В наш мир, иногда, приходят люди, которые выдаются из общего стандартного ряда обывателей, хотя внешне, на первый взгляд (во всяком случае, при рождении), эта девочка мало чем отличалась от остальных новорожденных, ну, разве тем, что «выныривала из вод» не головой, как положено всем нормальным людям, а тем местом, на котором впоследствии сидеть приходится.
Так с рождения вся ее жизнь и была поставлена с ног на голову. Когда другие дети добивались внимания ревом, она спокойно помалкивала и ждала своего часа. Уже тогда сложились ее жизненные принципы:
- Судьба! – думала малютка, когда мама подходила не к ней, а к сестре.
- Это мой крест и надо его нести, - рассуждала она, когда ей не доставалась красивая игрушка, или у мамы не хватало молока на двоих.
Наверное, поэтому девочка росла тихо. У нее было плохое зрение, что впрочем, несказанно радовало ее – ведь она носила огромные очки, через которые видела весь мир в увеличенном в несколько раз виде. Улыбка мамы для нее была намного шире, старость отца она тоже заметила раньше других детей.
К тому же с годами ее пальцы, да и душа стали настолько чуткими, что можно было обходиться иногда и без очков.
Чем больше человек преодолевает препятствий, тем самостоятельнее он становится. Так было и с ней.
Мать покупала двадцать метров одинаковой ткани всем на платья. И в то время, когда сестры ждали, когда соседка-портниха сошьет им наряды, она доставала давно забытую, старую вещь, кроила, перешивала на себя и тоже радовалась. На ее брюках в самом неподходящем месте рос мухомор – заплатка, а прическа была не как у всех – «Молодежная», а как у Анжелы Девис.
У нее не было друзей, все считали ее чудачкой и обзывали «белой вороной» и «очкастой».
Замуж она вышла за сильно пьющего уже тогда парня из их деревни. Жизнь, которая любой другой показалась бы длинной, бессмысленной и несостоявшейся, казалась ей вполне удавшейся.
Она старалась никуда не ходить, кроме как в магазин – не бросишь беспомощного пьяного супруга – он может упасть с высокого крыльца и разбиться, что уже случалось, пока она ходила за хлебом. А может случайно поджечь от не затушенной сигареты дом и сгореть. Иногда, когда он падал с лавки, его нужно было дотащить до кровати – не на полу же ему лежать – простудится!
Когда ей говорили:
- Да выгони ты его и не мучайся!
- Что вы, он же очень хороший человек, я не могу выгнать его, это судьба, - говорила она.
- Это мой крест!
Зато по утрам, когда муж был еще трезв, она испытывала настоящее счастье! Она прощала ему вчерашние грубости, нежно оглядывала его, как бы проверяя целостность этого давно пустого сосуда, подавала капустный рассол и не могла наговориться, понимая, что надо успевать – не так уж много у нее времени в запасе…
Накопленная с рождения нерастраченная любовь давала себя знать.
Однажды соседский мальчишка принес ей малюсенького, беспомощного, никому не нужного щенка. Пришлось выкармливать его с пипетки, усыплять на руках, покачивая и поглаживая. Вскоре они стали необходимы друг другу.
Теперь самым близким человеком в ее жизни стала она, Матильда.
Так, как любила эта собачка, Матильда ее еще никто не любил! И она знала, что не полюбит никогда.
Они вместе ходили за водой, в магазин за продуктами, готовили пищу, снимали сапоги с пьяного мужчины, подкладывали подушку под голову этого пьяного чудовища и думали:
- Не выгонишь, жалко, человек ведь! Это наш крест!