на холм и упаду в траву!..", "Русский огонек". В октябрьском номере "Октября" появляется еще одна подборка Николая Рубцова - "Памяти матери", "На вокзале", "Добрый Филя", "Тихая моя родина!..". Он сдает в набор первую книгу "Лирика" в Архангельском книжном издательстве, подписывает договор с издательством "Советский писатель" на книгу "Звезда полей".
1966-1967 - проводит в странствиях: Вологда - Барнаул - Москва - Харовск - Волго-Балтийский канал - Вологда. Николай Рубцов принимает участие в обычных для того времени писательских поездках, выступлениях в сельских клубах, Домах культуры, библиотеках. Вологодский поэт Александр Романов так описывает публичные выступления Николая Рубцова: "Николай Рубцов стихи читал прекрасно. Встанет перед людьми прямо, прищурится зорко и начнет вздымать слово за слово: "Взбегу на холм и упаду в траву..." Не раз слышал я из уст автора эти великие "Видения на холме", и всегда охватывала дрожь восторга от силы слов и боль от мучений и невзгод Родины. А потом - "Меж болотных стволов красовался восток огнеликий", - и воображение мое уносилось вместе с журавлиным клином в щемящую синеву родного горизонта. А затем - "Я уеду из этой деревни", - и мне приходилось прикрываться ладонью, чтобы люди, сидевшие в зале, не заметили моих невольных слез... Вот какими были выступления Николая Рубцова!"
К лету 1967 года вышла книга "Звезда полей", ставшая звездным часом поэта. "Эпопею издания сборника стихов Рубцова я знал хорошо, - вспоминал однокурсник Анатолий Чечетин. - Заходили с ним в издательство, когда еще только созревал договор, и на других этапах. Уже тогда я понимал, какое важное дело совершает Егор Исаев, отстаивая, проводя и "пробивая" почти в целости-сохранности эту подлинно поэтическую книжечку стихов, явившуюся к нам словно из другой галактики".
1968 - в журналах появилось несколько рецензий на "Звезду полей", по ней Николай Рубцов защитил диплом в Литературном институте и 19 апреля был принят в Союз писателей. Получил комнату в общежитии в г. Вологде..
Ранней весной исполнилась давнишняя мечта поэта: он побывал на родине Есенина - в селе Константинове. В августе-сентябре гостит в деревне Тимониха - у Василия Белова. Там написана поэма-сказка "Разбойник Ляля".
1969 - вышла третья книга Николая Рубцова "Душа хранит" (Архангельск). Закончились годы скитаний, бытовой неустроенности: Николай Рубцов получил скромную, но все-таки отдельную однокомнатную квартиру. Казалось, что налаживается и личная жизнь поэта...
1970 - вышла четвертая книга Николая Рубцова "Сосен шум", изданная благодаря хлопотам Егора Исаева, в том же "Советском писателе". Появились публикации в "Нашем современнике", "Молодой гвардии".
К этому времени относятся стихотворения - "Судьба", "Ферапонтово", "Я умру в крещенские морозы...".
1971 - гибель поэта Николая Рубцова 19 января, в крещенские морозы...
Он погиб случайно в семейной ссоре 19 января 1971 в своём вологодском доме номер 3 на улице, названной в честь земляка русского советского прозаика Александра Яшина, от руки женщины, которую собирался назвать своей женой - Людмилы Дербиной (Грановской), которая не собиралась его убивать, но не выдержала его алкогольного дебоширства.
ИНТЕРЕСНЫЕ СЛУЧАИ ИЗ ЖИЗНИ
Из воспоминаний учительницы Александры Меньшиковой
* От многих других отличала мальчишку исключительная честность. Однажды в школьном коридоре разбил он стекло. Никто этого не видел - другой бы умолчал, а он сразу ко мне пришел. Рассказывает, а у самого слезы на глазах, испуганно смотрит на меня. Ведь война. И стекол нигде нет. А когда я сказала, что стекло найду и завхоз вставит, его глазки снова засияли, стали доверчивыми. Извиняется: не нарочно разбил, поскользнулся.
