Вопреки ожиданиям, упоминание о вампирском университете не вызвало ни недовольства, ни протестов с маминой стороны. Родительница всего лишь обреченно вздохнула, пожаловалась моему учителю на плохой сон и принялась натирать себе виски ментоловой мазью. Папа внешне оставался невозмутимым. Однако от меня не ускользнули радостные огоньки, заплясавшие в его глазах. Сохранить спокойствие ему удалось явно с большим трудом. Пока мой преподобный наставник посвящал маму в таинства лечения бессонницы теплыми ваннами, отец встал и молча направился в свой кабинет.
Всего несколько минут спустя он вернулся с листом гербовой бумаги в руках. Я почему-то даже не удивился, когда там оказалось письмо на имя ректора Международного Вампирского Университета имени Влада Дракулы, профессора Вольфрама фон Байтергоффа. Еще через полчаса это письмо, но уже с оценками и рекомендациями от преподобного Каца, благоговейно вложили в ярко красный конверт, запечатали личной отцовской печатью и отправили в далекий Нокт-Ламьенберг.
Наблюдая за этим священнодействием, я почувствовал себя взрослым и серьезным вампиром. Даже ветер за окном, казалось, запах свободой. На протяжении трех месяцев после этого памятного дня я каждый вечер начинал с пробежки к почтовому ящику. Когда же, наконец, обнаружил там пухлый конверт – до крови прикусил губу, чтоб не закричать от нахлынувшей радости. Удержался только потому, что все-таки кричать, бегать и прыгать не подобает студенту престижного университета.
С того момента я как мог старался соответствовать новому статусу. Ходил по коридорам и лестницам шагом, говорил вполголоса, слуг называл только полными именами. Кошмар! Если же становилось совсем невмоготу, я уходил в деревню к троллям и там, за игрой в флайбол, отводил душу.
Остаток лета промелькнул, как один день. Приглашение в университет уже само по себе нарушило размеренную жизнь нашего замка. А известие, что в Тахране, через который я должен был ехать, запахло войной, погрузило наше имение в самую настоящую суматоху.
Дело здесь вот в чем. Первоначально предполагалось, что в Нокт-Ламьенберг я буду добираться короткой дорогой. То есть выеду из Мэйрлстона на карете, проеду тридцать миль до Мэджвилля, там сяду на скорый поезд и за сорок часов с хвостиком пересеку Каннисбург, Троуэльтарию и Тахран. Затем в Кейльдорфе пересяду на пароход, переплыву Ламьенский залив и высажусь в Орраленде. Ну а с Орраленда до Нокт-Ламьенберга рукой подать. Весь этот путь занял бы никак не более пяти дней.
Однако в сложившейся ситуации отец настаивал на совсем другом маршруте – в обход неспокойного Тахрана. По новому плану из Мэджвилля мне придется ехать в портовый город Данарс, там садиться на знаменитый лайнер "Парацельс" и на нем плыть окольным торговым путем по Ликанскому океану вдоль цепи Вервольфовых островов. Немного не доходя до Иммортского архипелага, "Парацельс" должен развернуться почти на девяносто градусов и взять курс к Ламьенскому морю. Таким образом, если погода не будет мешать, то на двадцать восьмые сутки после отплытия с Данарса наш корабль войдет в Орралендский порт. Чтобы успеть к началу учебного года, мне следовало покинуть дом уже в последних числах июля.
От мысли, что совсем скоро я стану полностью самостоятельным, у меня захватывало дух. Желая еще больше ускорить время, я обзавелся специальным календарем и каждое утро заканчивал вычеркиванием прожитого дня. То есть ночи.
Правда, вскоре мою радость омрачили – в Нокт-Ламьенберг, оказывается, я поеду не один. Дорогу до университета, а так же все десять лет обучения за мной по-прежнему будет присматривать Усатая Хельга. Вернее нет – не совсем по-прежнему. Если раньше она была просто нянькой, то теперь ей торжественно вручили рубиновый перстень и обозвали моей личной консильерой. Секретаршей-советницей то есть. Наверное, чтоб я меньше возмущался. Хотя возмущаться мне было некогда. Подготовка к отъезду отнимала почти все время. Не считая флайбола, конечно же.
Моими сборами взялся руководить сам дедушка Артур. Он лично заказал и отправил в Данарский порт целую кучу учебников и алхимических ингредиентов. Кроме того, мне выписали из-за границы толстостенный медный котел для зелий, новенький блестящий телескоп и особый сундучок для хранения магических артефактов. Зачем последнее – непонятно. Ведь кто-кто, а дедушка прекрасно знает – управлять артефактами вампиры неспособны. Тем не менее сундучок заботливо упаковали и отправили в Данарс, дожидаться нашего рейса.
