Плата

Анатолий Коновалов
Годы проходят, годы уходят,
Меняется высь, колеблется твердь.
Зри кругом,
Как жизнь проходит,
Как приходит смерть
Тайком,
Как мало мы радости знаем,
Как приходит расплата,
Гляди –
Как мнится нам раем
Все, что было когда-то
Позади.
                Хорхе Манрике,
испанский поэт XV века                (перевод Ильи Эренбурга)               

1

Слух облетел палаты и кабинеты медиков терапевтического отделения, словно в них во всех одновременно и окна, и двери распахнули. Ждали главу администрации района Петра Ивановича Венкова. Засуетились санитарки, медсестры, заставляя пациентов навести порядок в палатах. Сколько же надо предупреждать больных, чтобы они продукты хранили только в холодильнике, а не кормили ими мух на тумбочках и подоконниках? Да и личные вещи до каких пор будут мозолить глаза врачам на обходе?
Санитарки тщательнее обычного мыли полы и боролись с пылью  на мебели.
Лечащие врачи на утреннем обходе подолгу задерживались, осматривая больных, расспрашивая их о самочувствии, нет ли каких-либо жалоб, просьб…    
Главный врач пригласил к себе в кабинет заведующего отделением.
- Владимир Николаевич, как там чувствует себя наша главная пациентка? – фамилию он не называл, и так было ясно, что это Клавдия Петровна - мать  Венкова. Ее привезли неделю назад в больницу на скорой помощи с острыми болевыми ощущениями в области сердца.
- Анализы показали, что у нее кроме нарушения кровоснабжения сердечной мышцы еще и все признаки склероза почек и почечная недостаточность. Предстоит интенсивный курс лечения, необходимые препараты для этого в отделении имеются. Удалось стабилизировать ее состояние, но пока она еще слаба. Возраст уж очень солидный.
- Сколько ей?
-  Без двух лет девяносто!
- Да – а - а … Может, ей более эффективные препараты необходимы или процедуры? – главный врач Валентин Федорович, которому до пенсии осталось, по его же выражению, "два понедельника", явно был обеспокоен, а вдруг лечением матери останется недоволен сын, тогда раньше времени свое кресло руководителя районного здравоохранения придется  освободить.  В районе чуть ли не легенды ходили о крутом характере Венкова.
Не успел заведующий отделением успокоить главврача, двери его кабинета распахнул Петр Иванович. Он отличался привычкой начинать разговор без обменов вопросами-штампами. Поздоровался и сразу озадачил медиков:
- Я хочу забрать Клавдию Петровну из больницы. Как ее состояние? – это был не вопрос человека, мать которого находится на лечении, а скорее допрос, в словах не скрывалась властная интонация.
Владимир Николаевич нервно поправил очки на переносице.
- Немного улучшилось, но выписывать ее из больницы ни в коем случае нельзя. У нее было предынфарктное состояние.  И возможно…
Хозяин района невозмутимо отреагировал на его слова:
- Я ее через три-четыре дня вновь привезу.
- Но это исключено! – в голосе заведующего отделением звучал твердый протест. - Клавдии Петровне нужен только постельный режим и покой. Всякие перевозки могут привести к непоправимым последствиям.
Венков несколько секунд молча смотрел на врача, потом попросил его:
- Владимир Николаевич, оставьте нас наедине с Валентином Федоровичем.
Тот от странной и неожиданно бесцеремонной просьбы главы почувствовал неловкость, растерянность, в какой-то мере обиду. Поспешно вышел из кабинета. Но не успел он дойти до отделения, дежурная медсестра уже спешила ему навстречу:
- Вас главный врач просит к телефону.
В телефонной трубке звучал решительно-приказной голос:
- Владимир Николаевич, подготовьте срочно Клавдию Петровну к выписке.
Терапевт попробовал возразить:
- Но…
Главный врач не дал ему дальше сказать ни слова, резко спросил:
- Я непонятно выразился?
- Понятно, но…
В телефонной трубке послышались короткие гудки.
Ничего определенного не пояснил Петр Иванович и главному врачу, который так же, как и терапевт, не мог понять поступка руководителя района по отношению к здоровью своей матери.  Хотя Валентин Федорович все же уловил в словах главы нотки какой-то безысходности, когда тот, ничего не объясняя, сказал:
- Надо так… Выписывайте Клавдию Петровну!
Смалодушничал врач, согласившись с решением Венкова:
- Вам виднее.
- Но у меня к тебе есть просьба, Валентин Федорович.
- Слушаю вас, Петр Иванович.
