На правом берегу Быстрой Сосны в древности брала начало степь, которая хозяйничала до Азовского и Черного морей. В народе прозвали ее "диким полем" или "дикой степью". И этому была причина. Именно оттуда постоянно совершались набеги на русские города и поселения кочевников и различных племен, монголо-татарских завоевателей и крымских татар. А Быстрая Сосна была хорошим водным препятствием на южной границе древнерусских земель и княжеств, а затем и всей Руси, и ее правобережье почти до начала XVII столетия оставалось незаселенным.
К левому же берегу реки вплотную подступали вековые дубы, между ними на редких небольших полянах из хоровода сочно-зеленых побегов дубового кустарника старались вырваться на солнечный простор липы, а кое-где свечки-сосны и ели протыкали своими острыми верхушками низко проплывающие облака. Дубовый и другой лиственный кустарник, высокие и разноцветные травы спускались по крутому склону к воде. Внизу склона они встречались с многочисленными и почти невидимыми ключами, которые с радостным журчанием вырывались из каменистых объятий.
И только одно место, не высыхающую с ранней весны до морозов громадную лужу, густо заросшую травами и мхом, деревья, кустарники и люди обходили стороной. Где-то в дубовой чаше брал начало подземный родник, который и давал живительные силы той луже, грозящей со временем превратиться в обширное болото.
Это странное создание природы находилось в полуверсте от южной окраины города, центра Елецкого удельного княжества, и на самой вершине берега, в нескольких шагах от каменистого крутого обрыва. Люди считали его гибельным. Были случаи, когда без посторонней помощи из той трясины не могли выбраться перебравшие медовухи мужики-рыболовы или случайно забредший в нее домашний скот. Неожиданным препятствием-ловушкой являлось то место и для грабителей-кочевников или воинов диких племен на подступах к городским стенам.
А вот юродивый, которого держал при себе удельный князь, постоянно барахтался в той грязевой жиже. Народ, хотя и считал юродивого Божьим человеком, от души смеялся над его безумными выходками. Он же в потоках грязи с ног до головы, неистово твердил многочисленным и веселым зевакам:
- Это святое место!..
Люди же, не понимая смысла сказанного, продолжали хохотать до слез над его глупыми словами. Как это, мол, грязная лужа может быть святым местом? Да и что взять с безумного? Он же глуп до святости. Пусть народ потешит, на то он и юродивый.
Однако тот не унимался:
- Глядите, глядите – на воду-то! В ней стены отражаются, а на самом их верху крест. Христос свое око сюда направил…
Горожане хотя и устремляли свои взоры туда, куда указывал юродивый, старались что-то рассмотреть на серебристом зеркале воды, но, кроме отражения облаков, голубого неба и ослепляющих солнечных бликов, не замечали ничего.
- Да ну тебя, глупый! Буровишь, что ни попадя.
Он же, словно их не слышал, поднимал глаза к небесам, смиренно и загадочно изрекал:
- Может, это к горю, а, может, и к великому свершению… крест-то этот…
Тогда, в 1352 году, все до единого его слова горожане, без всякого сомнения, принимали за бред. На божевольного человека особо-то никто и внимания не обращал. Он хотя и жил среди людей, но в то же время старался быть незаметным среди них. Никто никогда не слышал, чтобы он в чем-то нуждался, вроде бы всегда был доволен всем и всеми, говорил очень редко, но неожиданно загадочно, чаще смотрел в небо, чем под ноги – на землю. И что бы там ни говорили о нем, юродивый продолжал приходить к луже в любую погоду и до тех пор, пока мороз ее до весны в ледовый панцирь не заковывал. Он ложился в нее каждый раз спиной, устремлял свой взор в бездонную высь, при этом уверял любопытных, что у него на душе легко, а телу тепло, еще и небеса подают ему какой-то особый знак…
…В следующем, 1353 году, на Елец, как и на многие города Великого княжества Московского, налетела "черная смерть" – неизлечимая моровая язва. Буквально за считанные недели дома и улицы превратились в погост не захороненных, пораженных страшной болезнью людей. Некоторые горожане бежали из своих хат в леса. В небольшой деревянной церкви, которая была рядом с кладбищем в городской черте, в первое время отпевали покойников. А вскоре в ней служба прекратилась. "Черная смерть" настигла и священнослужителей.
