В широких коридорах университета чувствовалось оживление. Повсюду мелькали незнакомые люди, похожие на школьников. Кровь первокурсников кипела, выплескивая эмоции в самых потайных уголках академической крепости. Я пробирался через стадо к аудитории. Так происходило каждый день уже в течение двух недель. Все-таки забавные они, недавние старшеклассники. Хотя формально я был лишь на один курс старше, но чувствовал себя «дедом», учитывая нашу разницу в возрасте. Привычно обошел стол преподавателя и направился в конец зала.
- Рома, что ты себе позволяешь! Когда вернешь видеокассету, ведь неделя уже прошла. Ты что, забыл? – гневный голос издалека остановил меня.
- С добрым утром, Наташа, я тебя тоже люблю, - поздоровался я, подходя к ней ближе. - Что касается кассеты, то она же на английском языке, и пока я осилил только пятнадцать минут. Если бы ты помогла мне с переводом, то решили проблему. Давай сразу у тебя посмотрим, чтобы не таскать кассету сто раз. Кстати, когда твои родители возвращаются с работы? Думаю, до пяти часов вечера мы управимся. Я купил бы лимонаду, тебе сухариков и себе шоколадку. Ничего предосудительного я не имею в виду, ведь фильм про королеву Елизавету. Как тебе такой вариант?
- Я буду переводить, а ты шоколадки есть? Так тебе не выучить язык.
- Тогда подожди еще недельку, если не торопишься.
Я едва добрался до своего места, и не успел перевести дух, как Наташа пододвинулась ближе, и теперь нас разделял только узкий проход между рядами.
- Слушай, Рома, а ты мне ночью приснился.
- Ого! Надеюсь, не голый был, – я пригнулся и продолжил шепотом. - Каков я там, у тебя во сне. Не подвел?
- Конечно, обрадовался. Не хочу теперь ничего рассказывать, - она напустила на себя обиженную мину.
- Смотри у меня. Прекрати во сне заниматься эротическим беспределом. Только в моем присутствии, - я посмотрел на нее осуждающим видом.
- Я хотела с тобой поделиться, а ты…хам. Может, в суд еще подашь?- Наташа отодвинулась от меня подальше. Было видно, что она действительно обиделась, и теперь неловко стало мне, а не ей.
Наш куратор, читавший лекцию, после ее окончания сделал объявление. Весь курс должен пройти медицинский осмотр и, судя по его тону, отправиться на обследование мы обязаны были немедленно.
Мы столпились у комнаты медпункта. Заходили по два человека. Пары сменяли друг друга, как на конвейере, поставив процесс на поток. Процедура занимала минут пять, и вскоре очередь дошла до меня. Я сел на стул около врача. Она спрашивала мало, ограничиваясь стандартными вопросами: «Как себя чувствуешь? На что жалуешься?». Я ответил, что нормально. Потом измерила давление, интенсивно налегая на грушу тонометра. Вдруг ее лицо стало кислым.
- Молодой человек, когда в последний раз вы проверялись у врача?
- Примерно год назад, а что?
- У вас высокое давление. Раньше было такое?
- Нет, никогда. Возможно, вы ошиблись, или произошло случайное повышение, например, от волнения?
- У тебя 150 на 110. Так не разволнуешься. Скорее всего, ты перенес болезнь «на ногах» и не стал лечиться. В общем, причин может быть много. Тебе срочно надо обследоваться у специалиста, - она вскочила и подбежала к шкафчику. Повозилась в содержимом коробок и достала нужную упаковку. - Ты не чувствуешь дискомфорт? Голова болит? Вот, возьми. Прими это сейчас же, – потребовала она.
- Ничего не чувствую. Ее обязательно нужно глотать, не люблю горькие пилюли, – я держал на ладони даже не таблетку, а какую-то маленькую блестку.
- Не осложняй ситуацию. Тебе в любой момент может стать плохо. Вот графин с водой, можешь запить.
- Пожалуй, я схожу в столовую и возьму компот.
- Хорошо. А пока мы поставим тебя на учет. Обратись к кардиологу, и его результаты принеси потом мне. Понял?
- Конечно. Можно, я пойду теперь?
Я вышел в коридор, держа на фаланге мизинца панацею от половины русских бед. Так все просто. Чувство удивления сменила ухмылка. Что делать с лекарством, я уже знал. Несколько миллиграмм чуда, которые обещали быструю помощь, норовили соскользнуть на пол. Я перекатил таблетку с мизинца на указательный палец, накрыл ее подушечкой большого и стер в порошок.
Недалеко от меня стояли однокурсницы, ожидавшие своей очереди. Я услышал их разговор, не похожий на обычные сплетни или пустое шушуканье:
- Что с Надей случилось, ее нет уже две недели.
- Она болеет. В больнице лежит.
- Воронина ее не простит. Столько пропусков. Как ей удастся хвосты пересдать?
- Это не самое главное. Неизвестно, когда ее вообще выпишут, и она сможет вернуться.
- Так что же с ней произошло? Что-то серьезное?
- Явно не простуда.
- Говорят, ее положили из-за высокого внутричерепного давления. Не знаю точного диагноза.
- Звучит как трепанация черепа. В чем причина?
- Кто же знает? Она не говорит.
Я стоял и ждал, пока они зайдут в кабинет, или сменят тему разговора. Для этого мне пришлось разглядывать унылые пейзажи за окном и посматривать иногда на часы. Так продолжалось до тех пор, пока я не остался один.
