Баян не подавал звука уже несколько месяцев. Обидно, что о нем забыл хозяин, с которым дружили почти сорок лет! Казалось, только вчера они вместе с ним, Александром Андреевичем, веселили очередную свадьбу. И вообще были всегда такие счастливые, когда "свадьба пела и плясала", или кто-то "свою смуглянку повстречал" под "кленом кудрявым"…
Без баяна на селе редко какое событие обходилось, конечно, кроме похорон.
В последний раз чуть меха со смеху не порвались. Пригласили Александра Андреевича со своим музыкальным другом "тульским" отметить крестины близнецов – Кирилла и Мефодия (ох, уж эта мода на имена детей!). Такие крикуны и плаксы те оказались, думали дуэтом переливы баяна заглушить своим противным визгом-писком. Поняв, видно, что затея напрасная, успокоились, и вроде бы в такт музыки носиками посапывали, глазки к баяну припаяли.
А теперь вот в отделанном синим сукном футляре темнота и тишина, как в гробу. Ласковые и будто воздушные пальцы Александра Андреевича совсем забыли его кнопочки, скука со всех сторон меха тискает. А у него и в голосах, и в басах столько энергии осталось, что хватило бы еще долго-долго взрывать весельем праздничные застолья, дни рождений, встречи друзей…
Но…
Не случайно, видимо, он, баян, мелодию иногда выводил, что "беда нечаянно приходит, когда ее совсем не ждешь". Его хозяина, а все же больше неразлучного друга, подкараулил несчастный случай…
…Александр Андреевич еще в школу не ходил, а уже у соседа Михаила Николаевича, который с фронта после тяжелого ранения без глаз возвратился, научился играть на балалайке. Бывший лейтенант-артиллерист чуть позже показал Саньку, как можно выводить мелодию и на рояльной гармонике. А перед уходом в армию мать купила ему "тульский" баян! Александр Андреевич стал виртуозным гармонистом-самоучкой. Но еще у него и руки, как говорили на селе, «росли оттуда, откуда надо», другие поддакивали: «Да, краснодеревщик он от бога!».
Он уже и пенсию заработал, но все что-то мастерил, рукам редко позволял себя бездельем тешить.
Повел он однажды внука в детский сад и увидел несколько стульчиков, сваленных в углу коридора. Их убрали из групп из-за того, что у тех ножки отвалились. Взял один из развалившихся стульчиков Александр Андреевич, в руках повертел-повертел, разочарованно выдохнул:
- Эх, мастерюги! Детям, а слепили кое-как…
Несколько дней спустя дед вновь внука в садик привел. Только пришел не с пустыми руками, а принес два детских стульчика. Воспитательница группы, в которую ходил внук Максимка, притронуться к ним боялась. Ножки у них точеные, сиденья морилкой и лаком покрытые. И ни одного шва на соединениях между деталями не видно, словно они вылиты из дерева.
- Ой, Александр Андреевич, их же можно в комнату вместо украшений ставить, а не деткам на них садиться! – искренне восторгалась воспитательница.
Тот усмехнулся, спросил:
- А сколько в вашей группе детишек?
- Двенадцать. А почему вы об этом спросили?
Он вздернул плечами. В глазах хитринки о чем-то между собой переговаривались.
- Так, просто…
А вскоре все воспитанники группы сидели точно на таких же стульчиках, что и первые два. От визга и радости ребятишек Александру Андреевичу даже уши пришлось прикрывать.
Потом он как-то пришел в группу с баяном. Его пальцы по кнопочкам забегали, даже проворней, чем дети в догонялки играют. Девочки и мальчики напелись и наплясались так, что после тихого обеденного часа их еле разбудили.
Впоследствии ни один утренник в детском садике без баяна не обходился.
Приходил Александр Андреевич в садик, с мальчиками и девочками песенки разучивал, они под баян пели, хороводы водили.
Он еще и успевал присмотреться к столикам, некоторые из которых, по его мнению, явно ремонта требовали. Пришлось и их «подлечить».
Не понравился ему и двор садика: кроме единственной песочницы, в нем ничего другого не было. Негде и не на чем детям поиграть, пошалить, порезвиться?