Оставшиеся в живых горожане, среди которых был и юродивый, решили бороться с моровой язвой по-своему. Они начали сжигать трупы прямо на улицах, так как по христианскому обряду придавать земле сотни мертвецов у них не было ни сил, ни возможностей. Город накрыл густой смрад, перемешанный с гарью. Искры от костров ветер перекидывал на дома, которые сплошь были деревянные. Вскоре там, где недавно на улицах шла бойкая торговля, а в домах слышались колокольчики-голоса детей, серой поземкой перекатывался пепел. Город полностью выгорел. Пламя слизало даже стены вокруг него, которые были из мощных дубовых и заостренных сверху бревен.
На берегу реки погорельцы, не истребленные эпидемией мужчины и женщины (из детей никто не выжил), вырыли землянки, в которых думали временно поселиться, а потом, если Бог их от "черной смерти" оградит, пробираться в глубь княжества, севернее от пепелища. Мысль о том, что город когда-нибудь возродится, никто из уцелевших чудом людей даже в мечтах к себе близко не подпускал.
Лишь юродивый (вроде бы и ничего не случилось) так же барахтался в луже и не переставал повторять:
- Ах, как тут спокойно душе… Христос сюда свое око направил… Из горя тут счастье родится…
Люди негодовали:
- Это ты, безумный, на нас эту беду накликал. Утопить бы тебя в этой жиже…
А он на них внимания не обращал, восклицал громко и сосредоточенно:
- Вижу крест!.. Крест на воде!..
…После нашествия моровой язвы прошло четыре года.
Юродивый внезапно умер. Перед смертью успел только сказать:
- Место это святое… берегите как зеницу ока… - и тихо ушел в мир иной.
По каким-то причинам люди не покинули своих землянок. Более того, у них зародилась робкая мысль – вновь отстроить град. Но где? Бывшее-то место они считали проклятым Богом. А, может, и сами в чем-то Христа прогневили. Тогда подавно грех искупать надо. Только где срубы поставить – так и не решили.
А во второй половине августа 1357 года, как гласит Никоновская летопись, Святитель Алексий, митрополит Московский, по велению хана Чанибека выехал из центра Великого княжества Московского, чтобы молитвами вылечить любимую, но ослепшую его жену Тайдулу. Самый короткий путь до ханства, под игом которого тогда находилась Русь, как раз пролегал через выгоревший Елец, а затем - на лодках вниз по течению Быстрой Сосны.
Преодолев около четырех сот верст на лошадях и пешком, Святитель Алексий и сопровождающая его свита служителей православия и княжеских ратников остановились на короткий отдых на берегу Быстрой Сосны.
Появление чужих людей не могли не заметить обитатели землянок. Отнеслись к ним настороженно. Раньше-то тут чужаки появлялись лишь для того, чтобы разграбить и сжечь город, надругаться над дочерями и женами. А чем эти незнакомцы лучше тех дикарей?
Осмелились подойти к ним только тогда, когда те начали садиться в лодки. А, узнав, что среди них находится митрополит Московский, пали на колени, испросив благословения на возведение заново Ельца. Просили указать, где можно построить Божий храм и дома будущего города-крепости.
Святитель томительно долго, как показалось немногочисленным христианам, молчал. Его взгляд устремился на вершину высокого и каменистого берега, поросшего кустарниками и буйными травами. В небе, над верхушками мощных дубов, подступающих почти к склону, он увидел серо-коричневатое облако диких голубей. Они вились на фоне чистого и голубого неба, заигрывали с солнечными лучами и словно провожали митрополита в добрый путь. И произнес Святитель, указывая рукой:
- На этой горе.
Православные растерялись:
- Но там же трясина, Ваше Высокопреосвященство?
- На созидательное деяние Бог благословит! – молвил Святитель Алексий.
Перед тем, как отплыть в дальний путь, он совершил крестное знамение в сторону людей, стоящих на берегу Быстрой Сосны, и голубей, которые над верхушками дубов расплескивали крыльями солнечный яркий свет.
Тогда и вспомнили горожане о юродивом и его "бредовых" словах. Выходит, ему действительно подавал знак сам Господь Бог?
Как гласит предание, на том месте, на которое указали юродивый, а затем и Святитель Алексий, и был выстроен Елец. Он потом еще десятки раз испытывал муки пожаров, грабежей, разрушений, насилия, но никогда не возникало у местных жителей сомнений в небесном покровительстве города. И он обретал молодость, становился краше, чем был раньше.
А на берегу реки, там, где в стародавние времена барахтался в грязи юродивый, построен Вознесенский собор, в котором в 1889 году впервые зазвонили колокола.