Краткая автобиография
Исаев Вадим Геннадьевич. Окончил второй факультет в 1971 году. Майор-инженер, зам. командира технического дивизиона С-200 по вооружению.
Родился я 20 сентября 1941 года в г. Воронеже. В это время мой отец преподавал электротехнику в Воронежском училище связи после окончания с отличием Военной Краснознамённой академии связи имени Будённого С.М. Моя мать, Исаева ( Мостовая ) Евдокия Николаевна, окончила педучилище и училась на курсах усовершенствования в г. Воронеже. Шла Великая Отечественная война. Фронт приближался к Воронежу. Поэтому в октябре, т.е. через месяц после моего рождения, училище погрузилось в эшелон и двинулось в глубокий тыл – в город Самарканд ( Узбекская ССР ). Врачи рекомендовали моей матери оставить меня в Воронеже, т.к. в теплушке меня не довезти. Но мать довезла. В дороге все семьи помогали матери чем могли, но главное была-- вода. Её давали всем по норме и на грудного ребёнка этого было явно мало. Эшелон то многими часами шёл без остановок, то стоял в чистом поле по пол дня. Ни пелёнок, ни нормального купания организовать было невозможно и чего стоило меня нормально довезти до цели известно только моей матери и отцу. Низкий поклон им за тот подвиг, подаривший мне жизнь.
Следующим испытанием уже в Самарканде стало для меня землетрясение. Отец – на службе, мать – на работе ( она работала телефонным мастером ), а я заперт дома. И тут землетрясение. Крыша нашего дома обвалилась, но меня спасло то, что я сидел в проёме окна на подоконнике и смотрел на улицу ( это был мой телевизор ). За моей спиной рухнула крыша и будь я в любом месте комнаты, меня бы придавило и на этом моя биография закончилась бы.
В 1945 году отца направили служить в г. Серадзь ( Польша ), где создавалось польское среднее училище связи. Командовал училищем полковник Ратушняк. В 1946 году туда переехали и мы с матерью. В тот период в 1947 году в г. Лодзи родилась моя сестра Галина. Затем была Варшава, куда перевели служить моего отца, там я пошёл «в первый раз в первый класс». Потом отец служил в Министерстве обороны СССР и мы жили в Подмосковье ( пос. Удельная). Заканчивать школу мне предстояло в Минске, куда перевели служить отца после расформирования Управления ВУЗов МО СССР, в котором он служил генеральным инспектором.
Закончил школу я в 1958 году, пытался поступить в МАИ ( Московский авиационный институт им. С. Орджоникидзе ), но безуспешно. Прибыло 1000 китайских абитуриентов и я попал под «отсевной» вариант на экзамене по математике. Ни отец, ни его брат (выпускник физмата МГУ ) не смогли решить задачи, предложенные мне на экзамене. Из пяти задач я решил три, но в спешке допустил элементарный ляп при умножении двух чисел и в итоге правильных ответов оказалось только два и оценка оказалась тоже 2. Для поступления было достаточно, как выяснилось, решить три. /А ведь я представлял в своё время свою школу на городской математической олимпиаде и довольно успешно/ Мне предложили попытать счастья на другом факультете, но я отказался.
Пришлось возвращаться в Минск и идти работать. В райкоме комсомола, куда я забрёл случайно, был представитель Тракторного завода, который агитировал на работу на свой завод. Я поддался агитации и связал свою дальнейшую судьбу с этим заводом. Работал я токарем-фрезеровщиком на трёх станках-полуавтоматах, боролся за звание «ударника коммунистического труда». В 1959 году я женился на Хомяковой Розе Андреевне. В этом же году поступил во Всесоюзный заочный машиностроительный институт. В 1960 году по предложению отца подал документы для поступления в МВИРТУ, сдал половину вступительных экзаменов, но пришло распоряжение из МО СССР, что принимать в училище только офицеров. Сдал остальные экзамены и был в итоге принят в Пушкинское радиотехническое училище. Можно было поступать в любое среднее училище войск ПВО, но я выбрал Пушкинское. В 1963 году закончил училище и стал техником АСУ «Веер» (смежная специальность – АСУ «Вектор»). Назначение получил на АСУ «Вектор» в г. Поставы Витебской области. По прибытии в часть выяснилось, что АСУ в части пока нет и меня временно назначили командиром взвода в батарее управления полка. При передаче мне взвода предыдущий командир уверил меня, что под полом командного пункта полка уложено более 1 километра телефонного провода, в штабе полка между кабинетами – ещё более 2 километров. Как проверить? Вскрывать пол на КП, мерять рулеткой все провода между кабинетами штаба? На приёмку дел командиру взвода выделяется не более 3 дней. Я же с рулеткой буду ползать месяц и всё равно всё не проверить. Пришлось всем этим басням верить на слово. Взвод принял. А через год пришлось сдавать пришедшему штатному командиру взвода. Он оказался дотошным и более тёртым калачом, чем я. Не поленился вскрыть пол на КП полка и заглянуть туда. Выяснилось, что нет там километра провода. Хорошо, если 100 метров наберётся, да и в штабе полка нет 2 километров провода. Получается крупная недостача. Командир полка сразу понял, кто виновник недостачи, но он выскользнул от ответственности и пострадал в итоге я. Меня обвели вокруг пальца. Это был мне первый урок жестокости в нашем мире. Первый, но, к сожалению, не последний.