- Закрепите за Клавдией Петровной, - глава почему-то называл свою мать официально, по имени и отчеству, - медсестру, чтобы она несколько дней постоянно находилась при ней.
- В этом никаких проблем не будет, - торопливо реагировал на просьбу главврач.
- Поторопите своих сотрудников с выпиской.
- А Клавдию Петровну уже выписали… Только я вас, Петр Иванович, должен предупредить…
Венков резко рассек воздух кабинета рукой и перебил раздраженно:
- Да все я понимаю… - ну, не мог он главврачу, да и никому, кроме жены, объяснить свое решение - забрать мать из больницы.
Петр Иванович, более пятнадцати лет  руководивший районом, почувствовал горячее и опасное дыхание надвигающихся событий, и ни откуда-нибудь,  а из-за кремлевской стены: только что избранный президент решил бороться с коррупцией. Хотя вряд ли кто из чиновников всех мастей воспринимал очередную кампанию по-другому, чем Венков. Он привык выстраивать неспешно логическую цепочку своих размышлений в любых жизненных ситуациях, при этом сам себе задавал вопросы за своих недоброжелателей или оппонентов и сам подыскивал ответы, которые бы колючки-вопросы превращали в пар, как воду в раскаленном докрасна чайнике. А в этот раз он в спешке подгонял так  свои мысли и действия, лишь бы между струйками предполагаемого политического ливня выйти сухим.
Хотя Венков хорошо знал, что петух кукарекает только на ранней зорьке, но в обеде, а тем более к вечеру, его никто и никогда не слышал. Что-то подобное происходило ранее с каждым руководителем федеральной власти и его командой. Может, и на этот раз "запустят" механизм новой кампании, оглушат жизнь сограждан заоблачными обещаниями, а затем, как петухи, незаметно смолкнут до следующей кадровой рокировки. Но во все времена находились "крайние" чиновники, которые попадали по близорукости или по своей оплошности под "гусеницы" реформ-вспышек, кампаний-одуванчиков, той же горбачевской – антиалкогольной, и становились до конца своих дней политическими инвалидами.   
Кто-кто, а Петр Иванович уж точно не собирался оказаться в их числе.  Хотя его лета начали отсчитывать седьмой десяток, но ему до окончания выборного срока главы муниципалитета оставалось еще два года. Надо выстоять! Не привык он даже с самой ухабистой дороги трудностей и опасностей, да еще раньше времени, на обочину сворачивать.  Тем более, его московские друзья, хорошо информированные о грядущих переменах, заблаговременно ему шепнули "по секрету": очередная борьба с коррупцией начнется с того, что "возьмут на карандаш"  недвижимое и движимое имущество семей руководителей исполнительной и законодательной власти всех уровней. Добьются вразумительного ответа, на какие такие доходы оно было ими приобретено или возведено под облака. Докопаются – нет ли обществ с ограниченной ответственностью и акционерных обществ, зарегистрированных на чиновников или их жен. До копейки и до цента "пересчитают" вклады в банках. Да и мало в какие тайники заглянет зоркое государево око?..
Петру Ивановичу оказалось, как назло, есть, что скрывать от "посторонних" глаз. И острием вонзился в его мысли вопрос: как быстро и без брызг "концы" в самом глубоком омуте спрятать.  Вот тут-то ему и понадобилась срочно мать.
А как же быть с ее здоровьем? И на это у Венкова скороспелая позиция вызрела. Мать уже лет двадцать то на перебои сердца жалуется, то на боли в почках. Слава Богу, жива пока.  И на этот раз, наверняка, беда мимо нее просквозит.

2

Петр Иванович повез Клавдию Петровну в Москву, чтобы перерегистрировать на нее акции крупной хлебоприемной базы, которые раньше принадлежали его жене – Валентине Сергеевне. Эту базу приобрело с аукциона московское открытое акционерное общество "Возрождение", которое скупило в районе еще шесть обанкротившихся совхозов. Порхают по району и, естественно, тут же долетают пулей до уха Венкова слухи: вроде бы на аукционе вместе с москвичами были подставные покупатели из того же ОАО.
Но у хозяина района и на этот счет имеется свое, по-богатырски стоявшее на ногах, убеждение. Если все слухи по району собирать, то на воз и маленькую телегу их не погрузишь. Документально-то все по закону? По закону! А языки у людей длинные, вот и пусть они ими чешут и достают там, где больше всего у них зуд покоя не дает.