* Из воспоминаний Валентина Солоухина
На втором курсе института меня избрали председателем студкома. Под мою ответственность попадали громоздкий магнитофон, несколько катушек пленки и неисправная пишущая машинка "Москва". В беседе со мной ректор Литературного института И. Н. Серегин обратил внимание на промахи и недоработки бывшего председателя студкома, тактично намекнул на заинтересованное распределение студкомовских 500 рублей, которые выделял институту на помощь нуждающимся студентам Литфонд.
Первые мои действия были направлены на то, чтобы отремонтировать пишущую машинку. Добыв отвертку, я принялся за ремонт. Неисправность удалось устранить, и мы принялись за оформление студкомовской газеты, попутно готовясь к первому распределению литфондовского пособия.
Кто-то из старшекурсников подвел ко мне щуплого, темноглазого паренька: "Это Николай Рубцов. Надо поддержать, на одну стипендию живет..." Стипендия у нас а то время была 22 рубля.
- Пишите заявление...
- А как? - дернул он плечами и смущенно улыбнулся.
- На студком: прошу...
- В прозе или стихах? - перебил он меня.
- Валяй гекзаметром,- принял я шутку. Вечером в общежитие он принес мне заявление на целую страницу, написанное действительно гекзаметром.
У меня в комнате как раз находился П. Мелехин, который положил на стол заявление в одну строчку: "Прошу оказать материальную помощь в сумме 25 рублей". Покосившись на заявление Рубцова, он сказал:
- За 30 строк и 20 рублей - бездарь!..
Коля тут же взял лист чистой бумаги и написал: "Нуждаюсь в 35 рублях". Положил на стол и, забрав первое заявление, ушел.
* Учеба Рубцова в Литинституте продолжалась до декабря 1963 года, после чего его выгнали. 3 декабря он пришёл в пьяном виде в Центральный дом литераторов и устроил драку. И уже на следующий день после этого ректор подписал приказ об его отчислении. Почему же с ним поступили так строго, а не стали ставить на вид или лишать стипендии? Все дело в том, что за время своего обучения поэт уже столько раз попадал в различные пьяные истории, что случай в Доме литераторов переполнил чашу терпения руководства института. Вот и не стали с ним церемониться.
* Между тем свидетели происшествия в ЦДЛ затем рассказывали, как на самом деле возникла та "драка". В тот вечер на сцене Дома выступал некий оратор, который рассказывал слушателям о советской поэзии. В конце своего выступления он стал перечислять фамилии известных поэтов, но не упомянул Сергея Есенина. Это и возмутило Рубцова. Он стал кричать: "А Есенин где?", за что тут же был схвачен за шиворот рьяным администратором. Николай стал вырываться, что впоследствии и было расценено как "драка".
* Уже через полгода после этого случая - в конце июня 1964 года - Рубцов попал в новую скандальную историю. И опять в ЦДЛ. Ситуация выглядела следующим образом. Наш герой и двое его однокурсников отдыхали в ресторане Дома литераторов. Время уже подходило к закрытию, но друзья не собирались закругляться. Они подозвали к своему столику официантку и заказали еще одну бутылку водки. Однако официантка им отказала, объяснив, что водка кончилась. "Тогда принесите вино", - попросили ее студенты. "И вино тоже кончилось!" - отрезала официантка. И в тот же момент ее окликнули с другого столика и тоже попросили спиртного. И тут друзья-студенты увидели, как изменилась их собеседница. Она вдруг расплылась в подобострастной улыбке и буквально бегом отправилась выполнять заказ клиентов. Вскоре на их столе появился заветный графин с водкой. Судя по всему, именно этот эпизод и вывел из себя подвыпившего Рубцова. Когда официантка вновь подошла к их столику, чтобы сообщить, что ресторан закрывается, он заявил: "Столик мы вам не оплатим, пока вы не принесете нам водки!" Официантка тут же побежала жаловаться метрдотелю. А тот не нашел ничего лучшего, как вызвать милицию. Всю троицу под руки выпроводили из ресторана. Самое удивительное, до отделения милиции довели только одного Рубцова (по дороге двое его приятелей куда-то "испарились"). В результате он стал "козлом отпущения", и 26 июня появляется приказ об его отчислении из института.
