Я – многодетная мать-одиночка. Моя жизнь часто тяжела, скучна и монотонна, почти все радости и проблемы в ней связаны лишь с моими детьми, но эту жизнь выбрала себе я сама. Хотелось бы мне каких-то перемен? Конечно, иногда, как и всем людям. Как тяжела для нас, матерей с маленькими детьми, именно эта тусклая обыденность и монотонность плавно перетекающих друг в друга суток, особенно когда рядом нет близкого и любимого человека, готового разделить с нами радости и беды дня и ночи. Иногда до слёз хочется чего-то нового – каких-то приятных встреч, радостных приключений… Но готовы ли мы по-настоящему к тому, что в один прекрасный день наша жизнь может измениться так, как нам и не снилось?
Я хочу рассказать вам об одной удивительной встрече. Сейчас она кажется сном, сказкой, но те, кто видел этих людей, наверное, смогут подтвердить мои слова.
Было это несколько лет тому назад… Какой-то утренник – кажется, ко дню Святого Николая – собрал в один огромный зал значительное количество многодетных семей из нашего города и области. Зал шёл амфитеатром, сцена находилась далеко внизу и видно было всем, но сидячих мест не хватало. Мне повезло, я села и взяла на руки младшего сынишку. Старшие дети некоторое время теснились рядом, но вскоре действие на сцене сменилось какими-то играми и конкурсами с призами. Моя детвора ринулась вниз и мгновенно исчезла, затерявшись среди бурлившей у авансцены толпы малолеток. Вытянув шею, я некоторое время всматривалась в эту толпу, но, поняв бесполезность моей тревоги, решила на миг перевести дыхание, тем более, что малыш, уставший сидеть на руках, спустился на пол и с гудением покатил у моих ног свой паровозик. Гудение было негромким, но весьма отчётливым, и я испуганно оглянулась на соседей – не высказывает ли кто из них своего недовольства. Мне повезло – рядом сидели матери, у которых дети также убежали вниз. Как и я, они пытались высмотреть их в сутолоке и, по-моему, даже не обращали внимания на то, что у их ног кто-то ползает и гудит. Всё же я собралась через некоторое время поймать беглеца и уже обдумывала, чем можно хоть на какой-то срок его занять, когда моё внимание привлекла одна семья, находящаяся неподалёку.
Через несколько сидений наш ряд, как и все остальные, заканчивался слева проходом, ведущим вниз, к сцене. В этом проходе стояли люди, которым не хватило сидячих мест. По счастью, таких оказалось не очень много. И вот – я увидела одну семью, стоящую как бы особняком от других. Они невольно привлекали к себе внимание. Во-первых, в этой семье было много детей и, кроме одной девочки, все мальчики. Старшему было лет двенадцать, младший, посапывающий на коленях у сидящей на ступеньке девочки, совсем крошка, на вид нескольких месяцев. Но удивительным было не это. Все дети были с ног до головы одеты в чёрное. Рядом с ними не было видно ни одного взрослого человека. И все они были удивительно красивы, причём красота их была какой-то необычайной. Особенно очаровывал самый старший мальчик. Присмотревшись, я всё же решила, что ему лет четырнадцать, его лицо дышало взрослой решительностью и мужеством. И он был ангельски прекрасен. Судите сами – огромные чёрные глаза с длиннющими ресницами, тончайшие иконописные черты, гладкая кожа, словно позолоченная, без единого пятнышка. Слегка вьющиеся чёрные волосы, подстриженные коротко под «паж». Примерно так выглядели и все остальные дети. И всё же они казались только удачными копиями своего брата, относящегося к ним – это можно было сразу заметить! – с поразительной заботливостью и любовью. Только девочка, на вид лет девяти-десяти, отличалась от них. На ней был старый зелёный свитер с продранными на локтях рукавами. Волосы, тёмно-русые, с рыжеватым отливом, заплетены в толстую косу, переброшенную на грудь. Лицо её, в отличие от остальных детей, было некрасивым, каким-то одутловатым, угрюмым, бледным, с беличьими щёчками; было в нём даже что-то слабоумно-старческое. Но младенца она нянчила с материнской нежностью. Все эти дети переговаривались между собой негромкими нежными голосами, щебеча, как птички. Мне даже показалось, что от них распространяется несильный, но приятный запах.
