…до основанья, а затем...
Эжен Потье
1
Это был Сизиф.
Он выбирал себе камень и с увлечением катил его в гору, преодолевая препятствия, препоны и преграды.
Он достигал заветной вершины, заталкивал на неё свой груз и практически сразу же спускал его оттуда вниз, даже не удосужившись посмотреть, как катится камень, разгоняясь и иногда чуть притормаживая, подскакивая на крутых пригорках, сталкиваясь на своём пути с другими булыжниками разной величины и формы, грохоча и отстукивая синкопный ритм.
Ему это было уже неинтересно.
Он сам кубарем нёсся с горы и в горячке оказывался у её подножия раньше отпущенного предмета.
Мгновенно, фактически без промедлений, он находил другой валун и, одержимый неменьшим азартом, толкал его наверх, чтобы, пройдя запутанный маршрут, истратив силы, запал и одержимость, потерять к нему интерес и, не глядя, спустить вниз.
И сбежать самому…
И начать всё сначала.
2
Он менял в жизни всё. Круто и решительно.
Прежде всего, игрушки: мобильные телефоны, телевизоры, всевозможные приборы, машины. А также работу, жён, подруг, квартиры, районы, города и страны.
Мы не удивились бы, если он завтра позвонил бы из Сиднея и заявил, что решил перебраться на пятый континент. Круто, да?
Этой фразой он заканчивал любое сообщение об очередных переменах в своей жизни.
И мы подтверждали: «Да, это круто!»
А что ещё можно было сказать?
Мы по-мещански были привязаны к своей собственности, к своим достижениям, покою, к своим близким.
Он же был свободен, свободен от всего и, прежде всего, от сожалений. Он никогда не оглядывался назад и смотрел только вперёд.
По нашим предположениям, сейчас он вполне может рассекать по Сахаре на белом верблюде в обществе прекрасной арабки с чёрными миндалевидными глазами, дочери местного миллионера, с которой познакомился год назад в Лондоне на выставке авангарда. Круто, да?
3
Его первая жена была красавицей. Яркой завораживающей красавицей и редкой умницей. Формула для определения, безусловно, стандартная и банальная. Но другой любимой у него быть не могло. Рядом с ним виделась только Мисс Вселенная со сверкающей на весь белый свет улыбкой и бриллиантовой диадемой на голове.
«Вся из себя», – довольно скромно прокомментировал кто-то из наших, увидев её в первый раз.
Сам Сизиф (будем называть его так) был атлетом.
Чемпионом к тому моменту уже бывшего Союза по какому-то тяжёлому индивидуальному виду спорта.
Тогда Сизиф получал своё первое высшее образование. Кажется, инженерное. Впрочем, этот маленький незначительный камешек он тоже спустил с горы. И никто толком не помнил его специализации.
У них был малолетний ребёнок, очаровательный мальчик с льняными кудряшками на голове и трогательными пухлыми щёчками, такой же красивый, как его родители.
С редким старинным аристократическим именем.
И жили они в тихом центре Риги, в большой квартире, доставшейся Сизифу в наследство, в муниципальном доме, что очень важно.
Он совершал ежедневные десятикилометровые пробежки, проделывал комплекс силовых упражнений среди сосен в Межапарке, вызывая восторг у публики, наблюдавшей за ним. Движения его были просты, легки и отточены. Сизиф не только поддерживал форму – он самосовершенствовался. Он следил за собой.
К тому же учился заочно, то есть ходил в библиотеки, на лекции, штудировал учебники, сдавал сессии, словом, тратил много времени на себя.
И рос профессионально, что тоже требовало определённых затрат времени и сил.
Наверное, такое пристальное внимание к собственной персоне с признаками нарциссизма в ущерб дому и близким раздражало его первую жену.
Хотя жили они, по его пусть и немногочисленным замечаниям, прекрасно. Любили друг друга, растили ребёнка и радовались его успехам, придумывали для него всяческие затеи.
Сизиф стремился быть идеальным и оригинальным.
Чего стоил один только его подарок, ставший общим семейным достоянием!
Однажды тёплым майским вечером, напоённым ароматом цветущих вишен, Сизиф пришёл домой с работы и под каким-то предлогом вытащил ещё беременную Маринку на улицу, подвёл к стоявшей у подъезда новенькой машине (красной, что было тогда очень модно, а потому важно), извлёк из кармана ключи с экстравагантным брелочком и сказал, что отныне сей самодвижущийся аппарат – их собственность. Круто, да?
Восторгу обоих супругов не было предела.
Обычно по-прибалтийски сдержанная Маринка визжала от восторга. Она ни сном, ни духом не подозревала даже о возможности подобного приобретения. Сизиф был счастлив! От покупки, от реакции жены, от собственной изобретательности.
Он вообще был очень добрым и обаятельным, щедрым и бескорыстным.
4
Что случилось с ним в дальнейшем, не понимал никто.
Как было сказано выше, он слишком много времени уделял себе, любимому. И на семью его, видимо, не хватало. Впрочем, это только предположения.
Наверное, это раздражало Маринку.
Домохозяйка с высшим образованием, чистюля и аккуратистка. Мамаша с маленьким ребёнком. Она слишком много занималась домом и семьёй. А Сизиф – только собой.