А служить на АСУ мне всё же довелось, но только АСУ радиотехнических войск –«Воздух 1п». Изучать её мне пришлось самостоятельно в ходе несения боевого дежурства на ней. Её изучали в Ставропольском радиотехническом училище, выпускники которого в основном на нём и служили. Два года я прослужил на этой АСУ в радиотехническом батальоне в гарнизоне Мачулищи, что под Минском.
В 1966 году я поступил ( со второй попытки и уже офицером), а в 1971 году закончил МВИЗРУ. Назначение получил в Подмосковье в в/ч 11291 ( платф. Трудовая Дмитровского района Московской области ) на должность старшего инженера по ремонту аппаратуры проверки борта ракеты С-25. В 1972 году по моей просьбе меня перевели служить в боевую часть 97 633 по моей специальности ( пгт Костерево Владимирской области) на должность заместителя командира стартовой батареи- начальника отделения К-3. Часть – с очень богатой биографией, о ней есть упоминание в энциклопедическом издании по истории Великой Отечественной войны. Её полное наименование: Бобруйско-Берлинский Краснознамённый, орденов Кутузова, Богдана Хмельницкого, Александра Невского Гвардейский зенитно-рактный полк войск ПВО страны. Полк получил боевое крещение в боях под Сталинградом и завершил войну в Берлине. В войну полк имел на вооружении гвардейские миномёты ( «Катюши» ), после войны его перевооружили на ЗРК С-75 и оказался он в Кизыл-Арвате ( Туркменская ССР ). Затем последовала новая передислокация -- в пгт Костерево Владимирской области и новое перевооружение – С-200. Для этого он прошёл переподготовку в Гатчине и стрельбы в Сарышагане на допуск к боевому дежурству. Всё это прошёл и я.
С декабря 1975 года я служил заместителем командира тдн С-200 по вооружению. С 1976 по 1979 годы я заочно окончил ФРИС Харьковской ВИРТА им. Говорова Л.А.
В 1963 году в Пушкине в нашей семье родилась дочь Анна. Она закончила Минский институт культуры и филиал Московского института патентоведения при Новосибирском университете. В настоящее время проживает и работает в Торонто ( Канада ).
В 1973 году у нас родилась в г. Владимире дочь Ольга. Сейчас она с семьёй ( муж и дочь Анастасия ) проживают в г. Минске. Работает медсестрой-акушеркой в поликлинике.
В 1977 году в г. Петушки Владимирской области родилась дочь Надежда. Она по образованию – художник-дизайнер. Закончила художественный лицей им. Глебова и Белорусскую академию искусств. Сейчас с мужем и дочкой Валерией проживает в США.
Между тем жизнь наносила мне с упорным постоянством удар за ударом. Пытался поступить в адъюнктуру МВИЗРУ. Оказалось, что единственным моим конкурентом при поступлении выступает капитан Колосков, с которым я служил на ремонтной базе в Трудовой. При нашей встрече в МВИЗРУ он стал причитать, что у него последний шанс поступить, т.к. на следующий год ему не позволит поступать его возраст, а у меня есть ещё резерв в один год. Мой отец преподаёт в МВИЗРУ ( навёл где то справки обо мне ) и потому мои шансы намного возрастают. Я ему обещал, что не буду пользоваться никакими рычагами при поступлении. Кто получит более высокие баллы на экзаменах, тот и поступит. Позже, находясь в кабинете полковника Ростунова А.Т., когда он попытался позвонить начальнику кафедры, чтобы замолвить за меня словечко, я попросил Александра Тимофеевича не делать этого. Я сам поступать буду. Он посмотрел на меня сочувственно и положил трубку телефона на место.
