Дорогое удовольствие

Федор Быханов
Лопата Александру Викторовичу казалась уже не такой тяжелой как раньше. Если в первое время работы с землей, действуя с непривычки, орудовать было ей совсем невмоготу, то теперь обвыкся, научился выгадывать время для перекура.
– Эй, мужик, ты тут Шуру не видел? – оторвал его от созерцания тонкой струйки папиросного дыма незнакомый голос.
Следовало ответить
– Не видел, никакого Шуры, – сказал честно, как на духу, но на всякий случай уточнил. –  А как его фамилия?
Пояснение последовало незамедлительно:
 – Шура Коськин.
И на тот случай, если плохо расслышал, с небольшой характеристикой:
 – Токарь из нашего цеха.
Александру Викторовичу настала пора удивляться:
– Я и есть Коськин, чего меня искать?
А в душе, тем временем назревала обида.
 – А ты кто такой, что меня ищешь, от работы отвлекаешь? – переспросил Александр Викторович. – Делать что ли нечего?
Незнакомец обрадовался так, что стало Коськину даже неудобно за свои резкие выражения:
— Друг, родной!
И с тем же неподдельным восторгом продолжилось над ямой, в которой орудовал до этого шанцевым инструментом Александр Викторович:
 – Не узнал я тебя.
Дальнейшее немного прояснило ситуацию.
 – В первый раз тебя трезвым вижу, – услышал Коськин, начинавший соображать что к чему. –  Сам-то что переспрашиваешь?
Теперь бывший токарь Александр Васильевич  Коськин, в коллективе цеха больше известный как «Шурик», за систематическое пьянство временно переведенный на нижеоплачиваемую работу, присмотрелся к собеседнику внимательнее.  Через полчаса опознал в нем слесаря Воныкина. Тоже трезвого –  как стеклышко и выглядевшего солидно и самостоятельно.
 Такими они друг друга не знали.
– Вот ведь что с человеком сделать можно, друг любезный отвернется, –  пожаловался на жизнь Воныкин.
И впрямь – накануне им изрядно досталось на административной комиссии по борьбе с пьянством. По пять сотен рублей каждому штраф преподнесли.
 – Да если бы только штраф, – пожаловался Воныкин, – не по столько пропивали.
Он начал загибать пальцы:
 – Но к этому я еще почти тридцать тысяч недосчитаюсь – тринадцатая зарплата, выслуга, месячная премия. Тут посчитаешь, прежде чем водочкой побаловаться в рабочее время.
– А у меня к тому же будущая квартира тю-тю, – поддакнул Коськин. – Перенесли назад на пятнадцать очередей.
Погоревали друзья, от жалости даже «обмыть» обиду захотелось. Но вовремя одумались. Дорого обходится им это удовольствие. Дороже водки.