Наверное, высказывала претензии. Наверное, пилила. Наверное, часто. Хотя как знать?
Внешне она была очень спокойна и классически эталонно красива.
А может быть, то, что с ним произошло, было просто весенним обострением?
Так мы называли периоды, когда он совершал немыслимые виражи на своём жизненном пути. Почему-то это всегда происходило весной.
Так вот, однажды в один прекрасный майский день, когда природа цвела и благоухала тонкими и нежными лепестками белых вишен, красными тяжёлыми тюльпанами на мясистых сочных ножках, жёлтыми пушистыми искрящимися одуванчиками и нежными салатово-зелёными берёзовыми листочками, Сизиф собрал свои вещи, сел в тот самый красный «Опель» и навсегда уехал.
Никому ничего не сказав. В полную безвестность.
О происшедшем мы узнали от Маринки на следующий день после его загадочного ухода из дома. Сначала она позвонила нам на работу и, выяснив, что на утренней планёрке дисциплинированный Сизиф присутствовал, а в данный момент находится на объекте, в абсолютной прострации пришла в офис. Другого способа найти мужа у неё не было.
Она долго говорила с нами, пытаясь понять, что произошло.
Но мы ничего не могли объяснить, находясь в том же неведении и непонимании, что и она.
Маринка его не дождалась. Сизиф, видимо, предполагал подобный демарш с её стороны, боялся выяснения отношений и отсиживался у клиентов.
Он появился уже после Маринкиного ухода.
Я как непосредственный начальник затащил его в свой кабинет и принялся пытать.
Он объяснил всё с гениальной простотой.
Оказывается, он встретил Ирку. Все его женщины получали этот злополучный, какой-то принижающий ценность и значимость, подростковый суффикс -к- и иначе – без оного – не именовались.
В ответ на мои доводы, что это не повод для того, чтобы бросать жену с маленьким сыном, разрушать семью и т. д. и т. п. он упрямо твердил только одну реплику: «Она такая!»
– Она такая! – эмоционально и многозначительно восклицал Сизиф.
Глаза его горели буйным восторгом, слепым фанатизмом и бычьим упрямством.
Больше из него ничего нельзя было выбить ни о прошлом, ни о настоящем, ни о будущем.
Он не любил анализировать свои поступки, а тем более обсуждать их с кем бы то ни было.
Единственная фраза, на которую он расщедрился, была «Мы разговариваем! Целыми ночами…»
Наверное, в своё время они разговаривали и с Маринкой. Но в тот период жизни наличие маленького ребёнка поубавило желание болтать по ночам, да и умерило прочие страсти тоже.
Мы всем коллективом по очереди пытались вправить ему мозги. Ослеплённого и потерявшего правильные ориентиры Сизифа было по-человечески жалко.
Тогда-то Skapis1 и выдал свою знаменитую характеристику относительно Маринки: «Вся из себя!». Он, кстати, уже где-то успел увидеть Ирку, и о её внешних данных отзывался намного сдержаннее (чтобы не сказать больше!).
Мы обрабатывали нашего заблудшего Сизифа индивидуально и всем скопом, приводили кучу аргументов, рисовали безрадостные перспективы и вспоминали его собственное детство без отца. Чего мы в запале и азарте не говорили! Только тёмную не устраивали! Хотя, наверное, стоило. Впрочем, это было бесполезно.
В конечном итоге он развёлся с Маринкой, продал фамильное наследство в тихом благодатном центре Риги, купил две квартиры, причём себе – в Саласпилсе, и поселился там с Иркой и её дочкой.
Метаморфоза была необъяснима.
– Пусть делает, что хочет, – выбившись из сил, в конце концов сказали мы, – он уже большой мальчик!
Маринка ещё несколько раз пыталась встретиться с ним в нашем офисе в надежде поговорить, возвратить или хотя бы понять. Мы искренне сочувствовали ей.
Но ослино-твердолобое упрямство нашего Сизифа было непробиваемо.
Камень с грохотом скатился к подошве горы.
Маринка практически сразу устроила свою судьбу: вышла замуж, причём очень удачно – с чувствами и деньгами.
Сизифа к ребёнку она больше ни разу не подпустила. И купленный по случаю трёхлетнего «юбилея» мальчика, но не врученный велосипед со временем тихо заржавел в гараже у Skapisa. Но это было позже.
5
А пока они разговаривали с Иркой…
В получасе езды от Риги. Впрочем, его всё устраивало. К тому же квартиру он купил в новом доме. Круто, да?
Ирка занималась предпринимательством, содержала какой-то маникюрно-педикюрный салон.
Познакомились они, когда Сизиф пришёл проверять наш аспект её деятельности.
Под угрозой штрафов или даже закрытия она постаралась предстать в самом лучшем и привлекательном виде. В чём и преуспела: очаровала и соблазнила. Заодно сохранив бизнес. И была счастлива, поскольку Сизиф наш отличался добрым и хорошим нравом, был заботлив и внимателен.
Но минул год, и, как водится, пришла весна, а с нею и сезонное обострение.
Ночные разговоры с Иркой приелись и наскучили.
К тому же экспрессивная бизнес-вумен, в отличие от воспитанно-выдержанной Маринки, не раз ставила Сизифа в глупейшее положение.