Надо сказать, что семья эта привлекала не только моё внимание. На них поглядывали почти все находящиеся рядом люди. Но потом, как правило, отводили глаза. Глубокий траур, в который, как казалось, были одеты дети, полное отсутствие взрослых рядом наводили на мысли, что эта семья, несмотря на свой вполне благополучный вид, нуждается в помощи. А помогать, как известно, не очень-то любят. Да и кто из нас, сидящих в этом зале, мог оказать сиротам такую уж большую помощь?! Несчастные многодетные матери, многие такие же матери-одиночки, как и я?.. Кстати, большинство людей в зале были и одеты не так хорошо, как эти мальчики, да и пахло от них не так приятно…
А может, потому ещё отводили глаза люди, что было в этих ангельски красивых детях всё же что-то странное. Они все охотно отвечали взглядом на взгляд, причём даже, как мне показалось, специально заглядывали в глаза людей. В их взглядах не было ни заискиванья, ни призыва о помощи, ничего, кроме искренней доброжелательности и приветливости. Но, как мне показалось, людей они чем-то пугали. Почему-то никто рядом с ними не хотел даже стоять, и их небольшая группка в чёрном – нисколько не зловещая - находилась особняком. Одна лишь девочка ни на кого не обращала внимания. Она, словно будучи в каком-то трансе, раскачивалась на ступеньке, закрыв глаза, и вроде бы тянула под нос какую-то колыбельную спящему на её коленях младенцу…
Конечно, я смотрела на них всего несколько секунд. Потом, как и все, отвела глаза и – один глазок под ноги, на младшего, другой вниз, на сцену – где же, наконец, мои сорванцы?! Тут они, легки на помине, примчались, размахивая выигранными чупа-чупсами. Малыш, грозно сопя, собрался было зареветь, но его убедили обратиться лично к доброму дедушке то ли Морозу, то ли Св. Николаю за шоколадкой. Волшебное слово оказало своё магическое действие. Забыв про свою застенчивость, не обращая внимания на мои слабые протесты, мой младший сын протянул старшим братьям свои ручонки, и я осталась одна. Невольно опять взглянула налево. Самый старший мальчик взял на руки, видимо, уставшего стоять ребёнка, на вид лет двух-трёх. Крошка чуть постарше теребил брата и что-то настойчиво говорил, показывая в мою сторону. Старший брат поймал мой взгляд и улыбнулся в ответ. Улыбка его была совершенно очаровательной, она расцвела на его смуглом личике, как цветок, показала ямочки на щеках и ровные белые зубки в маленьком ротике.
«Какие прелестные дети! – невольно подумала я. – Неужели у них нет родителей?! И какое безобразие, что никто из сидящих рядом не уступит место хотя бы самым маленьким! Ведь есть же здесь и мужчины, и дети постарше!..» Мне самой было неловко. Но я знала, что мой малыш долго не выдержит стоя, а утренник казался бесконечным. Старший мальчик всё смотрел на меня, улыбаясь. Я приподнялась.
– Дети, извините, – обратилась я к ним, – но у меня тоже маленький, он сейчас придёт, и я не могу уступить вам своё место. Но я могу пока взять на колени кого-то из вас. Хотите?
Не сводя с меня своих умных, красивых чёрных глаз, старший мальчик слегка подтолкнул прижавшегося к его коленям трёхлетку. Широко улыбаясь, ребёнок направился ко мне, протягивая ручки. Я охотно взяла его. Очутившись на коленях, он на миг прижался ко мне и слегка вздохнул. От его волосиков шёл странный пряный запах.
Внизу по всей сцене вокруг ёлки закружился большой хоровод. Я присмотрелась – где же мои – но никого не увидела. Сердце царапнуло беспокойство. Правда, там так много детей, а мой старший сын уже большой, и на него вполне можно положиться… Сидящий у меня на коленях мальчик опять вздохнул.
– Что ты так вздыхаешь, милый? Что-то болит? – ласково спросила я его.
– Да так… К маме хочется, – чистым тонким голоском ответил малыш.
– А…мама далеко? – пауза была вполне оправданной. Тем более, что ребёнок тут же ответил, как я и боялась:
– А мамы у меня вообще нет.