Конечно, найдутся и такие умники, которые поинтересуются не без язвительного намека, откуда, мол, у учительницы со смехотворным заработком оказалось треть акций хлебоприемной базы? Сказать бы им со смаком, по-русски и послать куда подальше, может, там им и разъяснят. Предложили ей акции по приемлемой цене, вот она и купила их. А почему о завтрашнем дне, о своей безбедной старости ей не позаботиться? И молодец, что деньги под матрацем не прессует, а в развитие бизнеса вкладывает. Разве не к этому призывают президент и правительство? Выходит, она настоящая патриотка и откликнулась на их призывы!
Может, кое-кто попытается докопаться и до того, что жена ни копейки наличных денег за акции не вносила в то ОАО? Поинтересуется с иглообразным ехидством: как эти акции оказались все же у Валентины Сергеевны? Это уж не чужого ума дело.  Не хотите ли вы все, чтобы сам Петр Иванович перед вами исповедался в том, что за "хлопоты" по приватизации совхозов и хлебной базы его и "отблагодарили"  москвичи пакетом акций той базы? Вы не священники, чтобы перед вами душу наизнанку выворачивать.
Почему акциями, а не деньгами его "отблагодарили"? Очень даже просто. Венков с первых дней руководства районом придерживается с завидной осторожностью принципа: свою долю (это пусть умники законодатели ее называют "взяткой") от строительства и ремонта объектов соцкультбыта или приватизации недвижимости и проведения аукционов ни под какими самыми аппетитными соусами не брать наличными деньгами. С "наличкой" потом одна морока. Держать ее дома – глупо. Нести в банк – опасно, а если вдруг у кого-то язык окажется длинным. Тогда компетентные органы, уж очень охочие на чужой беде руки погреть, внеочередной звездочкой погоны утяжелить, доберутся до вкладов, попробуй докажи, что ты не ишак. Покупать на них дорогие вещи или иномарку – наглядно, от людей на селе ничего не скроешь, а вопросы роем виться будут и жалить: откуда, мол, столько деньжищи у руководителя явно не с доходами олигарха? Да, дом он построил. Зачем в трех уровнях? Проект ему такой главный архитектор района подсунул. А на строительство того дома он взял ссуду. Для отвода глаз? Это еще доказать надо. Почему стройматериалы привозили из хозяйств района без его оплаты за них? А как это паркетные дубовые полы и все столярные изделия изготовили на предприятии коммунального хозяйства, а в выписке значились - чуть ли не сгнившие дрова? Много знать будете, старость в молодости накроет! Вот бы что тем любителям покопаться в чужом и грязном белье ответил Петр Иванович: что ж тут плохого, если нашлись сердобольные руководители, которые проявили заботу о том, чтобы он и его семья жили в нормальных условиях? Венков все же первое лицо в районе! О благе всего населения, считай, без сна печется. Кто-то и его должен заботой согреть.
И какое кому дело, почему жена главы администрации решила свои акции передать его матери? Но кто же отменял дочернюю благодарность своим родителям? Она ей не родная мать? Ну и что? Может, Клавдия Петровна для Валентины Сергеевны сделала больше, чем другая мать для родной дочери. Вот и отблагодарил по доброте душевной один человек другого.
Но чтобы в накатывающуюся опасно кампанию борьбы с коррупцией у Петра Ивановича даже крапинки злоупотреблений на служебном мундире не было обнаружено, и понадобилось срочно перерегистрировать на мать те акции ОАО. Не на чужого ж подставного человека, который еще неизвестно как себя поведет, когда хозяином акций станет?  Пришлось, конечно, подсуетиться, кому и где надо "подмазать", почти три дня в ненавистной Москве юлой крутиться. Но теперь-то вездесущий "комар" борцов с коррупцией и носа к нему не подсунет.
Его душа пела, в радости нежилась!..
…Вот только мать так и норовила в бочку меда его настроения плескануть ложку дегтя.  Она ему по дороге и в Москву, и обратно все нервы исхлестала своими дурацкими вопросами и разговорами.  И что ей неймется? Скоро девяносто будет. Живи еще столько, сколько Всевышним отпущено, и радуйся, что у тебя такой сын есть.