Если Маринка страдала радикальным комплексом отличницы, то Ирка по своему амплуа была типичной плохой девочкой, раскрепощённой и безбашенной.
Наверное, в своё время нашему Сизифу надоели музейный порядок и дисциплина, царившие в его первой семье, и он захотел расслабиться и оттянуться. Теперь же новая крайность тоже набила оскомину.
Они часто ходили в ночные клубы или просто в гости, где Ирка любила танцевать. На столе… Медленно напиваясь и до нитки раздеваясь…
Может быть, этот нудизм и был захватывающим зрелищем в первый раз. Но при частом повторении стал вызывать неловкость, раздражение, стыд и отвращение.
К этому же надо прибавить, что Ирка была неравнодушна к алкоголю. И это в сопоставлении с трезвенницей Маринкой вызывало проблемы с восприятием.
А ещё она имела странную привычку встречаться иногда под разными внешне благовидными и основательными предлогами с бывшим мужем, бурно выяснять отношения вкупе с имущественными вопросами и примиряться. И всё это на его территории, с зависанием на пару суток. За отсутствиями следовали возвращения, покаяния и фантастические сцены, заставлявшие забыть обиду, злость, унижение и вообще всё забыть.
Но всё-таки прекрасным и тёплым майским днём, когда цвели… (ну, читатель помнит!).
Ирка в данной ситуации не была оригинальна, потому что совершила тот же тривиальный и банальный поступок, что и Маринка, – пришла к нам на работу.
Она истерично рыдала, роняя крупные, как черешневые косточки (они горсткой лежали в пепельнице), слёзы на мой стол, надрывно-истерично сморкалась в мокрый носовой платок, и её тонкие изящные пальчики с причудливым узором маникюра мелко дрожали.
Сизиф, как водится, был на объекте. Наверное, опять скрывался. В прошлый раз год назад его приютила Ирка. И теперь она предполагала зеркальное повторение событий.
Ирка сидела у нас долго, но Сизифа не дождалась.
По возвращении он объяснил нам, что решение принял и ничего менять не собирается.
Мне как начальнику и лучшему другу скупо рассказал про танцы и мужа.
На сей раз мы не стали переубеждать его.
– Сам знает, что делает! – махнул рукой Skapis.
6
И Сизиф практически сразу же переехал к Лолитке.
Жил он теперь в Вецмилгрависе, добираясь на работу из этого «спальника» те же полчаса, что и из Саласпилса. Но это уже в Риге. Круто, да?
Квартиру он по доброте душевной сдавал Ирке.
Разумеется, больше никаких подробностей мы не знали.
Он купил себе новый умопомрачительно дорогой мобильник и часы фирмы «Ролекс». Круто, да?
Вдобавок Сизиф окончил свой институт и тотчас же поступил в другой.
Рос профессионально.
Ездил в командировки за границу.
Упорно учил английский под руководством переводчицы Лолитки. Одновременно тоже выступал в роли переводчика с английского языка для наших делегаций при контактах с зарубежными коллегами.
О Лолитке мы не знали практически ничего. К чести Сизифа, надо отметить, что он никогда ни с кем не обсуждал своих дам.
Только мне было известно то, что Лолитка работала экскурсоводом и в летний сезон довольно часто и плодотворно моталась с туристическими группами по разным маршрутам от Рундале до Колки и от Паланги до Нарвы.
Всё остальное время она занималась тем, что переводила романы. Этот творческий процесс занимал её полностью и без остатка. Она запросто могла оставить после обеда грязные тарелки и продукты прямо на столе и, движимая вдруг посетившей её музой, засесть за компьютер, и безотрывно просидеть за ним до трёх часов ночи. Она вообще любила ложиться спать именно в этот час, вне зависимости от сезона и необходимости завтра с утра ехать куда-нибудь в Тервете. Хотя проведением автобусных экскурсий она занималась преимущественно летом.
Переводы её были хороши, их высокий художественный уровень, очевидный и неоспоримый, пленял и очаровывал. Я читал пару ярких книжечек карманного формата. Это были околодамские романы. То есть не совсем, чтобы бульварного уровня. Но просто написанные неплохими иностранными писательницами и посвящённые женским проблемам. Работа переводчика была безупречна. Чувствовалось, что к делу Лолитка подходила со всей душой.
Однако скоро Сизифу надоело самостоятельно засовывать собственные рубашки в стиральную машину и засыпать в одиночестве под телевизор, к тому же «упахавшаяся» за компьютером Лолитка обычно забывала его разбудить, когда уже практически под утро укладывалась спать.
Через год он вдруг пригласил нас на свадьбу… с Габриэлкой.
– А как же Лолитка? – недоумевали мы, непосвящённые в суть происшедших перемен.
– Мы расстались, – афористично и скупо объяснил он.
Была весна, цвели одуванчики, над ними летали первые жёлтые бабочки… Ну, читатель помнит.
Произошла очередная метаморфоза с лейтмотивом «Я от дедушки ушёл и т. д.», с той разницей, что уходил наш друг от девушек.
Мне как любимому начальнику он объяснил, что Лолитка, помимо всего прочего, курила травку в память о какой-то личной драме. И с этим ничего нельзя было сделать. Хотя он пытался и потратил на борьбу с пороком целый год, вплоть до укладывания любимой в стационар. Но убедился, что все усилия бесполезны.