* В 1964 году пришла новая беда. Безработный Рубцов был публично объявлен тунеядцем. Его портрет был вывешен в сельпо деревни, где он был прописан, а сам поэт раскритикован общественностью. Вот тут он понял, каково быть объектом насмешек людей. То обозленный на весь свет, то теряющий сознание от голода, то плачущий от бессильной обиды, Рубцов нашел утешение в своем творчестве. Единственным, что поддерживало его силы в эти дни, стали самогон и водка, которыми его угощали такие же, как он, безработные опустившие люди. Тем не менее, именно в это неблагополучное для него время Рубцов написал стихи, которые в дальнейшем в большинстве своем вошли в число лучших произведений российской поэзии.
* В январе 1965 года Рубцов вновь вернулся в Москву и благодаря стараниям своих друзей сумел восстановиться на заочном отделении Литературного института. Однако прописки в столице у него не было, поэтому ему приходилось скитаться по разным углам, вплоть до скамеек на вокзалах. А в апреле 1965 года последовал новый скандал. 17 апреля Николай пришел в общежитие института, надеясь, что его пустят переночевать. Но его не пустили. Тогда Рубцов поймал такси в 17-м проезде Марьиной Рощи и попросил отвезти его на одну из улиц города, где жил его друг. Доехав до пункта назначения, Николай отдал водителю (кстати, это была женщина) три рубля, надеясь получить с них сдачу, так как счетчик набил всего лишь 64 копейки. Однако водитель отдавать ему сдачу отказалась. И тогда поэт потребовал везти его к первому постовому милиционеру. Видимо, у него он думал найти справедливость. Но все получилось наоборот. Милиционер поверил не ему, а женщине-водителю, забрал его в отделение, и там был составлен соответствующий протокол. Через день он уже лежал на столе у ректора Литературного института. Так поэт в очередной раз лишился студенческого билета.
* Несчастья продолжали преследовать поэта. В том же году его теща, настроив дочь против зятя, начала изводить Николая, подталкивая его уйти из дома. В конце концов, поэт так и сделал. Следующие несколько лет он скитался по стране, побывав даже в Сибири. Перебиваясь случайными заработками, голодая, лишенный крова и близких людей, поэт, тем не менее, продолжал писать. Именно тогда из-под его пера вышел очередной сборник стихов, который Рубцов назвал "Звезда полей". Эта книга, которую он опубликовал, вернувшись, наконец, в столицу, сделала поэта популярным и привела его в Союз писателей.
* В 1969 году у Рубцова появилась женщина, которой суждено будет сыграть в его судьбе роковую роль. Звали ее Людмила Дербина (она родилась в 1938 году). 2 мая 1962 года они встретились в компании в стенах общежития Литературного института (их познакомила поэтесса Вера Бояринова). Однако тогда это было всего лишь мимолетное знакомство. Рубцов, носивший пыльный берет и старенькое вытертое пальто, произвел на девушку отталкивающее впечатление. Но уже через четыре года после этого, прочитав книгу его стихов "Звезда полей", Дербина внезапно почувствовала к поэту сильное влечение. К тому времени за ее плечами уже был опыт неудачного замужества, рождение дочери. Зная о том, что и Рубцов в личной жизни тоже не устроен, она вдруг решила познакомиться с ним поближе. 23 июня 1969 года она приехала в Вологду, и здесь вскоре начался их роман.
Из выступления свидетеля на суде над Л. Дербиной.
*И вот выступает сосед, над квартирой которого жил Рубцов; зовут соседа Алексей Иванович. Он обстоятелен, нетороплив, отвечает только на вопросы, которые ему задают.
- Что вы можете рассказать по делу?
-Хотели жениться. Я говорю: ну, Коля, вы хорошая пара. Радовался: люди хорошие, хотят вместе жить вечно...
Следует вопрос, не находилась ли подсудимая в состоянии алкогольного опьянения.
- Было. Зашел к ним, он был трезвый, она - косая.
- Что вы, Алексей Иванович,- возмутилась из-за перегородки подсудимая.
- А я скажу... Вы вот на кухне стояли с распущенными волосами, вот в таком стиле,- и Алексей Иванович расставил ноги и слегка изогнулся в талии, изображая нетрезвую гостью Рубцова.