Мама тоже решила не отставать от деда. Слегка посокрушавшись по поводу скорой и долгой разлуки ("Бедное мое сердце!"), она взялась за обновление моего гардероба. Несколько дней к ряду родительница таскала меня по всевозможным лавкам. Весьма скучное занятие, скажу я вам. Ведь в каждой лавке мне приходилось часами сидеть и ждать своей очереди – отказать себе в удовольствии перемерить добрую половину платьев и шляп мама никогда не могла. В порыве вдохновения она даже забывала о многочисленных болезнях, что было несомненным плюсом.
Жаль только, терапевтический эффект оказывался кратковременным. Стоило маме привезти покупки в замок и примерить их дома, как в каждом платье она обнаруживала массу изъянов. Здесь цвет ей не идет, там материал плохой. И самое страшное – некоторые наряды велики, а некоторые, наоборот, малы. Набор же или потеря веса – верный симптом несметного множества очередных недугов. Обязательно смертельных. Примерка неизменно заканчивалась едва сдерживаемыми слезами и вызовом доктора.
Несчастный врач-эльф добросовестно выслушивал жалобы, осматривал больную, советовал бывать чаще на свежем воздухе и уезжал. Утомленная (но умиротворенная) мама ложилась спать и наутро была готова к новому походу по магазинам.
В общем, вся родня, как могла и умела, помогала мне подготовиться к отъезду. Но всех переплюнул папа.
– Запомни, сынок, – вдохновлено вещал он, – ты не какой-то оборванец, ты сын лорда Георга Ривенгтона. Единственный сын! А это обязывает.
– И к чему же? – изо всех сил стараясь казаться серьезным, вопрошал я.
– Как к чему?! – отец гордо выпрямлялся и надменно выпячивал подбородок. – Тебе всегда должно быть присуще благородство и величие! О да, благородное величие, которым всегда славился наш род. Мы покажем этим магам, что значит настоящая вампирская аристократия!
На деле же все это означало, что несколько миль до Мэджвилля я должен проехать на запряженной драконами фамильной карете с гербами на дверцах. Когда за день до отъезда я увидел перед парадным крыльцом эту самую карету – на несколько секунд потерял дар речи. Экипаж потрясал воображение. Подозреваю, что на нем ездил еще мой покойный дедушка – папин папа. До того, как пятьсот лет назад попал в засаду и погиб от осинового кола фанатика-инквизитора.
Карета представляла собой внушительное по размеру и причудливое по форме сооружение. Задние ее колеса были почему-то гораздо больше передних, чем сразу напомнили мне одну картинку из потрепанного человеческого букваря. Ту, где нарисована хитроумная самоходная машина в поле. Сходство было столь велико, что я невольно заглянул за запятки – не притаились ли там плуг и борона.
На крышу и дверцы нашей благородно-величественной повозки были когда-то нанесены толстые слои позолоты и дорогого лака. Правда, от времени позолота потемнела, а лак поцарапался и местами облупился. Гербы на дверцах – и те просматривались с трудом. В довершение ко всему карета имела заметный крен на левую сторону.
Пока я стоял и пытался представить свой торжественный въезд в Мэджвилль, слуги под руководством Усатой Хельги метнулись к экипажу. Несчастные. Фрау Деффеншталь мучила их несколько часов подряд. Удовлетворилась она лишь после того, как каждая пядь нашего средства передвижения была старательно вымыта и вытерта раз десять кряду.
Утром, накануне отъезда, прибыли драконы. Отец арендовал их в свадебном агентстве.
Вместе с животными явился и лохматый гном в мятой кучерской ливрее. Он тут же засеменил в кабинет отца, и ближайшие несколько минут весь замок слышал жаркие дебаты о цене. Сошлись на трехстах коинах в час. Довольный гном бросился запрягать драконов, а неутомимая фрау Деффеншталь принялась командовать погрузкой оставшихся чемоданов. Карета, как мне показалось, от этого еще больше перекосилась.
И вот наконец настал момент отбытия. Как же долго я его ждал! В моих грезах это был едва не счастливейший момент жизни. Ведь исполняется мечта: я не просто еду учиться – я еду во взрослую самостоятельную жизнь! Однако на деле все оказалось иначе. Как только на пороге появилась заплаканная мама, я почувствовал на сердце неприятную тяжесть. Пока я пожимал руки собравшимся слугам, тяжесть усиливалась. А когда обнимал отца и целовал мать – к горлу подступил комок. Мне стоило немалых усилий сохранить внешнее спокойствие и даже улыбнуться родителям из окна кареты.