Любопытство взяло верх, и вскоре я обратился к участковому врачу по поводу давления, якобы у меня обнаруженного. Измерив его еще раз, он обнаружил отклонения, но не был столь категоричен, как коллега в университете. Доктор выписал бланки на сдачу анализов и направил к кардиологу, который повторил действия предыдущего врача и заставил меня заново пройти те же самые процедуры. Проверив результаты, кардиолог предложил на выбор два варианта: либо оставаться на полноценное обследование в стационаре, либо разрываться между учебой и лечением. Я решил убить одним выстрелом двух зайцев, и выбрал беготню. Почти каждый день мне приходилось посещать диспансер: электрокардиограмма, УЗИ сердца, очередные консультации и анализы. Окончательный вердикт меня не удивил: расширение желудочков сердца, приведшее к гипертонии первой степени, правда, диагноз оказался натянутым. Для исправления ситуации я должен был навещать кардиолога хотя бы раз в год, в питании соблюдать стол № 10 и уменьшить нагрузку на сердце. На мой вопрос, что же явилось причиной заболевания, врач не смог дать точного ответа, перечислив с десяток вариантов. На самом деле я и не хотел этого знать. «Вот тебе освобождение от физкультуры, надеюсь, пригодится», - сказал он. Я лишь улыбнулся в ответ. «Честно говоря, ничего серьезного у тебя нет. Не волнуйся. Миллионы людей страдают от болезни сердца, и смотри, живут себе нормально. Я лишь хочу, чтобы ситуация в дальнейшем не ухудшилась. В большинстве случаев пациенты не следуют моим требованиям, и потом попадают сюда в гораздо более тяжелом состоянии. Твое положение я бы не назвал сложным. Просто выполняй мои рекомендации, и все придет в норму», - пожелал он напоследок.
Последние слова задели меня за живое. Все наладится, обязательно все будет хорошо. Я не хотел поправлять здоровье таким способом. Нужно было ограничить в рационе соль. Может, еще от алкоголя отказаться, что потом? Питаться одной петрушкой и превратиться в растение? Постепенно начну широко улыбаться, сердце будет стучать спокойно и размеренно. Никакого напряжения, обычная легкая радость, с параметрами 120 на 70. Если адреналин заведет мой мотор на полную катушку, то потом он должен вернуться в исходное положение. Обязательно. Словно ничего и не было, мне показалось, как слишком мнительной фигуре. Со временем начну верить, что произошедшее оказалось выдумкой. Тогда нужно все забыть, как и человеку в коме. Ни прошлого, ни будущего, лишь настоящее овоща, с идеальным критерием 120 на 70. Если так лучше, то пусть меня отключат от капельницы. Может быть, я не прав, и мне стоит придерживаться диеты, настроить свои волны на оптимистичный лад. В таком случае я убью свое единственное оправдание, боль.
В те дни, после учебы, я бежал в диспансер еще и потому, что он заменял мне консультации психолога. Чем хуже были результаты обследования, тем легче становилось. Час, проведенный в нем, приравнивался к нескольким томительным лекциям в университете. Но один раз было по-другому, и тогда я пропустил очередной визит к врачу. Однажды в аудиторию зашла Надя. Ее не видели уже в течение трех недель. Похоже, она выздоровела, хотя вид у нее был неважный. Надя выбрала место не на последнем ряду, как обычно, а чуть ближе. Сначала она вяло записывала лекцию, а потом бросила. Сидела и спокойно слушала. Желание конспектировать пропало и у меня. Я взял ручку и стал теребить ее между пальцами. Надя отодвинула от себя тетрадь, наклонилась и положила голову на стол. Посмотрела на меня. Я повернулся к ней, и через секунду шариковая ручка вылетела из руки. Соседи оживились, а я с увлечением начал осматривать пыльный паркет, стараясь как можно дольше не подниматься. Кто-то передал пропажу. Я сжал ее в кулаке и замер. Надя отвернулась, подложив тетрадку под голову. Мои пальцы расслабились, оставив красный след на ладони.
После звонка, разделившись на группы, мы разошлись по кабинетам на семинар. Я сидел, облокотившись на стол, и полузакрытыми глазами наблюдал за Наташей, которая веселилась по какой-то ей одной ведомой причине. У нее был счастливый вид.
- Рома, ты сегодня готов? Она опять тебя будет гонять, - Наташа сидела на краю стола, болтая худенькими ногами.
- Угу, - промычал я.
- Если готов, то ответь, сколько будет пятью пять? – спросила она и сразу же залилась смехом.
- Будет пять. И даже не спорь, - процитировал я слова из песни.
В кабинет зашла Надя и остановилась в нерешительности. Посмотрела по сторонам, как будто кого-то искала.
- Девочка, тебе что нужно? – спросила Наташа. Она слегка откинулась назад, отодвинув руки за спину.
- Кто тут девочка? – холодно сказала Надя.
- Ты, кажется, дверью промахнулась, - Наташа не отводила от нее прямого взгляда.
- Не тебе указывать.
- Ой-ой, напугала-то как. Давай, двигай отсюда ножками, - Наташа махнула ладонью в сторону двери, как будто выгребала мусор. Надя взглянула на меня, опустила глаза и поспешно вышла. Наташа опять засмеялась, как-то весело и заливисто. Ее игривое настроение стало всепоглощающим, а в голосе появилось кокетство.
- Зачем ты устроила этот базарный разговор? – спросил я.
- Каждый сверчок, знай свой шесток, - ответила она, слегка наклонив голову.
- Ты довольна?
- У-г-у-у, - протянула она, кивая удовлетворенно. – Нечего в чужой огород свой нос совать. Она здесь чужая.
На следующий день Надя не появилась в институте. И через сутки тоже. Она продолжала болеть. На полное выздоровление ей понадобилось еще две недели.