Тут вздохнула я сама. Убеждена, отсутствие матери у ребёнка нельзя заменить никогда, никем и ничем. Какими бы добрыми, ласковыми, заботливыми не были папа, тётя с дядей, дедушка с бабушкой, никто не заменит того трепетного, особого отношения матери к своему ребёнку, того, если хотите, животного чувства самки к детёнышу, заставляющего её не спать по ночам, каждую – каждую! – секунду своей жизни думать о нём, прощать даже непрощаемое, обожать его безответной, нерассуждающей любовью, даже если он и сам уже взрослый и, может быть, совсем даже немолодой…
Спрашивать, с кем же пришли сюда дети, я не стала. Тихонько копошась у меня на коленях, малыш вдруг заявил:
– А знаете, самое худшее, что её никогда и не было. Такая вот оказалась женщина – родила меня и отдала папе. Не захотела с нами жить. Вы бы так никогда не поступили, правда? Ваши дети кажутся такими счастливыми.
Он говорил не как трёхлетний. Немного растерянно я ещё раз всмотрелась в его семью – ища папу, не нашла и вновь натолкнулась на внимательный, немного вызывающий и обволакивающий непонятным теплом взгляд старшего брата. Мне вдруг захотелось спустить с колен этого ребёнка. Господи, где же мои дети?..
– Не волнуйтесь, - спокойно произнёс ребёнок. – Папа дал вашим детям денег, чтобы они сходили в буфет, купили себе всё, что им хочется, и дали нам возможность поговорить. Так вы согласны?
– На что?! Чтобы мои дети брали у чужих людей деньги!? Конечно, нет!..
– На то, чтобы стать моей мамой. Не только моей. Нашей общей.
Вздрогнув от изумления, я развернула ребёнка лицом к себе. Чистый, незамутнённый взгляд чёрных глаз, спокойная улыбка, ямочки на смуглых щеках… Странный ребёнок продолжал:
– Вы нам всем понравились, а особенно – папе. Мы давно за вами следим.
Кажется, у меня вырвался какой-то невнятный звук… Я вскочила. Соседи зашикали. Честно говоря, происходящее больше всего напоминало сон…
– Да вы садитесь, - предложил ребёнок. – Всё в порядке, разве не так?
Я села. Глубоко вздохнула. Спросила:
– Сколько тебе лет?
– Десять, - спокойно ответил малыш. – Вы поговорите с моим папой, он вам всё объяснит.
– Где же твой папа?
Мне радостно улыбался старший мальчик, протягивая навстречу руки…
– А…папе сколько лет?
Малыш на миг задумался, сморщив гладкий смуглый лобик.
– По-вашему…тридцать четыре. Да вы не бойтесь, это просто болезнь такая. – И совсем по-детски добавил:
– Она не заразная.
Тут, к счастью, я увидела внизу своих детей… Опасливо косясь в мою сторону, они замешались в толпу у ёлки. Я не стала их звать. Встала. Словно повинуясь непонятному зову, подошла к главе странного семейства. Он доходил мне до плеча. Я уселась на ступеньку, он сел рядом. Мы были так близко, что я отчётливо чувствовала идущий от него незнакомый приятный запах. Я приглядывалась к нему, но в нём не было ничего от карлика, от лилипута, насколько я их видела и представляла. Обыкновенное лицо хорошенького подростка…разве что выражение глаз… Но и оно не было таким уж взрослым – обычный взгляд умненького не по годам мальчика.
– Мы вам не противны? – улыбаясь, тихо спросил он.
– Это правда? – ответила я вопросом на вопрос.
– Что бы вам не сказал мой сын, всё – правда.
– Но…зачем вы за мной следили?!
По его красивому личику словно пробежала тень. Впрочем, тут же вернулась счастливая, праздничная улыбка. Ничего не ответив, он спросил другое:
– Мы вам не нравимся?
До чего же велика у некоторых людей, особенно женщин, боязнь прослыть какой-то расисткой! Сейчас в культурном обществе принято не замечать, что некоторые люди – другие. Я сказала:
– Всё нормально.