Усатая же Хельга не сдерживала чувств. Добродетельная нянька-консильера голосила навзрыд и долго не хотела отпускать раскисшую маму. При этом она, как фокусник, вынимала из каждого кармана по новому белоснежному платку, шумно сморкалась и что-то причитала. К счастью, из-за волнения и акцента разобрать слова было невозможно.
Наконец гном вскочил на облучок, издал странный свистящий звук и драконы рванули с места. В мгновение ока наш замок оказался далеко внизу и позади. Гном снова свистнул. Карета выровнялась и взяла курс на восток.
Я посмотрел в окно. Глубоко под нами проплывали залитые солнцем рощи, поля и пастбища. Кое-где среди зелени виднелись беспорядочно разбросанные домики магов. На крышах многих из них сверкали стеклянными куполами башенки обсерваторий. Постепенно пейзаж за окном становился все более чужим и незнакомым. Наконец под нами проплыла вытянутая, пересекающая ручей арка с кованными перилами – Мэйрлстонский мост. Я почувствовал, как по коже пробежали мурашки – только теперь я осознал, что так далеко от дома еще никогда не был.
А ландшафт внизу все менялся и менялся. Домики становились все выше и попадались все чаще, пастбища почти исчезли, а луга и рощи выглядели все более изрезанными дорогами. Через пару часов полета дома и дороги выстроились в улицы, а улицы – в большой оживленный город. Под нами начинались предместья Мэджвилля.
Пока я смотрел вниз, фрау Деффеншталь решила привести себя в порядок. Полдороги она старательно поправляла поплывший от слез макияж. Затем вынула из своей сумочки несколько свежих накрахмаленных платочков и рассовала по кармашкам платья. В довершение нянька вылила на себя с полгаллона различных духов и пахучих вод. От смеси их ароматов воздух в карете превратился в тяжелый, малопригодный для дыхания наркотический газ. Стараясь делать вдох не чаще раза в минуту, я откинулся на спинку полинявшего каретного дивана и прикрыл глаза.
Около полудня наш возница снова засвистел. Драконы описали широкую дугу и начали снижаться. Не успели мы опомниться, как экипаж уже катился по неровной, хоть и мощеной, дороге к похожему на аквариум зданию железнодорожного вокзала.
Едва карета остановилась, я настежь распахнул дверцу и выпрыгнул на свежий воздух. Какое же счастье вдохнуть полной грудью! Честное слово, даже примешавшийся запах свежего драконьего помета казался райским благоуханием, после духов Хельги.
Пока я блаженствовал, гном проворно сложил наши чемоданы под раскидистой липой, прыгнул обратно на облучок и умчался. Мы с Хельгой остались вдвоем.
– Нам нюжен носильник, – прорычала наконец консильера. – Я пойду его искайт!
– Кто нужен? – не понял я.
– Носильник! Для чемоданы. Ждите менья в тени. – Фрау Деффеншталь поправила и без того идеальную прическу и царственно зашагала к вокзалу. По самому солнцепеку! Как-никак упыри не полностью ночные существа, потому к солнцу так же малочувствительны, как и люди.
Я с завистью проводил Хельгу взглядом и спрятался в густую тень липы. Конечно же, вопреки человеческим поверьям, солнце не убивает вампиров. Однако его прямые лучи способны вызвать ожог всего за несколько минут. Нежная и светлая кожа детей ночи плохо переносит ультрафиолетовое излучение.
Размышляя над всем этим, я прислонился плечом к дереву и машинально погладил его грубую кору. Пальцы наткнулись на глубокий, очень старый, заросший шрам.
– Это от извозчика, – раздался сзади звонкий мелодичный голос. – Много лет назад в это дерево въехал пьяный гном.
Я обернулся. Говорившим оказался эльф. Хотя какой там эльф – эльфенок! Ростом он едва доходил мне до груди и, судя по всему, был не старше двадцати лет. Его каштановые волосы были зачесаны назад и перехвачены тонкой золотистой лентой, а из-под длинных ресниц на меня смотрели янтарного цвета глаза.
– Бедное, – сочувственно проговорил мальчишка, подходя к дереву и осторожно касаясь ствола. – Ему тогда было очень больно!
– Откуда ты все это знаешь? – удивился я. – Ты что, здесь живешь?
В ответ эльфенок захихикал.
– Нет, конечно!
– Тогда откуда?
– Мне рассказало дерево, – мальчик пожал узкими плечами. – А ты разве не слышишь? – смышленые глазки вопросительно уставились на меня. – Вот сейчас, когда касаешься коры?
– Э… нет, – почему-то с виноватыми интонациями прозвучал мой голос.
Эльфенок снова захихикал.
– Ты ему понравился, – проговорил он, поглаживая кору. – Оно считает тебя хорошим. И… ух ты!
