Вот они – просторы Южной Америки! Впереди – дорога, неровной линией убегающая за горизонт, так далеко, что и конца ее не видно.
Машина ровно урчит, проглатывая километры серого асфальта. По обочинам иногда вспыхивают на короткие мгновения одинокие деревья, но тут же исчезают, скрываются в той непонятной дали, в которой спряталась дорога.
Мы едем уже несколько дней, поочередно заступая на вахту. Сейчас за рулем я, ночью, если не встретим какой-нибудь придорожный мотельчик, - Андрей. Затем Антон. А потом все снова по кругу.
Тихо. Радио я выключила. Открыла окно, чтобы не было душно, и теперь слышно лишь мягкое шуршание колес по дороге.
Как и в России, сегодня 31 декабря. И хотя я в нескольких часах и сотнях тысяч километров от дома, в этот день я не могу заставить себя жить по южно-американскому времени.
Я смотрю на часы: 13 : 15. Солнце стоит высоко, но уже, наверное, мечтает, как укроется одеялом из звезд. На этот раз звезды будут особенные – новогодние.
На меня накатывает странное чувство, которое я не испытывала с самого детства: предпраздничное ощущение чуда, смешанное с легким волнением и лихорадочным счастьем. Чувство чего-то особенного, уникального, чувство, от которого перехватывает дыхание и кружится голова.
Здесь нет снега, но мне он мерещится. И не только он. Вдруг откуда-то издалека я слышу голос папы, его добрый и веселый голос:
- Алиса, иди сюда! Посмотрим, насколько ты выросла!
Когда я была маленькая, отец всегда измерял мой рост в последний день уходящего года. Рисовал жирную черную линию на тонкой деревянной пластинке, что была прибита у двери.
- Ну вот, смотри, - он целовал меня в лоб, - какая ты большая стала, а! Вон насколько вымахала за прошедший год!
Я чувствую, как он нежно сжимает мои плечи большими и теплыми руками.. и начинает трясти. Совершенно не нежно трясти.
Что-то лишнее влезает вдруг в воспоминание, резко и бесцеремонно превращая его в кучу блестящих осколков.
Туман перед глазами медленно рассеивается, словно мы на лодке выплываем из его плотной густоты, аккуратно работая веслами, чтобы не разбить звенящую тишину.
Вот только никуда мы не выплываем. Мы едем. Мы едем прямо на дерево.
Я резко выворачиваю руль, машину начинает заносить, и тогда ко мне возвращается слух. Я слышу, как визжат колеса, кто-то безудержным матом ругается сзади, а сама я часто и неровно дышу.
Когда джип перестает крутить, я открываю дверцу и вываливаюсь наружу.
- Ты ненормальная!? Убить нас всех хотела!? Что делаешь вообще!
Андрей встряхивает меня за плечи, но я лишь бормочу нечто неразборчивое в ответ. Мысли сумасшедшим комом вертятся в голове, и мне никак не удается поймать хоть одну.
-Эй – эй, тихо, не убей ее. Она просто устала. За рулем была больше любого из нас.
Антон успокаивающе похлопывает Андрея по спине, ждет, пока тот перестанет раздраженно пыхтеть, а затем кивает в сторону приоткрытой задней дверцы:
- Может, тебе лучше поспать?
Я не возражаю. Послушно забираюсь на сиденье, дожидаюсь, пока машина тронется, и закрываю глаза.
По правде говоря, я совсем не устала. Но лучше притвориться спящей: мне совестно за то, как я разбудила ребят.
Пару минут я еще чувствую себя виноватой: внутри все увеличивается противный, колючий шарик, который так и норовит кольнуть побольнее. Но вскоре голова пустеет, будто гигантская волна смывает тысячи огоньков моих мыслей, и я сквозь дрему разбираю слова Антона:
- Да брось ты, ничего бы не произошло. Она бы всего лишь въехала в дерево – не смертельно…
Конец его фразы растворяется где-то далеко, за сотни километров. Я уже не в джипе – я стою прямо перед тем деревом, в которое чуть не врезалась. Только это уже не гигант с величавой листвой, а маленький саженец, немного неуклюже растопыривший ветки в нашем дворе в мае тринадцать лет назад.
Мой дед стоит рядом, одною рукою гордо держа лопату.
-Посмотри, Алиса, какое дерево посадил! Дуб! Хотел на Новый Год, дак оно же замерзнет… А май – хороший месяц! Эх, новая жизнь!