Искать Сизифа к нам на работу Лолитка не приходила. Наверное, успокаивалась другим, известным ей способом.
Мы начали подозревать у него синдром Синей Бороды, правда, в щадящем варианте. В отличие от кровожадного героя Шарля Перро, Сизиф не уничтожал, а просто бросал своих подруг.
7
О Габриэлке он сообщил только то, что ей недавно исполнилось восемнадцать лет и она на пятнадцать лет младше его. Круто, да?
Почему-то возрастной фактор очень воодушевлял Сизифа.
В педофилии никто из нас его не обвинял и вопросов в стиле «Что это тебя на детский сад потянуло?» не задавал.
Наверное, хлебнув из горькой чаши, он не хотел шлейфа прошлого и надеялся быть первым и единственным. Наверное, хотел начать всё с чистого листа. Наверное, гордился, что юная Габриэлка выбрала его, мужчину в возрасте (как ему казалось).
А ещё его почему-то впечатляло редкое имя Габриэла… Ни у кого такого не было. Круто, да?
Он занялся приобретением нового жилища и его обустройством.
Попросил Ирку освободить квартиру в Саласпилсе, продал её и купил себе другую где-то в Кенгарагсе. До работы – десять минут езды на машине. Круто, да?
Габриэлка была провинциалкой. Она с радостью уехала от родителей-алкоголиков откуда-то из Салдуса или из Добеле.
Словом, своя корысть у неё была.
И уже тогда мы стали подозревать в ней расчётливый меркантилизм.
Почему-то мне удалось убедить Сизифа оформить купленную квартиру на себя буквально за пару дней до свадьбы. Он с пеной у рта доказывал, что собственность должна быть общей. Но меня как любимого патрона послушался.
Свадьбу Сизиф устроил в старинном замке недалеко от Риги. Молодые пили шампанское в стильных интерьерах, гуляли по дорожкам парка и по берегу пруда среди цветущих роз, вешали замочек со своими именами на перила моста, топили ключ в тёмных глубоких водных пучинах и забрасывали белые ленточки с латунными колокольчиками на раскидистые ветки специального дерева. Круто, да?
Мы понимали, что наш друг нашёл очередной камень (причём повесил его себе на шею) и начал процесс восхождения.
Габриэлка была миловидна, молода и, пожалуй, этим всё сказано.
Она была швеёй, специализировалась на мужских брюках. Могла сшить костюм. Круто, да?
Однако костюмов и брюк Сизифу не шила. Она пристрачивала карманы к джинсам в каком-то полуподвальном цеху. А сидеть в цеху и заниматься потом ещё и индивидуальным пошивом было бы тяжело и утомительно.
Поэтому Габриэлка так же, как и её предшественница Лолитка, не очень удручала себя ведением домашнего хозяйства. Не носилась с тряпкой и пылесосом по квартире, не жарила а-ля Маринка индейку с черносливом, не изобретала интересный салат с тигровыми креветками и не пекла пироги с яблоками и корицей. Она умела варить макароны с сосисками в одной кастрюле. В чём, безусловно, были свои преимущества, потому что это помогало без труда сохранять стройность и подтянутость. И свои плюсы у девушки тоже были: она не раздевалась прилюдно и не сидела целыми ночами у компьютера.
Габриэлка уже совершила два важных шага в своей жизни: вышла замуж и перебралась в Ригу. И теперь расслаблялась.
Время, однако, шло. Приближалась весна. И мы стали с опаской поглядывать на календарь, подозревая, что предполагавшаяся Габриэлкина неискушённость, макароны и покупные пельмени должны были поднадоесть Сизифу.
Но он всего-навсего поменял машину. Был увлечён и упоён приобретением. Машина была с модными наворотами, разговаривала по-французски, просила пристегнуть ремни безопасности. Круто, да?
Прошёл ещё год.
Сизиф зарабатывал деньги, учился заочно, повышал профессиональный уровень, ездил в командировки за границу и даже завёл параллельно работе небольшой бизнес.
Подступала очередная неминуемая весна. Мы боялись традиционного обострения. Но всё прошло на позитиве.
Сизиф всего-навсего поменял квартиру. Правда, жил теперь за Двиной, то есть до работы ему добираться нужно было около часа. И это на машине. Но с учётом пробок. Зато вместо однокомнатного в его руках было трёхкомнатное жилище. Круто, да? Про фамильное наследство с таким же числом помещений в тихом центре он не вспоминал.
Правда, квартира была в чрезвычайно запущенном, просто в жутчайшем состоянии, хотя и в приличном доме. Посуду долго мыли в ванной комнате, а туалетом до ремонта пользовались с большой опаской.
Хотя свои преимущества у недостатков были. Потому что их преодоление заняло все помыслы, силы и чаяния нашего друга.
Ремонтировал он квартиру года два собственными руками.
За это время в семействе произошло прибавление. У супругов родился прелестный, похожий на отца мальчик. И ему дали редкое красивое имя.
8
Приход следующей весны ознаменовался тем, что Сизиф спустил с горы очередной камень. Проделал он это с особым смаком и наслаждением.
Как уже известно читателю, Сизиф был толковым профессионалом и неплохо рос на своём рабочем месте.