Итог: Колосков поступает в адъюнктуру, я – нет. Позже я встретил ещё одного офицера из Трудовой, который приехал на сессию в училище. Он мне раскрыл глаза и рассказал, как «честно» и «самостоятельно» Колосков поступал в адъюнктуру. Готовился он к этому несколько лет. Для этого: развёлся с женой, оставив ей двоих детей, женился на дочери полковника из МВИЗРУ, сдал все экзамены кандидатского минимума, активно сотрудничал с начальником кафедры и вступительные экзамены были формальностью. Всё было уже давно всё решено. Давил Колосков на все рычаги, чтоб не было ничего непредвиденного. Всё было поставлено на карту. А я развесил уши и дал себя облапошить в очередной раз.
Через год – новый удар. В штаб нашей армии в Балашихе и в штаб нашего корпуса из МВИЗРУ приходит запрос на мой перевод в училище. Вызывает меня на беседу главный инженер корпуса и 3 часа убеждает, чтобы я отказался от вызова. Его опасения такие: пришлют вместо меня выпускника ВУЗа, тому нужно время, чтобы освоить оборудование стартовой позиции и не известно ещё, как у него пойдут дела. А тут, что ни проверка любого уровня – всегда отличная оценка состояния вооружения. Гарантированно. И переживать не нужно. А тут отпустишь и начнётся головная боль. А ему это надо?
В итоге: я не дал согласие отказаться от своего перевода в Минск, но меня всё равно не отпустили. Позже в отпуске я побывал в училище и там удивились: почему я отказался от вызова? «Я же не отказывался!» «А мы получили ответ, что капитан Исаев от вызова отказался». Вот так бесчестно поступают даже по такому «мелкому» для масштаба корпуса ( армии ) вопросу. А для меня решалась вся моя дальнейшая служба ( и решилась, и не в мою пользу ).
В Костерево был ещё удар для всех, кто проживал в военном городке учебного центра. В самый разгар зимы взорвался котёл в кочегарке, который давал тепло на весь городок. В итоге все батареи отопительной системы полопались. В квартирах температура не выше 5-8 градусов. В дома предусмотрена подача газа для плит. Стали держать включенными все горелки круглосуточно. В итоге газ, завезенный в подземный резервуар для нужд наших домов на месяц, закончился через три дня. Теперь и еду не приготовить. Осталась только электрическая энергия. Все бросились покупать электроплитки и электрообогреватели. Электросчётчики намотали за месяц столько, что все за голову взялись: как рассчитываться за электроэнергию? Стало быть, греем не 24 часа, а 12 и только в одной комнате. Было очень холодно. Дети постоянно простужены, да и взрослым не сладко. Жены стали писать коллективные письма в ЦК КПСС, во все военные инстанции.
А новый котёл и его установку никто не финансирует. В армии у каждой вещи есть установленный срок службы. По истечении этого срока вещь можно списать, если она непригодна к дальнейшей эксплуатации. Подаётся заявка на новую и только тогда можно через год-два получить требуемое. В нашем же случае котлы почти новые и до окончания сроков эксплуатации – десятилетия. Поэтому никто не имеет права выделить новые. Выход только один: установить виновного и за его деньги купить новый котёл. Но это не реально, т.к. нужных сумм не может иметь ни один офицер Советской армии в принципе. Поэтому дошли до ЦК КПСС, Министерства обороны и проблему всё таки решили к следующему отопительному сезону. «Виновного» вычислили быстро и сняли его с должности с последующим понижением.
Чтобы убрать остатки взорвавшегося котла и установить новый, пришлось разбирать боковую стенку здания кочегарки. Такие объекты и строят так: сначала монтируют котельное оборудование, а потом вокруг него строят стены.