А она ж, словно надоедливая муха над ухом жужжала, допытывалась и при этом глубоко и часто вздыхала:
- Что с тобой, сынок, происходит? Я тебя в последнее время не узнаю. Так и кажется мне, что ты чаще смотришь в небо, а под ногами землю из виду теряешь. А ведь головы лишается первым тот, кто ее высоко задирает. Рос-то ты, Петя, не таким. Мы с покойным отцом на тебя нарадоваться не могли. Теперь вот и меня в какую-то затею впутал…
Он поспешил успокоить ее, чтобы быстрее прекратить этот неприятный и бесполезный для него разговор:
- Мам, сегодня я работаю, а завтра что нашу семью ждет? А от акций на черный день, глядишь, хоть что-то, а перепадет. Ты забыла, что у тебя уже правнуки растут и по-человечески жить хотят? Да и нам с тобой еще жить и жить…
Клавдия Петровна перебила его, загадочно сказав:
- Смерть, сынок, она всех уровняет: богатых и бедных, умных и глупых, красивых и уродов. А вот жизнь от каждого из нас за наши деяния рано или поздно особую плату потребует.  Только я не ведаю, чтобы кто-либо ухитрился с ней рублями рассчитаться… - и неожиданно умолкла, словно ее размышления на что-то наткнулись.
До дома им осталось ехать километров семьдесят. Она почувствовала, как резкая боль добралась до ее сердца. А потом та боль зашевелилась  где-то в левой лопатке, зачем-то начала жевать шею и руки…
- Помоги, дочка. Мне…больно… - обратилась она к медсестре и положила правую руку на сердце.
Медсестра, которая ее сопровождала в Москву и обратно, дрожащим голосом попросила:
- Петр Иванович, Клавдии Петровне нужна срочная медицинская помощь. Давайте по пути заедем в ближайшую больницу.
-  Что с ней? – заволновался и он.
- Я точно сказать не могу, но похоже на инфаркт.
- Так сделай ей укол или еще что-нибудь, - повысил голос Венков.
- Но…
- Что "но"? – его глаза излучали гнев.
Медсестра на какое-то мгновение потеряла дар речи, испугавшись и Петра Ивановича, и за состояние его матери.
- Ее срочно надо в больницу. Она уже дышит с трудом…
Венков спросил водителя:
- Василий, сколько осталось до дома?
- Чуть больше шестидесяти километров.
- Гони что есть мочи, - приказал глава, - у нас врачи опытные, помогут быстренько...
Медсестра попробовала настоять на своем предложении:
- Петр Иванович, а может, все же завернуть в ближайшую больницу?..
Тот зло осек ее:
- Помоги лучше Клавдии Петровне…
…До дома мать в живых не довезли. 

3

Он, выйдя из дома, глубоко вдохнул колючую свежесть слегка морозного раннего ноябрьского утра. А когда шел на работу – Петр Иванович в любую погоду почти два километра от дома до администрации преодолевал пешком, – сразу же обратил внимание на луну, от которой звездная крупа рассеивалась по бескрайнему полю небосклона. А луна такая огромная! и висела низко-низко над землей, золотисто высвечивала белый пожар заиндевелой травы, которую поджег первый заморозок…
Неожиданно вспомнил, что раннее утро любила встречать его мать. Она говорила, что утро всегда дарит человеку надежду, а душа стремится убедить себя, что желаемое обязательно сбудется.
И как только он вспомнил покойную мать, в душе у него защемило. И Венков уже по-другому воспринимал безоблачное, цветасто-мигающее звездное небо, эту яркую луну. Все это в его глазах сразу же потускнело. 
С пасмурным и тягостным настроением он входил  в кабинет. Стрелка настенных часов приближалась к седьмой отметке.
В последнее время Петр Иванович стал в себе замечать какое-то беспокойство, чего раньше, по его мнению, никогда не было. При разговоре с людьми неожиданно, словно из-за угла и на красный свет, выскакивала раздражительность. Когда надо было срочно решить важный вопрос, а их за день набиралось немало, он не мог сосредоточиться. К нему без всякой на то причины подкрадывалось чувство непонятного страха.
Венков, прежде чем садиться за рабочий стол и начать просмотр почты и документов, которые требовали его подписи, зашел в смежную с кабинетом комнату. В ней стояли мягкий диван, холодильник, журнальный столик, телевизор и видеомагнитофон. Подошел к большому аквариуму. Из баночки, стоявшей рядом с аквариумом, взял щепотку корма, припорошил им зеленоватую гладь воды. Рыбки засуетились. Ему всегда в такой момент казалось, что они его радостно приветствуют, стараясь похвастаться своим удивительно цветастым оперением. От легкой улыбки морщинки еще гуще заштриховали его  лицо.