У него была возможность зарабатывать и в частном порядке.
Только один проект, который он делал за несколько дней, а под горячую руку и за ночь, приносил ему гонорар в три-четыре месячных оклада.
Он пользовался этим. Клиенты доверяли ему. И по мере необходимости обращались. А подобная необходимость в нашей сфере деятельности возникала нередко.
Его ценили сослуживцы – за добрый нрав, за честность и порядочность, за компетентность.
Особенно оценил его один из бывших коллег, покинувший нашу систему и организовавший своё дело на той же ниве.
Набирая штат работников, он первым делом вспомнил о Сизифе.
Они начали сотрудничать. Сначала на уровне отдельных заказов. Потом речь зашла о «стационаре», о процентах, о доле прибыли.
Дело шло неплохо. Сизифу сулили златые горы.
Он увлёкся. Особенно почему-то его воодушевила перспектива получения новой служебной машины.
Сизиф с горящими глазами показал мне такую на улице, снабдив демонстрацию своим традиционным вопросом «Круто, да?»
Машина действительно была хороша – модная, редкая, красивая. Она блистала и сверкала новым дизайном. В городе таких было мало.
Машина и стала последним аргументом в принятии решения.
После уговоров и обдумываний Сизиф согласился покинуть наше гнездо, взрастившее, вскормившее и отправившее его в уверенный, обещавший быть блистательным полёт.
Надо сказать, что порядки в гнезде были довольно суровыми. И эти ежовые рукавицы не всегда вызывали приятные ощущения. Некоторые вещи требовали определённого напряжения в их исполнении. А начальство было строгим и требовательным.
Сизиф уволился, выдержав непростые, долгие, мучительные объяснения и всевозможные уговоры. Что тоже основательно его вымотало. Босс ни в какую не хотел терять и увольнять ценного и толкового работника. Помотав изрядно нервы, он отпустил-таки Сизифа в свободный полёт.
В результате в один прекрасный (прошу заметить, майский) день он явился теперь уже на бывшую работу за какой-то незначительной заключительной мелочью.
Надо сказать, что у нас был очень строгий дресс-код.
Сизиф же пришёл в нарочито вызывающих потёртых драных джинсах и яркой жёлтой футболке с недвусмысленной надписью «Ciao, bambino, sorry!» На груди у него висел сувенирный акулий зуб на белой тесёмочке. Довершал наряд большой блестящий пакет чипсов.
Сизиф демонстративно прошёлся с ним по всем этажам, кабинетам и, прежде всего, попался на глаза боссу.
Картина была красочной: Сизиф в позе отдыхающего красавца Аполлона небрежно развалился в кресле в приёмной начальника. Вскрыл свой шутовской балаганный пакет с нарисованными алыми помидорами и принялся свободолюбиво хрустеть сухими жёлтыми картофельными ломтиками.
Разумеется, босс оказался свидетелем акции протеста, разумеется, он понял, что инсценирована она для него лично, разумеется, был шокирован. Но как умный человек виду не подал и, поинтересовавшись, что привело опять в родные брошенные пенаты, скупо пожелал всего хорошего.
Сизиф наслаждался грохотом очередного валуна, спущенного с вершины. Он поставил не только точку, но жирный восклицательный знак.
Как Сизиф рассказывал впоследствии, проезжая мимо бывшего места работы, он гедонистически чертыхался и бранился, упиваясь новой непривычной свободой и мыслью о несоизмеримом окладе.
9
Судьба в лице Габриэлки отыгралась на нём по полной.
Но до этого прошло ещё немало времени.
А пока Сизиф работал в новой фирме, ожидал покупки обещанной ему вожделенной машины и собственноручно делал дома ремонт.
Он с упоением выкладывал стены в ванной комнате серовато-голубоватой плиткой ну о-очень известной и солидной фирмы и устанавливал душевую кабину, оборудованную телевизором. Туалетная комната была увенчана немыслимым унитазом цвета топлёного молока ну о-очень уважаемого производителя. Цены соответствовали. Круто, да?
Мы искренне радовались тому, что всё у него наконец-то сложилось и утряслось.
Строительные работы он не доверял никому и делал всё сам – увлечённо, азартно и долго.
Но за два года квартира была приведена в образцовый порядок, обставлена новой мебелью и оборудована современной техникой.
Всё было необычным, очень модерновым, красивым и блестящим.
Стену в спальне венчал свадебный портрет: жених в элегантном белом костюме и воздушно-прекрасная невеста в волшебном платье с букетом чайных роз.
Малыша своего Сизиф любил самозабвенно. Играл с ним, занимался спортом и языками. И говорил только по-латышски. На родном языке с мальчиком общалась мама Габриэла, государственным языком не владевшая.
Супруги ворковали друг с другом и наслаждались жизнью. Они оборудовали себе музыкальный уголок и долго болтали там по вечерам под тихую расслабляющую музыку.
Словом, ничто не предвещало…
10
Но катаклизм, как водится, случился.
Когда с момента завершения ремонта минул год, друг наш неожиданно ни с того, ни с сего решил купить другую квартиру. В новом доме, в новом жилом районе с громким распиаренным названием.