Эльф неожиданно умолк. На остреньком лице появилось странное выражение смеси удивления и крайнего любопытства.
– А они настоящие? – громким шепотом спросил он, кивая на меня.
– Кто?
– Зубы! – протянул эльфенок, не отводя завороженного взгляда от моего рта.
Я не выдержал и засмеялся. Уж очень это было забавно.
– Конечно, настоящие!
– Здорово! – радостно пискнул эльфенок и даже хлопнул в ладоши. – Значит, ты вампир, да? А можно потрогать?
Не дожидаясь ответа, он протянул руку и попытался сунуть палец мне в рот.
– Знаешь, лучше не надо, – стараясь вернуть себе серьезность, сказал я.
Мальчишка на секунду замер и быстро убрал руку. Мне показалось, что он обиженно нахмурил брови и надул губы.
Через несколько мгновений он снова заговорил.
– Мистер Патрик нам рассказывал, что укус вампира сильнее, чем у крокодила. Это правда? Ты тоже умеешь перекусывать кости?
– Какие глупости! – я хотел было возмутиться, однако память услужливо подсунула воспоминание о пальце Карреоздро, и я пристыжено запнулся.
– А вот и не глупости! – эльфенок упрямо выставил подбородок. – Так говорил сам мистер Патрик! А еще он говорил, что вампира никогда ни в чем не заставишь признаться.
Я промолчал. Похоже, спорить с авторитетом таинственного Патрика было бесполезно.
– Тебя как зовут? – не унимался мой новый знакомый.
– Эрик.
– А меня Айнон, – нерешительно заулыбался тот. – Но все меня называют просто – Айни.
– Рад знакомству, – вежливо проговорил я, пожимая протянутую руку.
– И я рад! – улыбка Айни стала еще шире. – Ни у кого из моих знакомых нет друга-вампира, а у меня теперь есть! Представляешь?!
– С трудом…
– Почему? – искренно изумился эльф. – Правда! В наших лесах нет вампиров. Потому многие даже не видели их. Ну, то есть вас… таких как ты.
Наступила короткая пауза.
– Эрик, – неуверенно заговорил Айнон, – ну можно я потрогаю твои клыки? Я быстро и осторожно, а? Ты же теперь мой друг, ведь так?
К счастью, ничего отвечать мне не пришлось. За разговором мы не заметили, как к нам подошла высокая статная эльфийка.
– Айнон, вот ты где, – воскликнула она. – Я уже тебя обыскалась!
– Мама! – восторженно закричал Айни, – а я тут с Эриком познакомился! Смотри, он вампир! Всамделишний! И мой друг.
Я нерешительно улыбнулся и хотел поздороваться с незнакомкой. Однако та, едва услышав слово "вампир", шарахнулась от меня как от прокаженного. Эльфийка молча схватила Айнона за руку и потащила прочь. Они были уже достаточно далеко, но я смог расслышать, как она отчитывала сына:
– … держись подальше от этих существ! Он хищник и кровопийца – какая с ним может быть дружба?
Я отвернулся к липе и скрестил руки на груди. Конечно же, мне было хорошо известно, что другие расы вампиров недолюбливают. Маги – побаиваются. Эльфы – презирают, как любых хищников. Что же до людей, кентавров, фавнов и прочих лишенных колдовской силы созданий, то вампир является их естественным врагом. Как бы странно это не звучало, но немагическая кровь служит источником магической силы для детей Ночи. Из-за этого в глубокой древности мои дикие предки охотились не только на четвероногую дичь. Затаившуюся неприязнь так и не смогли до конца вытравить ни цивилизация, ни клятвенные соглашения, ни межрасовые конвенции, объявляющие всех разумных свободными и равноправными.
Да, все это я прекрасно знал. Тем не менее неприятный осадок на душе остался. Все-таки я не сделал этой эльфийке ничего плохого, чтоб заслужить такое отношение.
А еще мне стало не по себе от мысли, что похожие чувства мог испытывать и наш старый добрый семейный врач. Хоть он никогда и не выказывал ничего подобного, но, поди, пойми этих эльфов! Я вздохнул.
К счастью, долго предаваться думам у меня не получилось. Вскоре подоспела Усатая Хельга в компании двух дюжих троллей. В руках нянька сжимала что-то продолговатое, завернутое в газету. Судя по запаху – батон кровяной колбасы. Держа этот сверток, наподобие маршальского жезла, Хельга, с видом полководца, повела свой несуразный отряд через сутолоку и гам вокзала к перрону.
Наш состав прибыл через несколько минут. Войдя в свое купе, я, не разуваясь, повалился на нижнюю полку. Как поезд отправился – не помню. Сон меня сморил моментально.