Вот такие испытания выпали на семьи офицеров и прапорщиков доблестного гвардейского непромерзаемого полка ПВО страны. А мою семью и меня самого ждали новые испытания на Камчатке, куда мы отправились в 1979 году. Места там, конечно, удивительные. Телеведущий клуба кинопутешественников полковник медицинской службы Юрий Сенкевич как-то сказал, что самые красивые места на нашей планете находятся на Камчатке. Наверное, имелось в виду не место расположения группы дивизионов С-200, а Долина Гейзеров, например, или нижнее течение реки Камчатка, или Паратунка с её термальными источниками.Но и в районе нашей дислокации места красивые. Но климат! Да рядом с группой – три вулкана: Корякский, Козельский и действующий, постоянно курящийся Авачинский. На этот вулкан я совершил индивидуальное восхождение. Подъём начал с утра пораньше, а домой вернулся затемно к 12 часам ночи. Вышел налегке. Казалось, что всё тут близко и за часов 3-4 я завершу восхождение и вернусь к обеду домой. С собой взял пару бутербродов и морсику попить фляжечку. Я ещё не поднялся на половину, когда были съедены бутерброды и выпит весь морс. Так что дальше пошли муки жажды, желание покурить и позже подкатил голод. На леднике начиналась какя-то речка и в ней я набрал воды. Так что одну проблему я решил быстро. Интересно было устроить гонку с облакми, которые поднимались и пытались меня накрыть. На мне был спортивный костюм, на ногах – кеды. Не буду утомлять вас подробностями восхождения, хотя это и интересно, скажу лишь, что до вершины я добрался, обошёл вокруг кратера, заглянул в него. Очень хотелось спуститься в него, но т.к. я был один, то не решился без страховки. Мог задохнуться выделяющимися испарениями серы и не выбраться самостоятельно.
Спуск, в отличие от восхождения, был мгновенным, как с любой горы. Только осыпались камешки, как щебень. Кеды мои стёрлись совсем и домой я пришлёпал босиком. От кед остались только верхние части.
Лишним напоминанием об опасности служит и название наших мест – Родыгино. Название получено в память о командире полка полковнике Родыгине, который погиб здесь вместе со своим полком, когда в 1946 году горящий пепел Авачинского вулкана накрыл и сжёг всё вокруг.
Вторым грозным явлением природы являются землетрясения, которые происходят здесь практически ежедневно. Амплитуда большинства землетрясений невелика и потому их толчки не ощущаются человеком. Но иногда бывают и такие, что мебель ездит по комнате, а люстры, раскачиваясь, встречаются с потолком и разбиваются. В такие минуты, секунды находишься в полной прострации. Что делать? То ли хватать самое ценное и дорогое и пулей на улицу, то ли это был пик землетрясения и всё уже позади и суетиться поздно? Выскочишь на улицу, а все потом будут над тобой смеяться – трус, паникёр. Вот и сидишь, не знаешь, что делать. Хуже состояние трудно придумать.
И, наконец, третье «удовольствие» на Камчатке – цунами. В результате подводных извержений в океане, землетрясений поднимаются огромные волны и они смывают всё на берегу ( до нескольких километров от берега ). А группа дивизионов расположена как раз посередине между океаном и вулканами.
Так что наши семьи жили в постоянном страхе за свою жизнь и жизнь своих детей. Но платили двойные оклады. Но работы жёнам в нашем городке практически не было. Заняты были человек 5-7. Остальные или ездили на работу в Петропавловск, или обходились без работы. Мне об этих страхах думать было некогда. У меня были проблемы, которые создавали люди, которые меня окружали, особенно, мои начальники. Это было не слабое «стихийное бедствие». Опишу некоторые из них.
Шла рутинная проверка на АКИПС ( автоматизированная контрольно-измерительная проверочная станция ) дежурной ракеты с огневого дивизиона. Это делается с дежурными ракетами один раз в пол года. Начальник первого отделения капитан Глумов докладывает мне, что проверку проводить невозможно: при попытке подать питание на борт ракеты срабатывает защита и питание отключается. Документация настаивает в таком случае вызывать представителей завода – изготовителя ракеты для выяснения причин этого явления. Происходит же это из-за обрыва в цепях питания пиропатронов ракеты. Ремонтировать что-либо в ракете мы не имеем права. Это – компетенция заводской бригады.