(Только вы следили за мной…интересно, как, когда…что-то я не замечала постоянного присутствия рядом красивых чёрненьких мальчиков…но я и не присматривалась…конечно, насчёт слежки – это может быть шутка или запугивание, но зачем, ради чего?! И он дал моим детям деньги…и они взяли, хотя никогда ничего не берут у посторонних…и сама я, словно загипнотизированная, сижу и разговариваю с этим странным субъектом, даже не пытаясь уйти, не вспоминая про своих малышей…вон они, слава Богу!)
Я повторила:
– Нет, почему же. Всё нормально. – Обвела взглядом милые детские личики, повёрнутые ко мне с одинаковым чуть настороженным и каким-то выжидающим выражением. – Неужели это все ваши дети?
– Конечно, - ответил он с большой гордостью. – Как вы видите, наша болезнь вовсе не отразилась на…моих способностях иметь детей. Впрочем, – он показал на некрасивую девочку. – Моя невестка. Жена моего старшего сына.
Я посмотрела на младенца, и меня осенило:
– Так у вас и внук уже есть?
– Ну-у… Как сказать… – он взял мою руку в свою и, водя по моей ладони своим тоненьким смуглым пальцем, тихо заговорил:
– Кое в чём моя болезнь всё же сказывается. Видите, у меня рождаются только мальчики. И…я не хочу их расстраивать, ничего им не говорю, но, по видимому, они уже не способны к продолжению рода. А наш род очень древний, и его нужно продолжать любой ценой. – Он наклонился к самому моему уху и, дыхнув на меня ароматным пряным запахом, прошептал:
– Я сам сделал себе внука!..
Честно сказать, это его заявление поразило меня не многим больше, чем наш предыдущий разговор. Может быть, у меня был шок. Ободрённый моим молчанием, он вновь заговорил. Я услышала множество странных вещей. Оказывается, все его дети родились от разных матерей. Это были вполне обычные женщины, которые вступали с ним в связь, некоторое время жили вместе с его семьёй, но, родив ребёнка, тут же бросали его и бесследно исчезали. По его словам, все они были никудышными матерями и плохими жёнами… Ему это в конце-концов надоело. Он – взрослый мужчина, ему необходима жена, а всем его детям – мать. Он считает себя заботливым отцом и очень любит своих детей, но…мать есть мать. Поэтому я не должна сердиться, что они некоторое время следили за мной. Вообще-то они следили за многими женщинами, но выбрали именно меня. (Всей семьёй и единогласно!!!) Я, на их взгляд, наиболее привлекательна, и у меня очень развит материнский инстинкт. Я люблю детей, и не только своих. (Это было правдой). Он надеется, я пойму его правильно и не оттолкну…
Много удивительного шептал мне этот странный мужчина-ребёнок. У него есть деньги, много, много денег, драгоценности… Большой роскошный дом, настоящий дворец… Мы никогда не будем нуждаться, мне и моим детям больше не придётся голодать, они полюбят его и будут гордиться, что у них такой отец. Он может дать мне больше, чем я представляю…и как мужчина – тоже. О, я не знаю, как он умеет любить, каким он может быть страстным, нежным и благодарным… Я рожу ему много детей, и все они будут счастливы. И всех нас ждёт только сплошное счастье, счастье, счастье!... Стоит только мне сказать одно слово – да… В конце-концов, разве мне не жаль его мальчиков, им так нужна мама…
Я слушала его возбуждённый шёпот, вдыхала шедший от него аромат, у меня кружилась голова, и всё было, как в тумане. Согласиться совсем не трудно… Я не хочу больше быть бедной, голодной, одинокой, не хочу, чтобы моим детям приходилось так тяжело жить…И им действительно нужен отец, как тем – мать…
Его рука раскалённым браслетом охватывала моё запястье. Меня окружало кольцо чёрных глаз, взирающих на меня с надеждой и любовью. Я прошептала:
– Не знаю… Возможно…
– Скажите: «Да»! – его голос был настойчив и громок. Теперь он говорил, как взрослый мужчина.
Я оглянулась по сторонам, но больше никого не увидела. Клубился мглистый туман…
– Я не знаю…
– Скажи: «Да»!!! – настаивал громовой голос. Он принадлежал великану… Сделать один шаг туда, в туман…
Вдруг за туманом заплакал ребёнок. Я узнала голос. Это был мой сын. Он звал меня:
– Мама!.. Мама!!!