Ну вот, хоть немножко оживил ее образ, а то предыдущие показания почти засахарили бедную женщину.
Она, видимо, не ожидала нового поворота дела и порядком расстроена. Но это еще не все. На запросы следователя Меркурьева пришли характеристики на подсудимую, и опять-таки не все розового цвета.
Вот, например, из Подлесской сельской библиотеки, где она трудилась в последнее время: "... к работе относилась недобросовестно: в отчетах давала ложные показания по читателям и книговыдаче. Систематически не являлась на семинары, имела за это время выговора. В библиотеке всегда был беспорядок: кругом грязь, книги раскиданы. Из наглядной агитации в библиотеке ничего не было оформлено. На замечания инструктирующих лиц не реагировала. Зав. отделом культуры Вологодского райисполкома Цветкова 12. 11. 71 г."
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ
" Ласточка носится с криком
Выпал птенец из гнезда,
Дети окрестные мигом
Все прибежали сюда.
Взял я осколок металла
Вырыл могилку птенцу,
Ласточка рядом летала,
Словно не веря концу.
Долго носилась, рыдая,
Под мезонином своим...
Ласточка! Что ж ты, родная,
Плохо смотрела за ним?"
Это стихотворение написано в 1968 году. До собственной трагической гибели оставалось не так уж много: менее трёх лет, и он всё настойчивее и обречённее поднимает эту тему, варьирует её, примеряет к своей судьбе. Он прекрасно знал, в какой цвет окрашен путь отечественной поэзии, начиная с Пушкина, через Есенина и Маяковского, вплоть до Дмитрия Кедрина, которого поэт любил. Ведь истинный художник всегда пророк, и он всегда предчувствует беду.
Он очень хотел жить. Но, тем не менее, предупреждения друзей и их просьбы о том, чтобы он поменял стиль жизни и бросил пить, поэт отвергал яростно и громко. Может быть, в этом неприятии был заложен тайный страх перед надвигающейся катастрофой. Ведь совсем не случайно в 1970 году было написано: " Я умру в крещенские морозы, я умру когда трещат берёзы..." Угадано точно. День в день.
Николай был Рубцов убит 19 января 1971 года своей гражданской женой Людмилой Дербиной.
***
Я умру в крещенские морозы
Я умру, когда трещат березы
А весною ужас будет полный:
На погост речные хлынут волны!
Из моей затопленной могилы
Гроб всплывет, забытый и унылый
Разобьется с треском, и в потемки
Уплывут ужасные обломки
Сам не знаю, что это такое...
Я не верю вечности покоя!
***
" Когда я буду помирать ,
А помирать конечно буду ,
Ты отодвинь мою кровать
И сдай порожнюю посуду ! "
( Николай Рубцов . )
Из воспоминаний Л. Дербиной
"Буквально за несколько дней до трагедии мы хотели расписаться и уже подали заявление в загс. Увы, нам не суждено было прожить долгую супружескую жизнь. Нас повсюду преследовали знаки, предопределившие судьбу. Помню, как мы писали заявление в загсе шариковой ручкой с зелеными чернилами. Когда я стала заполнять свою анкету, чернила неожиданно кончились. Ну, разве это не мистическое обстоятельство, подсказавшее, что мы с Рубцовым скоро разлучимся?
Николай всегда предчувствовал свою смерть, видел ее. Были моменты, когда он хотел покончить с собой. В 1970 году Рубцов принял мышьяк. Отделался только расстройством желудка. Во всем у него сквозили - в разговоре, поведении - обреченность, ранний уход. Он мне так и говорил: "Я скоро умру". "Да с чего ты взял?" - изумлялась я. "Умру!" - уже сердился Рубцов и топал ногой. А иногда сидит на кухне, посмотрит в окно и тихо так проговорит: "Знаешь, Люда, и жить не хочется, и умирать страшно". А вообще он любил зимы. Мы их как-то всегда проводили весело. Приводил его в восторг кружащийся снег. Идем днем по улице, а он как прямо в сугроб нырнет! Поваляется в снегу, нахохочется... Жизнерадостен, как ребенок."