Я смотрю, как неловко и робко трепещет на ветру худенькими, не окрепшими еще листочками маленький дуб, прося, чтобы о нем с любовью заботились не месяц и не два, а несколько лет – так же, как о его предках и детях. Поворачиваюсь, чтобы спросить у деда, что он имел в виду, и понимаю: его уже нет. Вместо него гигантский, до облака достающий концом своей синей шапки старик. Он понимающе улыбается мне, залихватски забрасывает свою длинную седую бороду за плечо и устремляется вперед.
В детстве я всегда представляла, как 31 декабря Дедушка Мороз обходит Землю. Все начинается с Камчатки, затем неторопливым шагом идет он по России, знаменуя своим появлением Новый Год. В то время как я и мои родители, уже уставшие, ложимся спать, красные сапоги Деда Мороза еще вышагивают где-то на границах Европы, готовясь пересечь Атлантический океан на пути в Америку.
Но сейчас неизвестно почему вместо краснощекого, доброго и столь могучего старца я вижу маленького и сгорбленного старика, в котором от прежней его ипостаси осталось только одно – бесконечно умный и мудрый взгляд. Опираясь на клюку, он тихонько бредет вдоль экватора, своим размеренным шагом заставляя планету крутиться. Его дороге нет начала и нет конца. Он тих и незаметен, почти невидим, но власть его беспредельна. И он идет, идет, идет…
Я просыпаюсь от удара головой. Кажется, мне решили отплатить той же монетой.
Вылезаю из машины. Уже стемнело: ночь едко растворяет в своей скрытности поля, равнины и холмы и грозится захватить дорогу. Ветер дует прохладный, пренебрежительный и безразличный.
Я различаю впереди силуэты Антона и Андрея, но не спешу за ними вслед. Стою и жду у джипа, пока кто-нибудь вернется.
-Почему мы остановились? – спрашиваю я, когда Антон подходит достаточно близко, чтобы услышать вопрос.
Он улыбается, и темнота превращает его улыбку в усмешку.
-Андрею взбрело в голову разжечь костер. Говорит, что новогоднюю ночь хочет провести в тепле. Ты как, нормально?
Я киваю. Мне неуютно и холодно, сердце камнем висит в груди. Все вокруг кажется неприглядным, холодно-надменным, непонятным. Неродным. Мне настолько не по себе, что я даже не помогаю ребятам. Сижу и жду, когда загорится огонек.
От моего новогоднего настроения не осталось и следа. И кажется сейчас глупым, что оно вообще было.
Наконец парням удается разжечь в мангале огонь. Небольшие бревнышки горят ровно, упруго, спокойно. Повеселевшие Антон и Андрей достают из мини-холодильника банки с пивом и одну протягивают мне. Я не отказываюсь, хоть и не хочется.
Сначала ребята пытаются втянуть меня в разговор, но я отвечаю вяло и устало, и вскоре они бросают свои безуспешные попытки.
Медленно поднимаюсь и тихо перехожу через дорогу. Здесь, где уже не так слышны их звонкие, веселые голоса, мне становится чуточку легче.
Я смотрю на огонь, на его плавно танцующие языки, пытаюсь уловить его ласковое потрескивание. Мои светящиеся ночью часы подсказывают, что до боя курантов осталась всего пара минут.
Ставлю неоткрытую банку пива на землю и нащупываю в кармане джинсов вчетверо сложенный листок бумаги. Разворачиваю его и пристально вглядываюсь. В это время суток разглядеть ничего нельзя, но мне все равно кажется, что я вижу проступающие сквозь черную пелену буквы.
Это мой список желаний. Мой план на ближайший год. То, что я пообещала себе осуществить в следующие 365 дней.
Моя мама составляла такой список в конце каждого декабря. Она никогда не нашептывала свои мечты небу, горячо молясь о том, чтобы они сбылись, и не сжигала ничего, выпивая пепел с шампанским. Она всегда ставила себе цели, словно начинала новую жизнь.
Неожиданно вспоминается сгорбленный старичок, что приснился мне сегодня. Как он идет, идет и идет, никогда не останавливаясь. Его следы еле заметными пятнами испещряют землю, а каждый его шаг – его собственная маленькая жизнь.
Часы пищат, по-своему извещая о наступлении полуночи. Здесь, в Южной Америке, еще лишь вечер, но где-то далеко в России звенят куранты. Я смотрю на огонь и понимаю, что горю вместе с ним. И, боясь опоздать, я подбегаю к нему и бросаю в него то, что так крепко сжимала в руке – мой список желаний.
С Новым Годом!