Сизиф с упоением рассказывал о преимуществах новомодного жилья: французский проект, стеклянные окна во всю стену, мало соседей и ещё какая-то дребедень.
Увлечённый новой идеей, он взял ипотечный кредит, оформил документы и принялся ждать окончания строительства.
Конечно же, он не удержался, похвастался и повёз меня как гуру и наставника смотреть приобретение.
Я по деликатности не стал напоминать ему о двух годах титанического труда, о вложенных в ремонт нынешней квартиры средствах, о морозах, которые иногда случаются в наших широтах и не очень совмещаются с холодными стеклянными поверхностями, о ловкости хитроумных предпринимателей, о работе продажных рекламщиков, о надёжности и продуманности проекта уже существовавшей квартиры и достигнутой стабильности. Ни один из этих пунктов не был для него аргументом. В конце концов, о вкусах не спорят.
К тому же жильцам были обещаны камины в холлах, альпийские горки во дворе, кувшинки в пруду и тишина. Круто, да?
Наученный горьким опытом, я знал, что камень с горы уже спущен и остановить процесс невозможно.
Неизвестно, чем могла закончиться эта эпопея. Но строительство прекратилось так же стремительно, как и началось. У фирмы вдруг возникли большие проблемы, за которыми последовали перемены. Процесс возведения диковинных хором был приостановлен. Клиенты, лишённые мечты о жёлтых длинноствольных кувшинках и находившиеся под угрозой финансовой катастрофы, писали в газеты, звонили на телевидение, платили юристам и ходили на приёмы в мэрию.
Сизиф почти «попал».
Но тут, к счастью, из Израиля приехал Лёва Крез, друг детства, одноклассник, сосед по родному дому. Когда-то они вместе с Сизифом играли в песочнице, катались на велосипедах, пробовали курить, росли и взрослели. Сизиф защищал Лёву от школьных хулиганов. А тот, в свою очередь, выручал друга, решая по два варианта контрольных по математике, физике и химии. И теперь он спас Сизифа от долговой ямы. Поскольку занимался недвижимостью. Для полноты картины остаётся только добавить, что Крез было прозвищем. Причину своего возвращения с исторической родины он называл просто и ёмко: «Жарко!»
Сизиф остался жить там, где жил.
Камень опять покатился с горы.
11
Квартирные страсти улеглись.
Сизиф работал в той же фирме, получал хорошую зарплату, рассекал по городу на полученной наконец служебной машине, иногда ездил в Европу и о переменах не заговаривал.
Наступило затишье.
Мы знали, что оно должно завершиться каким-то экстраординарным поступком. Терялись в догадках. Надеялись, что обойдётся.
Оказалось – напрасно.
Габриэлка вдруг воспылала страстью к путешествиям по миру.
Сизиф возил её по маршруту «Т» – Турция, Тунис, Таиланд.
Мы стали поговаривать про Тринидад и Тобаго.
Стену спальни начали украшать фотографиями, где герои представали верхом то на слоне, то на верблюде, то на банане.
Но в очередной тур Габриэлка укатила одна. Ей, как выяснилось, очень не хватало зимой солнца и тёплого бирюзового моря. До такой степени, что она оставила маленького ребёнка на попечение отца-Сизифа и отправилась на пару недель в Шарм-эль-Шейх. Действие происходило в спокойные времена, то есть никаких напастей в виде кровожадных акул и революций там ещё не было.
С Чёрного континента она вернулась отдохнувшей, загоревшей, посвежевшей и полной впечатлений. Габриэлка с восторгом рассказывала про грациозную ажурную муренку и трогательного глазастого осьминожку, которых ежедневно наблюдала с пирса, возле коего купалась. Красное море потрясло её своей голубизной, африканское небо – лазурью, туристическая жизнь – комфортом и весельем, а пустыня – неухоженностью. Рассказывая о своём пребывании в стране фараонов, она часто говорила слово «мы», не конкретизируя, что вкладывает в это понятие. Подразумевалось – весёлая компания отдыхающих из отеля, подозревалось что-то другое, о чём не хотелось думать.
Габриэлка стала подолгу и помногу сидеть у компьютера и грезить о переезде за границу. И именно в ту страну, с «представителями» которой столкнулась на курорте. Их жизнь казалась прекрасной, счастливой и сказочной. Ей тоже захотелось туда – в успех, обеспеченность и, как казалось, отсутствие проблем. Хотя проблем, благодаря стараниям Сизифа, у неё не было.
Она увлечённо переписывалась «с новыми друзьями» по Интернету, общалась в Скайпе. «Они» звали её к себе. И Габриэлка решила приехать, разумеется, для начала без мужа.
Страна наша, надо сказать, дружно эмигрировала в сторону Туманного Альбиона. И ничего лучше города Лондона в Габриэлкину голову не пришло.
Словом, в один прекрасный майский день, когда из берёзовых почек стали вылезать нежные мягкие листочки, Сизиф объявил нам, что собирается уехать отсюда подальше. Что перспектив здесь никаких, что кризис и беспросветность охватили всё и вся, а он хочет жить в приличном европейском государстве.
– Но ты-то живёшь нормально, – пытались мы вразумить его, – а твоя Габриэлка бросит тебя, как только кончатся деньги, и уйдёт к какому-нибудь арабу, с которым общается в Интернете.
