сказка
Батяня с мамкой халкали бодяжку,
А бабушка наяривала бражку,
Лупила нас солдатским сапогом.
Брат малолеткой сел за воровство.
В пятнадцать лет от озверевших предков
Я перешла в малосемейку к Федьке -
Меня он целоваться научил.
Он грузчиком работал, редко пил,
Но если выпьет - фиг что уцелеет.
Орал, что жрать варить я не умею,
Кастрюльками выхлёстывал стекло.
Раз капитально на него нашло -
Меня на «скорой» увезли зимою
В больницу с раскроённою башкою.
И провалялась месяца я три,
И еле научилась говорить.
А вышла я (ходила-то не шустро) -
У Федьки там какая-то лахудра.
Сказала, что убьёт. Он не пустил,
Я и ушла. А мне куда идти?
Сначала как-то не было привычки:
То на вокзале сплю, то в электричке.
Потом уж стала жить в теплоузле.
Однажды наркоман-пацан залез.
Ему я расцарапала всё рыло.
Не смылся бы - совсем бы задушила.
Псов не шугала, с ними спать теплей,
Вот только блох на них полно и вшей.
А днем - по свалкам. Зажрались, поганки:
Выкидывают целые буханки
И колбасу! Я плесень соскоблю
Да из бутылок капельки допью.
По кладбищу я шла. Весна, тепло...
Вдруг долбанулась - крышу повело...
Прочухалась - к оградке головою,
Темно уже...Тут, видно, и зароют!
А над крестом зелёная луна
Задвигалась...Похоже, мне хана!
Жить тошно, а сдыхать-то как паскудно!
Вдруг две фигуры замерцали мутно
Над памятником. Будто фонари,
Глаза у них горели изнутри.
Ни звуком тишина не нарушалась,
Но музыкой в оградке отдавалось:
«Да, человек! Животное бы взять...»
«Нейтралитет...И медлить нам нельзя.»
«Оставить в муках, со смертельной раной?!»
«Смерть обезболим.» «Это не гуманно!»
Нескоро поняла я, что живая.
Покойники-то вроде не едят.
Была я голой, сонно зависая
В воздушном шаре. Нежил шар меня,
Предупреждал малейшие желанья,
Массировал, кормил и обтирал,
Меняя цвет, объём и очертанья.
Спокойная мне выдалась пора.
И снились сны: берёзки вдоль пригорка...
Утята копошатся на дворе...
Щенок кавказский, толстенький Трезорка...
Январский лес в тяжелом серебре...
И моря снился мне солёный запах,
Что я плыву, куда волна велит,
Кувыркаюсь у шторма в сильных лапах,
Вся в пене, в свежей водяной пыли...
Но чаще - чародейским наважденьем
Кружился предо мной калейдоскоп,
И стёклышек цветных передвиженье
Снимало боль и бредовой озноб.
Из шара выйдя, я сказала: «Здрасте!
Раздетой-то разгуливать нельзя!»
Они меня светящеюся мазью
Натерли, линзы вставили в глаза.
Я стала переливчатой и мутной,
Не отличаясь внешне от чужих.
По существу же кошкою приблудной
Я оставалась всё-таки для них.
Он сохранил мне жизнь - четвёртый в группе,
И выпала ему со мной возня.
Язык их был частично мне доступен,
Когда держал он за руку меня.
Моя ли тупость или их секреты,
А может, что другое здесь виной -
Нередко оставался без ответа
Моих вопросов бесконечный рой.
Но понимал 4-ый, что такое
Не увидать землянке никогда.
И он по доброте своей позволил
Мне в вылазках его сопровождать.
Чудовищ не встречалось. Во Вселенной
Закону пользы все подчинены.
Но ни в каком реестре дерзновенном
Оттенки форм не будут сочтены.
Увиденное вправду не опишешь.
В одном из неожиданных миров
Был ярок брачный мир летучих мышек
Пяти расцветок и пяти полов.
В другом - во глубине морей прозрачных,
Планету огибая пояском,
Подводных зданий вязь застыла мрачно,
Ни плеска, ни движения кругом.
А в третьем - джунглей рост неповреждённый
В обильи трав, цветов, лиан, ветвей,
Блеснул в просвете одухотворённым
Сияньем фиолетовых очей.
Однажды над горою мы зависли.
И мне приснилось: огненный дракон
С шипеньем смрадным из пещеры вылез.
4-го встревожил странный сон.
Мы спешно улетели. Та планета
Существовала сутки после нас:
В свирепом столкновении с кометой
На мелкие куски разорвалась.
Мой спутник был словно аккорд по струнам,
И бережным таким со мной всегда,
Что если б с сердцем я жила чугунным,
И то...Но глупо по-пусту болтать!
Ему я это выразить пыталась.
Он не смеялся, явно был польщён.
Печально, снисходительно, устало,
Как с маленькой, со мной держался он.
Притихла в фантастичном освещеньи
Холодная гористая страна.
Причудливые розовые тени
По редким снежным пятнам ветер гнал.
Нагнулась к безобидному зверьку я,
На шёлковой спине - лимонный крест.
Но мастодонтов он парализует
Укусами и постепенно ест.
Быть осторожной обещала твёрдо!
Непоправимо, дьявольски глупа!
Меня-то оттолкнуть успел 4-ый,
А сам он как подкошенный упал.
Глаза еще по-прежнему сияют,
Но неподвижна мёрзлая рука.
«Зачем мне жить, зачем?! Я не желаю!
Зачем мне жить теперь, зачем и как?!
Минуты станут хлёсткими, как плети,
Я сгустком боли сделаюсь теперь!»
«На вашей необузданной планете
Ты будешь очень счастлива, поверь!»
«В загробном мире, в пятом измереньи,
В повторном воплощении судьбы
Мы встретимся?!» И вздох его последний
Растаял в замиравшем: «Может быть...»
Как провалилась я под их гипнозом
И лишь сейчас вернулась в память я.
Цвела внизу, как голубая роза,
Моя многострадальная Земля.
Где в путанице мнений ищет каждый
Мифических виновных и врагов,
Не чувствуя, что все в одной упряжке,
Мы - клетки организма одного.
Где, не признав условные границы,
У олигарха, как и у бомжа
В забытых захолустьях и в столицах
Под коркой тела бедствует душа.
Где каждый день добыт в раскатах грома
И семицветной аркою увит.
Где лучший дар - сочувствие и помощь,
Где лучший голос - это зов любви. 2004