Я отпрянула. Наваждение рассеялось. Я пробормотала:
– Простите, мне нужно к детям, - и встала, вырвав руку.
– Очень жаль, - сказал черноглазый мальчик. Улыбка исчезла с его лица, оно стало деловым и скучным. Он повернулся к сыновьям:
– Ребята, пора уходить.
– Хорошо, папа, - покорно ответили они в один голос.
Пробираясь к своим детям, я видела краем глаза, как они спускаются по лестнице, негромко щебеча, как стая удивительных птичек. Приятный аромат исчез вместе с ними. На миг всё вокруг словно опустело… Обнимая крепко своих мальчишек, будто они могли исчезнуть, я взглянула вниз, но там уже никого не было… Я потрясла головой.
– Куда вы уходили? Как вы могли взять деньги у посторонних…детей?!
– Мамочка, это ты куда-то ушла, - хныкал младший. Старший обиженно сказал:
– И не брали мы ни у кого никаких денег! Правда? – Он толкнул среднего. Тот закивал.
– А кто тебе это сказал? – с любопытством спросил сын. – Что мы взяли деньги.
– Да один… - я замолкла на полуслове. Что это было: сон? Галлюцинация? А может… К тому же мне казалось, что теперь уже мои пацаны исподтишка наблюдают за мной. Я поняла, что вопрос денег мне не выяснить уже никогда…
Я спросила у своей соседки:
– Вы заметили ту странную семью? Мальчиков в трауре? Я с ними только что разговаривала.
Она покачала головой. Потом внизу я спросила о том же гардеробщицу. Она не могла их не заметить.
– Не было таких, - ответила она равнодушно.
Вдруг меня поманила в сторону одна женщина. Я встречала её в городе не в первый раз, и она казалась мне не вполне нормальной. Она часто ходила на разные мероприятия, в которых участвовали семьи с детьми, бродила вокруг какими-то кругами, точно желая и боясь с кем-то заговорить, иногда подбегала к какому-то малышу, гладила его по голове, жадно заглядывая ему в личико, что-то бормотала и тут же убегала. Я думала, может, у неё когда-то умер ребёнок… Но я впервые видела, чтобы она решилась с кем-то заговорить первой.
Она вцепилась в мой рукав и что-то забормотала, грозя мне пальцем. Я переспросила:
– Что вы сказали?
Она проговорила громче:
– Вы же их видели?! Не ходите! Не ходите на их зов! Сопротивляйтесь! И не отдавайте им своих детей! Не подходите к ним!..
Мальчишки глядели на нас с ужасом и недоумением, потихоньку оттаскивая меня к выходу. Я поняла – пора заканчивать, я пугаю своих детей. Кивнув женщине, я освободила руку и вместе с детьми вышла на вечернюю, морозную улицу. Под ногами скрипел иней. Сзади слышались чьи-то шаги…потом исчезли. Дети молчали, ни о чём не спрашивая. Я была рада этому. Что я могла сказать им?..
Потихоньку стал падать снег. Дети начали болтать, как обычно. Средний сын похвастался:
– Мамочка, знаешь, о чём я попросил Святого Николая? Чтобы у нас был папа!
Я вздрогнула…
– Только хороший папа. Добрый, настоящий… Я правильно попросил, мама?
Я вздохнула.
– Не знаю… Наверное, правильно.
По тротуару вихрящейся змейкой промчалась позёмка… Появилось и тут же исчезло ощущение, что из глубины падающего снега на меня глянули чьи-то внимательные глаза. Я прошептала:
– Не надо…
Может, я недостойна, а может… Матери этих детей исчезли бесследно! О чём меня пыталась предостеречь меня эта женщина, что она знала? Какова плата за любовь не-человека?..
Прекрасны, как ангелы, но столь же невинны?.. Что это за раса?! И что ждёт обычное человечество, если оно разучится любить своих детей!?. Мы брели домой по скользкой, заснеженной улице. Вокруг мела декабрьская метель. Нас ждал пустой, бедный, одинокий дом, но это был наш дом, и моим детям предстояло оживить его, наполнить своим дыханием, своими голосами! Мне никакой Зов уже не был страшен. Я знала ответ. Я люблю моих детей больше всего на свете, больше эльфов и ангелов, есть они или нет, и пусть иные меня простят!..