(сказка)
По широкому ещё не скошенному июльскому лугу, пестреющему разноцветьем, порхают, будто две бабочки, Он и Она, собирая букеты цветов друг для друга.
Раз, два, три, четыре, пять… ярких, как знойное июльское небушко, васильков в её нежных ладонях – Ему.
Букет луговых «загадок» - ромашек, скромных, как сама юность, в его набирающих силу руках – Ей.
Бессловесны букеты, но поведали они миру о великом – о счастье двоих. А тут уж нельзя без мечты…
Уселись они на цветущий зелёный холмик – и мечтают, сначала молча, а потом и вслух под журчание ручейка, что звенел серебряным колокольчиком, несясь из-под холма по гладким белым камушкам.
– Сегодня наше счастье только вначале, а дальше оно будет расти-расти и станет
преогромное. Вот как этот ручей, спешащий на встречу с другим ручьём, чтобы
стать счастливым. Давай в знак нашего большого будущего счастья сплетём из
васильков и ромашек два венка, – тихо молвил Он.
– Плетём: василёк – ромашка, василёк – ромашка, чтоб красиво… – согласилась
Она.
Он очищал от лишних листочков стебли, выравнивая их длину. Она, чередуя цветы, нежно заплетала в косичку возникающие пары. Да так, что васильки, чуть выступая вперёд, прикрывали собою ромашки, будто оберегали их. Как художник точным мазком выписывает детали своей картины, так Она с любовью плела своё полотно счастья.
Связаны концы косичек – венки готовы. Он торжественно возложил венок Ей на голову. Она – Ему. Оба светились радостью.
– Наше счастье – уже необозримо велико! – вдруг воскликнул Он. –
Давай подарим часть его миру, – и пустил свой венок по живому бойкому роднику.
Весёлый родник подхватил подарок, радуясь чужому счастью, и понёс его людям.
– В подарок людям?! Никогда! Ни с каким миром не буду делиться своей радостью! –
вдруг возопила Она (её прекрасное лицо вмиг исказилось пугающей злобой) и
бросилась догонять только ей принадлежащее счастье.
Но тут родник принял в себя другой ручей – водный поток стал сильнее, шире, безвозвратно уносил красоту сплетённых на счастье цветов.
Долго Она бежала по берегу, пытаясь дотянуться до венка, схватить его. Но поток воды уже стал полноводной рекой. На середине её легко покачивался на волнах венок , словно благодарил небо за свою красоту, готовый делиться ею со всем миром.
И вот река встретилась с морем. Мягкие морские волны с благоговением приняли венок как символ счастья для всего света.
Она же, зло махнув рукой на морские волны, навсегда отнявшие её счастье, огляделась вокруг и смекнула, что находится на не менее прекрасном цветущем лугу, чем тот, с холмиком и родником. Легко решила – не возвращаться.
На лугу паслось небольшое стадо овец и коз. Был полдень. Молодой златокудрый синеокий пастух вёл стадо к водопою. Напившись прохладной речной воды, животные тихо расположились по окружности. В центре оказался пастух. Вот он неспешно достал дудочку из пастушьей сумки, добрым взглядом обвёл круг своих друзей, улёгшихся на зелёной траве после водопоя в ожидании музыкального часа.
Первые звуки свирели – животные начали прядать ушами, будто благодарили своего маэстро за новые мелодии, поплывшие над лугом.
Свирель в устах пастуха пела, то радуясь и смеясь, то горько жалуясь и плача, то неся покой после многотрудных дорог и горьких печалей. Казалось, весь мир внимал свирели.
На её звуки слетелись певчие птицы и, мирно усевшись, как на ветках деревьев, на рогах овец и коз, упоённо слушали музыку, вероятно, учились… Рогатые блаженствовали…
Музыкант чаровал всех, щедро делясь своим талантом, умением просто приносить радость миру.
И Она слушала, но не понимала, почему он играет для всех, а не для Неё только. Почему минор преобладает в звуках. « Ведь жизнь – одна, и даётся она только для торжеств и веселья, – думалось Ей. – Останусь здесь, будет играть только для меня», – решила Она, да так и поступила.
Но пастух её прихотей не принял, хотя позволил ей остаться. Он, как и прежде, водил своё стадо по зелёным долам, приветствуя мир и даря ему божественные звуки свирели.
Как быстрокрылые ласточки, летели годы. Детей у них не случилось: Она ведь не любила ни пастуха, ни его стадо, а тешила себя тем, что только ей принадлежит великий музыкант – и никому больше.
Однажды, в июльский полдень, Она, как обычно, приготовилась слушать его магическую музыку. Начал. Полились звуки, каких Она, казалось, ещё не слышала. Это были те мелодии, что Ангелы приносят на своих божественных крыльях в колыбель младенцам.