Но Сизиф не хотел никого слушать.
Не желая видеть гибели товарища, мы собрали ассамблею, устроили ему воспитательную беседу, уговаривали, убеждали, грозили, не били, но морально воздействовали. Давили по полной. Как умели, движимые житейским опытом, любовью к заблудившемуся другу и стремлением спасти и удержать от рокового шага. Вспоминали Равшана и Джамшута.
Видимо, наш напор был таким мощным и энергичным, что аргументы на тему «От добра добра не ищут» возымели действие. Сизиф внял голосу рассудка пяти здоровых умных мужиков, признал нашу правоту и от планов своих отказался. Мы выдохнули. Хотя впоследствии внимательно следили за ним.
Но спала-то с ним Габриэлка! И настойчиво капала, навязчиво внушала и трогательно просила. У неё были собственные взгляды на развитие семьи и свои методы воздействия на бесхитростную и податливую мужскую психику.
Через полгода наш Сизиф объявил, что передумал и все его помыслы устремлены только в Англию.
В качестве главного аргумента была названа судьба ребёнка, перед которым откроются разнообразные перспективы «там», и которых он будет лишён «тут». Габриэлкины интонации грубо просвечивали через все его фразы вроде «Я думаю», «Я считаю» и «Я решил». К тому же имя мальчика легко трансформировалось в английское и звучало просто по-королевски.
Сизиф всё узнал. Язык у него – «в перфекте». Два высших, причём инженерных образования, дипломы международного образца, которые, по заверениям выдавших их вузов, признаны и высоко котируются во всём мире. Он легко найдёт хорошую, равноценную нынешней работу. Он молод, полон сил и жаждет достойной жизни. К тому же ребёнок будет настоящим англичанином и у него будут все возможности сделать головокружительную карьеру. Круто, да?
Мы опять собрали кворум. Говорили, убеждали, не били. А зря.
Потому что уже через два месяца провожали Сизифа с семьёй в аэропорту.
«Извини, сэнсэй!» – шепнул он мне, прощаясь.
Я понял, что камень помогла спихнуть Габриэлка.
Мы проводили взглядом белый лайнер airBaltic и остались с тяжёлым сердцем ждать известий.
С горы покатился очередной, на сей раз огромный валун-исполин.
12
С тех пор Сизиф редко выходил на контакт.
И мы понимали, что если он не звонит, то ему нечего подытожить своей коронной фразой «Круто, да?» и стыдно признаться в нашей правоте. Что-то у него не складывалось и не шло по заранее намеченному плану.
Он получил муниципальное жильё. Устроил ребёнка в детский сад. С увлечением ходил по городу и ездил по Уэльсу, присылал по электронке красивые фотографии из школьной серии нашего детства «Great Britian» и «London». Мы любовались снятыми им со всех ракурсов Вестминстерским аббатством, Тауэром, Темзой, Гайд-парком, колесом обозрения и прочая, прочая, прочая. Крутые белые обрывы над морем, булыжные вылизанные улицы, скульптуры, клумбы, университеты, музеи – всё было ярко и восхитительно. Как и сам похудевший Сизиф вместе с прекрасным голубоглазым похожим на него мальчиком. Габриэлка на снимках отсутствовала. Видами мы восхищались, о подробностях семейной жизни не спрашивали.
Он с энтузиазмом рассказывал о цветущих в марте розах, красивых метисках, наводнявших город, приветливости людей, смешении рас и языков и всеобщем духе интернационализма.
Личные планы Сизифа о покорении Лондона, естественно, не осуществились.
Оба диплома международного образца о высшем образовании, вопреки заверениям выдавших их вузов, в королевстве за серьёзные документы признаны не были.
Перфектное знание английского «в полевых условиях» тоже оказалось профанацией. Сизиф понимал речь дикторов и лекторов, въезжал в печатное слово, но на улице глох и слеп. Уже позже он признался, что только через два года стал что-то осознавать.
Зато ребёнок вписался в среду сразу. И, общаясь с его родителем в Скайпе, я слышал, как мальчик играет, приговаривая что-то по-английски. С мамой он общался по-русски. Латышский язык, конечно, благополучно забыл.
Работу Сизиф нашёл. Разумеется, не по специальности, разумеется, не ту, на которую рассчитывал, с оплатой, чуть-чуть превышавшей минималку. Но говорил, что очень доволен.
– Слушай, – смеялся он в трубку, – я сейчас на работе. Это кайф! У меня никогда ничего подобного не было – не надо делать вообще ничего! Я закрыл магазин и всю ночь могу спать на диване! Ну, часа в два сделаю обход. Круто, да?
Я угрюмо угукал в знак согласия. Но Сизиф в роли ночного сторожа восторга не вызывал. Да и денег он получал примерно столько, сколько и дома. Только у нас это считалось приличной суммой, а там – маленькой. И собственное жильё на родине у него было.
К тому же раньше он мог позволить себе и покупку машины, и праздные путешествия на ней в выходные дни.
Теперь же простая поездка на общественном транспорте была для него почти катастрофой. А речь шла всего-навсего о том, чтобы добраться до работы и вернуться домой.
