Ей удалось покончить с собой только с третьей попытки. Первые две, когда она прыгала с моста, а спустя год с балкона пятого этажа, провалились.
С мостом как получилось. Доехала на автобусе, со скандалом. Денег на билет не было, поэтому ссадили раньше на пару остановок. Дальше пешкодралом. На середине моста остановилась, там дорожки, огороженные высоким бордюром, огляделась. Справа сплошной поток машин – гудит на одной высокой ноте, в воздухе мелкие дождевые капли. Слева, за перилами, обрыв и черная, даже отсюда видно какая грязная, вода. Небольшие течения сталкиваются, перемешиваются и расходятся. Она засмеялась, неуклюже перебралась через ограждение и упала вниз.
В воду вошла ногами, погрузилась на несколько метров, сознания не потеряла и тут же начала двигаться вверх, стягивая легкую куртку. Странно, но на берегу уже суетились, когда она поплыла, ее встретила рыбачья надувная лодка. Мужики молча перевалили неудавшуюся утопленницу через круглый борт и погребли. А там не отпускали, пока не приехала «Скорая помощь». Налили спирту, заставили проглотить. Спирт на вкус противнее речной воды. Было стыдно, что мокрое платье облепило тело.
В дурдоме сначала положили в надзорную палату, а потом в обычную. Держали четыре месяцы, сперва кололи какую-то дрянь и давали таблетки, а потом перестали. Она перебралась на койку к окну и сквозь стекло, затянутое сеткой рабица, любовалась летом, переходящим в осень. Зеленые листья желтели, краснели, жухли, сворачивались и облетали. Листья, думала она, на них можно писать письма, которые подхватит ветер и унесет. Иногда приходила сильно постаревшая мать.
Второй раз прыгала с балкона квартиры подруги. Сказала, пойду покурю, хотя не курила. И еще: ты меня прости, Таня. А? переспросила та, но она уже вышла, уперлась правой рукой в перила балконной решетки, легко перебросила ноги и полетела. Как в школе на физкультуре. Показалось или правда, ветка тополя полоснула по лицу.
От удара вышибло дух. По-настоящему очнулась уже в больнице. Обе ноги сломаны, левая рука в запястье, сотрясение мозга, оторванная селезенка и обширный ушиб правой стороны. Повезло, сказал врач. Да, ответила она. Я пришлю психиатра, пообещал. Конечно. Потекло время лечения, ничего особенного, в основном она просто лежала и думала. Что-то читала, а когда перебралась к окну, любовалась осенью переходящей в зиму. Сняли гипс. Мама приносила творожник, вкусно.
В дурдоме сперва не узнали. Другое отделение, второе женское. Потом разобрались, так-так сказали или ничего не сказали, она теперь не помнит. Подружилась с девочкой, резавшей вены из-за несчастной любви. Читали друг другу стихи. Такие строки: «какое счастье быть с тобою, тобой дышать, тебя любить, чтоб называл меня родною, и за меня все мог решить», поразили пошлостью, граничащей с откровением. Кто написал, спросила у Насти. Один знаменитый поэт, ответила Настя. Да-да. Уколы сильно болели, мама не приходила.
Третий раз стал последним. Все получилось как надо. Тщательно изучила вопрос, грамотно подготовилась. Время и место, надежная скоба, веревка, узел, мыло, подставка. Надела памперс, чтобы не текло на пол. Написала внешне разумную записку, с просьбой вызвать полицию. Единственно, в тот неуловимый миг, между шагом с деревянного ящика и передавливанием артерий, в зазор, когда душа понимает, что смертна как навозная муха, стало страшно. Но это быстро прошло. Кончилось.