Через минуту на звуки свирели отозвались Небеса: под аккомпанемент тысяч оргАнов зазвучали космические хОры. Они приветствовали златокудрого пастуха, призывая к себе, а он им солировал на дудочке, славя солнце, луга, стадо, речку, море и данную ему радость – играть для всего света.
Вдруг Небо засияло всеми цветами радуги, стало близиться к Земле, накрыло её – взяло в лёгкие объятия пастуха со свирелью, его стадо … Всё исчезло в Небе. Стихла музыка. Мир погрузился в бескрасие и глухую тишину…
« Почему? Почему голубой купол Её оставил без него, хоть и пастуха… Чего ему не хватало? Я принесла себя ему в жертву!» – воплем огласила Она округу.
С тёмного неба тут же страшным громом прозвучал ответ: « Человек на Земле – чтобы любить свет и делиться с ним своими радостями. Ты же любишь только себя – тешишь силы тёмные. Тьма и одиночество на тропе твоей».
– Одиночество?! Да сей же час возвращаюсь к тому лугу, цветы с которого привели
меня сюда! Там ждёт меня Он, – дерзко отпарировала Она небу.
Даже после самой страшной грозы небо обычно светлеет. А тут – нет. И молчит… Выходит, всесильная небесная беспредельность не терпит себялюбцев.
«Сказано – делается!» – приказала Она себе и пустилась в путь. Шла долго, не весть сколь вёрст отмерила. Умаялась: путь-дорожка-то – не скатертью. Пришлось приспособиться к осиновой клюке… « Когда догоняла отнятое у меня счастье, ног не чувствовала – летела. Порхала и под дудку пастуха, ни разу не устав в развлечениях…», – размышляла Она, с трудом переставляя ноги. – А виной всему небо, оно лишило меня радости».
Наконец-то вдали показался тот холм, к которому Она, изнемогая, спешила. Всё тот же родник с прозрачной водой. Наклонилась над ним – испугалась: со дна родника на Неё дико глядело что-то жуткое: седые прядки волос закрывали провалившиеся глаза на изрезанном глубокими морщинами лице, заострённый нос, будто у покойника, длинная костлявая шея, прикрытая какими-то лохмотьями…
Как старый куст малины, подрезанный острой косой, упала Она на бережок ручья, рыдая и кляня всех и всея… Насулив окаянностей всем, отнявшим у неё радость, стала подниматься на холм.
– Скажи, холм, отчего ты всё тот же, цветущий и приветливый, как в моей
молодости? – поражаясь его красотой, спросила Она. – Быть может, тебя не
обижали? Или тебе совсем неведомо земное счастье?
– Я дарю людям цветы – радость. И в этом моё простое луговое счастье.
– И ты, и небо – говорите мне какие-то премудрости. Не постичь.
Но холм замолчал, не желая понапрасну терять силы.
А в это время с другой стороны холма по незабытой тропинке шёл к заветному месту Он, чтобы поведать лугу о своей судьбе, стёжке-дорожке.
– Скажи, волшебное место, отчего ты всё цветёшь, а я состарился? – в восхищении
от луговой красоты ласково спросил гость.
– Я цвету на радость всему живому. А ты, друже, не состарился, мало изменился со
времён, как тебя покинула любовь. Не состарился: видно, жил не для себя, а для
света. Поведай, ежели хочешь.
– Моя тебе искренность. Имею право исповедоваться: без любви свил гнездо – это то,
за что следует платить. И я плачу. Как? А вот найди ответ сам. У меня семь
сыновей-богатырей, два десятка внуков, дюжина правнуков. Всех учил делиться
радостями с миром. Вроде все счастливы. Только теперь я для них стал как бы
чужой… Задержался на этом свете что ли…
– Вижу ответ. Они поняли: их мать и бабушка была тобой не любима. Скорбно им,
добрый человек. А ты много принес радостей свету, да и не состарился вовсе.
Тут Он поднял глаза и увидел взбирающееся на холм какое-то странное существо: в лохмотьях, седые космы по ветру, из клюки – языки чёрного дыма, огня. Искры – на цветы… « Это Она », – не столь узнал, сколь почувствовал Он, но не успел и слова вымолвить…
Золотисто-голубой шёлк Неба спустился на луга, окутал Его и поднял в небесную высь, оставив на Земле следы его добрых дел и ту несчастную, с клюкой…
– За что-о-о-о?! – возопила Она на всю Вселенную.
Небо молчало – склонили головки луговые цветы. Отчего бы это…
21.05.2013 г.