– До дома ехать дорого, – он обстоятельно перечислял виды транспорта, зоны, километры и цены, – а пешком – три часа. Приедешь, поешь, чуть-чуть поспишь и сразу обратно на следующую смену возвращайся. Нет! Я гуляю по городу, всё смотрю – интересно! Могу на травке в парке полежать, позагорать и поспать на солнышке. Круто, да?
Я отвечал: «Ну, да», мысленно отгоняя из памяти отрывки из старых немых фильмов со спящим на скамейке под ворохом газет маленьким грустным клоуном. Мне всегда было искренне жалко героя Чарли Чаплина.
Когда наш лондонский друг во время очередного сеанса связи принялся рассказывать, где и за сколько можно купить дешёвую еду, перед моим мысленным взором поплыли бутылки французского коньяка, подаренные ему благодарными клиентами, и Маринкины голубцы с соусом «Тартар», на которые я однажды попал, заскочив вместе с Сизифом за чем-то к нему домой в обеденный перерыв.
«Укатали Сивку крутые горки», – уныло и безрадостно вертелась у меня в голове старая пословица.
О доме он старался не рассказывать. Обронил лишь, что у них с Габриэлкой всё очень сложно. И было понятно, что он предпочитает съесть в перерыв гамбургер на скамейке в парке, чем ехать туда, где его не очень-то и ждут.
Наши мрачные предсказания сбывались. Но Сизиф не говорил об этом. И ни о чём не жалел.
Хотя как знать?
Звонил он редко. Не о чем было сказать: «Круто, да?» Потом исчез с радаров на целый год. Не выходил на контакт ни с кем.
Когда объявился, позвонив мне как-то вечером, пояснил своё отсутствие тем, что потерял телефон со всеми номерами в записной книжке. Тогда же поведал, что его часть разделённых пополам с Габриэлкой денег, полученных от продажи рижской квартиры и имущества, на которую они до сих пор жили, закончилась. Отношения у них в семье сложные, и они с Габриэлкой решили развестись. На моё скромное замечание, что у английских жён, привыкших быть на содержании мужей, так не принято, он ответил, что у Габриэлки кто-то есть, и, как выяснилось, был ещё до их приезда в Англию, как и предполагал прозорливый Skapis.
С работой и зарплатой у Сизифа тоже были проблемы. И наш дважды инженер, поработав ночным сторожем, пошёл учиться на слесаря.
Всё шло по заранее написанному и предсказанному сценарию.
Но мы обрадовались уже тому факту, что друг наш жив и здоров.
Больше ему похвастаться было нечем, кроме того, что он побывал на берегу Ла-Манша, откуда даже чуть-чуть виден французский берег. Круто, да?
Помнится, в своё время мы строго-настрого запретили ему забирать с собой в Англию мать и продавать её квартиру в Риге хотя бы в течение года, что он безрассудно и настойчиво порывался сделать.
Спустя некоторое время Сизиф принялся осторожно интересоваться экономической ситуацией в родной брошенной им стране и перспективами трудоустройства. Он начал подумывать об этом, тем более, что жить в Риге ему было где. За что он был нам благодарен.
Порадовать Сизифа нам было нечем. Дела фирмы, где он раньше трудился, в условиях кризиса шли не лучшим образом. А о возвращении в наши пенаты после его эпохального ухода с пачкой чипсов в руках и речи быть не могло.
Он долго колебался. И, кажется, даже склонялся к тому, чтобы всё-таки вернуться. Но в конечном итоге передумал. Не в его правилах было ходить у подножья горы и собирать брошенные камни.
– Я останусь здесь и буду зарабатывать на социальную пенсию, – объявил он наконец.
Как знать, может быть, он и был в чём-то прав.
Потом они с Габриэлкой оформили развод, Сизиф оставил ей муниципальное жильё и, оказавшись ни с чем, уехал в провинцию, сняв себе там квартиру и найдя какую-то простецкую работу. Слесарить ему не пришлось.
Очередной камень был спущен с горы.
13
В целом Сизиф старался производить впечатление бодрого и энергичного человека. Итогов не подводил и прошлое с настоящим не сравнивал.
Пока однажды не позвонил и не рассказал, что посетил выставку авангардного искусства в Лондоне, где познакомился с очень красивой арабкой.
Не смея спросить, что это его потянуло на восточных женщин, я робко поинтересовался:
– Она что? В паранжде?
– Нет, – бодро ответил он, – в джинсах.
Дальше Сизиф взахлёб поведал, что у неё квартира в центре и папа-миллионер. Больше о романе с «шахиней» он ничего не рассказал, сообщив только, что живёт теперь в центре Лондона. Круто, да?
Но звонил по карточке из автомата и в Скайп не выходил.
А потом опять надолго завис. Ролью альфонса хвастать, наверное, не хотелось.
Так и хочется иногда, глядя на запад, по-чеховски вздохнуть: «Мисюсь, где ты?»
Хотя какой он Мисюсь?
Да и откликнется ли?
Но всё-таки в сердцах его друзей теплится надежда, что он наконец нашёл то, что искал и что атлантический бриз вылечит его от сезонных обострений.
Со времени последнего звонка минул год. Сизиф не объявляется.
Наступила весна…
Не катится ли с горы очередной камень?
_________________________________
1 Шкаф (латышск. яз.)
(«Всё та же коллекция», Рига, 2013.)