Задумал он тогда деревянные качели и горку для ребят смастерить. И начал неспешно, основательно по чертежам, самим же сделанным, заготавливать детали для горки. Одна из досок оказалась немного сыроватой и суковатой, закапризничала, когда в нее вонзились зубья циркулярной пилы. И эта доска, как выражаются столяры, "сыграла" так, что пила свой крутой характер показала пальцам левой руки Александра Андреевича. В больнице смогли пришить фаланги мизинца, безымянного и среднего пальцев. А большой палец пришлось удалить. Поврежденные фаланги хотя и сохранились, но срослись так, что по своей форме больше напоминали хоккейные клюшки…
Потому-то и осиротел баян.
Примерно через год жена Александра Андреевича посоветовалась с ним:
- Саш, а не продать ли нам баян? Что он без толку пылится, место лишнее занимает?
Он промолчал. А душу ноющая пустота наполнила! И скажи ведь, раньше Александр Андреевич вроде бы и не обращал внимания, где и сколько времени без игры стоит баян. А стоило изуродовать руку, что-либо из шкафа требовалось взять, и вот он, красавец, глаза тоской старается уколоть. Но мысль, чтобы с ним расстаться, к нему в голову даже и не заглядывала. А тут – продай! Что выдумала! Значит, в радости они с баяном были вместе, а теперь он должен с другом расстаться, отдать его неизвестно в какие руки-крюки, предать долголетнюю дружбу с ним? Нет, этому не бывать! Пусть себе стоит. А что если внук в деда уродился? Подрастет, глядишь, и его пальчики к баяну потянутся, и дед научит его всем премудростям игры, какие сам за долгие годы постиг. Да и музыкальная школа в райцентре недавно открылась, в ней класс баяна есть. Об этом Александр Андреевич в первую очередь прознал. Эх, была бы такая школа в его детскую пору, он бы из нее сутками не выходил. Так что о продаже своего надежного и многолетнего друга, даже и заикаться не стоит. Никому! Жену даже пожалел, что у нее к старости лет, видно, весь ум из головы испарился, потому и буровит, что зря.
…А однажды, когда кроме Александра Андреевича в доме никого не было, он освободил из мрачного плена шкафа и футляра баян. Протер его тщательно бархатной тряпочкой. И только после этого, как обычно, накинув ремни на плечи, растянул меха. Пальцы правой руки попробовали пробежаться по кнопочкам. Какие же они, пальцы, стали непослушные, словно одеревенели! Но звуки известной мелодии робко все же голосок-то подали. Пальцы левой руки по музыкальной памяти, а может, и по инерции тоже вроде бы нужные басы нашли…
И, надо же, баян вдруг от радости заволновался, почти совсем забытое тепло пальцев своего друга почувствовал. Ему даже и на мгновение умолкать не хотелось. И у Александра Андреевича душа затрепетала, полетела куда-то. Такая на него радость накатилась, что самопроизвольно слезы из глаз предательски выдавились…
…Его жена, Клавдия Ивановна, возвратившись из магазина, услышала, что кто-то в доме на баяне играет. Пока раздевалась в прихожей, уловила звуки, лишь отдаленно напоминающие мелодию, которая заставила еще в молодости ее сердечко учащенно биться. Память тут же воскресила строчки:
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид.
А смех твой и грустный, и звонкий
С тех пор в моем сердце звучит.
Ах, как поразил ее тогда неизвестный парень на сцене сельского клуба! Она, окончившая пединститут и только что приехавшая в село, шелохнуться боялась, слушая, как удивительно красиво звучала песня в его исполнении под баян, на котором парень сам себе аккомпанировал! Сколько лет просквозило, а она неожиданно вспомнила тот концерт, тот вечер, словно вчера все это происходило. Да, да! А после концерта художественной самодеятельности начались танцы. Певец, а это был Александр, пригласил ее на вальс. И все! На всю жизнь ее закружил!
И почти за каждым семейным застольем муж играл на баяне и пел ту самую, ставшую их талисманом совместного счастья, песню, а Клавдия Ивановна подпевала ему:
Люблю ли тебя – я не знаю,
Но кажется мне, что люблю!
А когда Александра Андреевича подстерегла беда, ей казалось, что в доме без его задушевных песен и трогательного, звонко-чистого голоса баяна вроде бы липкая грусть по всем углам расползлась. Но что поделаешь, если судьба такая безжалостная?
Клавдия Ивановна подумала:
"Покупатель, видно, на баян нашелся, покупку решил опробовать. Ну, и, слава Богу! А то у Саши вся душа, наверное, потемнела, глядя на него - беззвучного. Хотя, положа руку на сердце, мне жаль с ним расставаться. Он же помог нам с Сашей познакомиться…"