Отрывок из книги Раззакова Ф.И. Досье на звёзд (1962-1980. Изд-во ЭКСМО - ПРЕСС, 1999 г)
"18 января молодые отправились в паспортный стол, чтобы там добиться прописки Дербиной к Рубцову. Однако их ждало разочарование: женщину не прописывали, потому что не хватало площади на ее ребенка. Выйдя из жилищной конторы, молодые отправились в редакцию газеты "Вологодский комсомолец", однако по пути, возле ресторана "Север", внезапно встретили группу знакомых журналистов, и Николай решил идти вместе с ними в шахматный клуб отмечать какое-то событие, а Дербина отправилась в редакцию одна. Через какое-то время она тоже пришла в шахматный клуб, где веселье было уже в самом разгаре.
Вновь прибывшей налили вина, но она практически не пила, предпочитая тихо сидеть на своем месте. И здесь в какой-то момент Николай Рубцов вдруг стал ее ревновать к сидевшему тут же журналисту Задумкину. Однако досадный эпизод удалось обернуть в шутку, и вскоре вся компания отправилась догуливать на квартиру Рубцова на улице Александра Яшина. Но там поэта вновь стала одолевать ревность, он стал буянить, и когда успокоить его не удалось, собутыльники решили уйти подальше от греха. В комнате остались Николай и его невеста.
Л. Дербина вспоминает: "Я замкнулась в себе, гордыня обуяла меня. Я отчужденно, с нарастающим раздражением смотрела на мечущегося Рубцова, слушала его крик, грохот, исходящий от него, и впервые ощущала в себе пустоту. Это была пустота рухнувших надежд.
Какой брак?! С этим пьянчужкой?! Его не может быть!
- Гадина! Что тебе Задумкин?! - кричал Николай Рубцов. - Он всего лишь журналистик, а я поэт! Я поэт! Он уже давно пришел домой, спит со своей женой и о тебе не вспоминает!..
Рубцов допил из стакана остатки вина и швырнул стакан в стену над моей головой. Посыпались осколки на постель и вокруг. Я молча собрала их на совок, встряхнула постель, перевернула подушки...
Николая Рубцова раздражало, что я никак не реагирую на его буйство. Он влепил мне несколько оплеух. Нет, я их ему не простила! Но по-прежнему презрительно молчала. Он все более накалялся. Не зная, как и чем вывести меня из себя, он взял спички и, зажигая их, стал бросать в меня. Я стояла и с ненавистью смотрела на него. Все во мне закипало, в теле поднимался гул, еще немного, и я кинулась бы на него! Но я с трудом выдержала это глумление и опять молча ушла на кухню...
Где-то в четвертом часу я попыталась его уложить спать. Ничего не получилось. Он вырывался, брыкался, пнул меня в грудь... Затем он подбежал ко мне, схватил за руки и потянул к себе в постель. Я вырвалась. Он снова, заламывая мне руки, толкал меня в постель. Я снова вырвалась и стала поспешно надевать чулки, собираясь убегать.
- Я уйду.
- Нет, ты не уйдешь! Ты хочешь меня оставить в унижении, чтобы надо мной все смеялись?! Прежде я раскрою тебе череп!
Николай Рубцов был страшен. Стремительно пробежал к окну, оттуда рванулся в ванную. Я слышала, как он шарит под ванной, ища молоток... Надо бежать! Но я не одета! Однако животный страх кинул меня к двери. Он увидел, мгновенно выпрямился. В одной руке он держал ком белья (взял его из-под ванны). Простыня вдруг развилась и покрыла Рубцова от подбородка до ступней. "Господи, мертвец!" - мелькнуло у меня в сознании. Одно мгновение - и Рубцов кинулся на меня, с силой толкнул обратно в комнату, роняя на пол белье. Теряя равновесие, я схватилась за него, и мы упали. Та страшная сила, которая копилась во мне, вдруг вырвалась, словно лава, ринулась, как обвал... Рубцов тянулся ко мне рукой, я перехватила ее своей и сильно укусила. Другой своей рукой, вернее, двумя пальцами правой руки, большим и указательным, стала теребить его горло. Он крикнул мне: "Люда, прости! Люда, я люблю тебя!" Вероятно, он испугался меня, вернее, той страшной силы, которую сам у меня вызвал, и этот крик был попыткой остановить меня.