В этой комнате, размером почти с рабочий кабинет, он иногда вел беседы с нужными людьми за чашечкой кофе, бывало, но очень редко, позволял рюмку коньяка, если, конечно, повод и гости были особые, нужные. Включил электрочайник. Пока в нем доходила до кипения вода, Петр Иванович утонул в объятиях мягкого дивана. Даже не зная почему, вспомнил изречение какого-то мыслителя, которое им, студентам сельскохозяйственного института, любил повторять один из преподавателей – ученый-почвовед: "Все печали терпимы, если есть хлеб". На его лице появилась гримаса, лишь отдаленно напоминающая улыбку.  "И хлеба, и всего остального у меня вроде бы в достатке, а сердце почему-то обволакивает чувство одиночества и печали, в душе какая-то гнетущая пустота…"
Засвистел неожиданно громко и пронзительно, как показалось Венкову, чайник. Он даже вздрогнул. Признался сам себе: "Нервы стали ни к черту…"
Петр Иванович заварил покрепче кофе без сахара. Вновь сел на диван и начал маленькими глоточками отпивать из чашки горячий, бодрящий горьковато-черный напиток. Постарался мыслями о предстоящем напряженном рабочем дне прогнать из души чувство беспокойства и тревоги. Но мысли спутывались хаотично в клубок, они то обрывались, то вновь вспыхивали. Скоро на заседании административного совета предстоит рассмотреть вопрос о мерах социальной защищенности малообеспеченных сельских жителей.
Вспомнил вчерашний разговор с фронтовиком-пенсионером.
- Ты вот, Петро Иванов, вспоминаешь о нас, последних солдатах войны, перед Днем Победы, а так… - он подслеповато смотрел на него, тяжело дышал. - Вот у меня все внутренности на вечный покой просятся, а все равно еще годок-другой проскрипеть не прочь, только вот… - закашлялся старик.
- Мы вроде бы о вас, ветеранах, не забываем, Федор Фролович. Наша служба соцзащиты и "санатории", и "столовые", и "прачечные" на дому вам организовывает, и…
- Эх, ты сердобольный наш, - перебил тот Венкова, - все это мыльные пузыри-однодневки. Я и сам кое-как и картошку себе сварю, и майку с трусами простирну, и тебе в сей момент свой ресторан устрою, - засуетился у газовой плиты, - вот попробуй моего чая, на травках лечебных заваренный, выпьешь, и никакая хворь к тебе не подступится…
- Спасибо, Федор Фролович, с удовольствием с вами за компанию попью. Только вы сначала скажите, а какая вообще-то вам помощь требуется?
Дед и думать не собирался:
- Никакая!
- Не понял!? – удивился глава.
- Хотя постой. Есть одна, - на Петра Ивановича уставились хитроватые глазки-буравчики, - будьте к нам, старикам, повнимательнее… Вот и все… Вспоминайте о нас не только перед 9 мая, а почаще. Просто придите к нам, поговорите о том, о сем, и все… Мы же последние денечки  на этом свете под солнышком греемся…
Что угодно Венков ожидал от бывшего фронтовика, какой угодно бытовой просьбы, но только не этой крестьянской мудрости. Вспомнив вчерашнюю встречу, почувствовал, что сердце у него забилось учащенно. Подумал, какой же он был пень бесчувственный, загруженный хлопотами о бесконечных делах района, пропади они пропадом, редко с матерью "о том, о сем" разговаривал. А теперь, когда уже полгода не слышит ее заботливо-тревожного голоса, понимает, как же не хватает ему матери. А ей-то тоже, видно, только его внимание и требовалось, хотя бы просто так рядом посидеть. Глубоко вдохнул в себя воздух и долго его выдыхал…
Допив кофе, прошел в кабинет. Сел за стол. Раскрыл папку, на обложке которой было крупно на компьютере набрано: "На подпись". Взял верхний документ. Что такое? Петр Иванович почувствовал в правой руке слабость, она слегка дрожала, словно он вчера принимал гостей за обильным от спиртного столом. Хотел прочитать документ, но буквы поплыли по странице, внезапно начало погружаться в туман сознание. Левой рукой поспешил нажать кнопку вызова секретаря приемной.
Послышался приятный голос:
- Я вас слушаю, Петр Иванович!
В ответ глава что-то невнятно пробормотал.
- Вас плохо слышно, Петр Иванович. Слушаю вас!
Хозяин кабинета молчал.
Секретарь быстро схватила записную книжку и ручку. Постучала в дверь кабинета Венкова. Тишина. Женщина насмелилась и приоткрыла дверь:
- Можно, Петр Иванович?
И к своему ужасу увидела, что ее шеф опустил голову на стол, словно задремал…
…Скорая помощь увезла его в районную больницу. Главу администрации поразил геморрагический  инсульт…