Вдруг неизвестно отчего рухнул стол, на котором стояли иконы, прислоненные к стене. На них мы ни разу не перекрестились, о чем я сейчас горько сожалею. Все иконы рассыпались по полу вокруг нас. Сильным толчком Рубцов откинул меня от себя и перевернулся на живот. Отброшенная, я увидела его посиневшее лицо. Испугавшись, вскочила на ноги и остолбенела на месте. Он упал ничком, уткнувшись лицом в то самое белье, которое рассыпалось по полу при нашем падении. Я стояла над ним, приросшая к полу, пораженная шоком. Все это произошло в считанные секунды. Но я не могла еще подумать, что это конец. Теперь я знаю: мои пальцы парализовали сонные артерии, его толчок был агонией. Уткнувшись лицом в белье и не получая доступа воздуха, Николай Рубцов задохнулся...
Тихо прикрыв дверь, я спустилась по лестнице и поплелась в милицию. Отделение было совсем рядом, на Советской улице..."
А вот как описал эти же события в своем "Дневнике" Ю. Нагибин
"Когда Николай Рубцов хрипя лежал на полу, она опомнилась и выбежала на улицу. "Я убила своего мужа!" - сказала она первому встречному милиционеру. "Идите-ка спать, гражданка, - отозвался блюститель порядка. - Вы сильно выпимши". "Я убила своего мужа, поэта Рубцова", - настаивала женщина. "Добром говорю, спать идите. Не то - в вытрезвитель". Неизвестно, чем бы все кончилось, но тут случился лейтенант милиции, слышавший имя Рубцова. Когда они пришли, Рубцов не успел остыть. Минут бы на пять раньше - его еще можно было бы спасти..."
В протоколе о гибели Николая Рубцова зафиксированы икона, пластинка песен Вертинского и 18 бутылок из-под вина.
Вологодский городской суд приговорил Л. Дербину к 7 годам лишения свободы за умышленное убийство в ссоре, на почве неприязненных отношений. Стоит отметить, что за несколько месяцев до этого убийства Дербина отдала в набор свой второй (первый - "Сиверко" - вышел в свет в 1969) поэтический сборник "Крушина", предисловие к которому написал Николай Рубцов. В этом сборнике было стихотворение, которое просто мистически предрекало будущую беду. Приведу отрывок из него:
О, как тебя я ненавижу!
И так безудержно люблю,
Что очень скоро (я предвижу!)
Забавный номер отколю.
Когда-нибудь в пылу азарта
Взовьюсь я ведьмой из трубы
И перепутаю все карты
Твоей блистательной судьбы...
Л. Дербина отсидела в неволе пять лет и семь месяцев, после чего ее амнистировали в связи с Международным женским днем".
При жизни Николай Рубцов издал только четыре тоненькие книжечки общим тиражом в 43 000 экземпляров. После его смерти вышло около двадцати изданий, тираж давно перевалил за пять миллионов, но на прилавках магазинов их словно не бывало. Книги поэта расходятся за несколько дней. И это говорит о том, что народ любит Рубцова, о том, что людям близка его светлая грусть о малой и большой Родине, о русском человеке.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Прекраснейший поэт Николай Рубцов хорошо знал, что:
"Если нет ни радости, ни горя,
тогда не мни, что звонко запоёшь,
любая тема поля или моря -
и тема гор - всё это будет ложь".
Был ли поэт счастлив? Внешне можно посчитать - не был. А глубже - был. Был счастлив по - хорошему.
" И счастлив я, пока на свете белом горит, горит звезда моих полей". Такие слова мог сказать только по- настоящему счастливый человек. Он не щадил, не берёг себя. Ради великой правды о России очищал свою душу на огне поэзии и сам стал частицей её родниковой души.
" Перед всем старинным белым светом я клянусь, душа моя чиста". "Пусть она останется чиста до конца, до смертного креста!"
ТИХАЯ МОЯ РОДИНА
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи...
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
-Где же погост? Вы не видели?
Сам я найти не могу.
Тихо ответили жители:
-Это на том берегу.
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зелёный простор.
Словно ворона весёлая,
Сяду опять на забор!
Школа моя деревянная!
Время придёт уезжать -
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.