Далее происходит всё довольно однообразно. Оказалось потом, что расчёт АКИПС отпаял проводочек у реле, которое запрещает подавать питание на борт ракеты и попытались посмотреть как поведёт себя при этом головка самонаведения ( ГСН ). Проверки пошли, но через пару минут срабатывает другая защита, т.к. вышла из строя ГСН. Пришлось брать другую ГСН из ЗИПа и устанавливать её взамен сгоревшей в ракете. А весит ГСН около 300 кг. Так что менять её не так уж и просто. Но я этого ещё не знал. От меня эти работы утаили. Моя реакция: «А нельзя ли отпаять вот этот проводочек у вот этого реле и подать всё-таки питание на борт?» Тут мои ребята признались, что уже проделали это и в итоге сгорела ГСН. «Давайте ещё раз удостоверимся, что это так», -- говорю я. Начальник отделения соглашается… и мы сжигаем вторую ГСН. Я докладываю о случившемся заместителю командира группы подразделений по вооружению капитану Федосееву. Через некоторое время он появляется у нас на КИПСе и говорит: « В огневом дивизионе при проверках на К-3 все параметры в норме», т.е. ракета исправна. Тогда я ему говорю: « В таком случае забирайте ракету на старт и дежурьте с нею дальше. Мы же записей о проверке в формуляре делать не будем». Нет, так нельзя. С просроченными сроками поверки на АКИПС ракета не может быть допущена к боевому дежурству. И опять предложение ( та же школа ): « А нельзя ли снять блокировку на подачу электропитания на борт?» И всё повторяется в третий раз. Никто не хочет брать на себя ответственность по вызову заводской бригады. А вдруг вызов окажется необоснованным? Тогда все расходы по ремонту лягут на виновника необоснованного вызова, т.е. на нашу часть. Позже заводчане расскажут, что они мечтали о вызове на Камчатку. Объездили всю страну, а на Камчатке не были ни разу. А очень хочется там побывать: тут тебе и экзотика, и красная рыба, и красная икра и многое другое. А ни одного вызова. «Мы приедем всегда, только кликните. Обоснованно, необоснованно, мы всегда приедем с удовольствием. Напишите, что «для оказания технической помощи». Мы приедем, сделаем, что хотите».
Потом приехал главный инженер бригады и всё повторилось в четвёртый раз. В конце-концов пришлось посылать запрос на завод и вызывать ремонтную бригаду. Через месяц бригада приехала. Она подтвердила, что произошёл обрыв в цепи подачи питания на пиропатроны ракеты. Для ремонта ракеты необходимо произвести слив компонента топлива и поместить ракету в закрытое сооружение. На группе подразделений такого сооружения нет. Поэтому после слива из бака топлива ракету перевезли на место дислокации технических дивизионов С-75 и С-125 ( в Тундровую ). Там перегрузили ракету с ТЗМ (транспортно-заряжающей машины) на ПТС (подвижный технологический стенд) и заводчане приступили к ремонту ракеты. Обрывы обнаружены быстро, поставили перемычки и тем самым восстановили целостность цепей пиротехники. Но по заводским нормативам ракетный жгут не должен иметь паек, он должен быть цельным. Поэтому эта мера временная. Заводчане закажут изготовление нового жгута, привезут его и заменят имеющийся «латанный» жгут на новый.
Прошло ещё несколько месяцев. Пришёл новый жгут. Заводчане вновь приехали и установили жгут на ракету. Сказали между прочим, что новый жгут стоит столько, сколько стоит автомобиль «Волга». После этого нам предстояло проверить ракету на АКИПС, заправить топливом и отправить на стартовую позицию. Для заправки ракет на заправщиках есть графики по заправке. В них указывается количество потребного для заправки компонента в зависимости от температуры окружающей среды. Мы с начальником третьего отделения капитаном Грунским В.Р. не сговариваясь решили, что заправим на всякий случай ракету на 10 литров меньше, чем указано в графике. При перезаправке бак может не выдержать и лопнуть, как воздушный шарик иногда лопает при перенакачивании лишним воздухом. «Бережёного бог бережёт».
Таким образом, мы отправили на СП огневого дивизиона чуть недозаправленную ракету. После этого я спокойно с семьёй укатил в отпуск отдыхать в Минск. Пока я отдыхал в Белоруссии, на стартовой позиции заправленный бак ракеты всё же лопнул, как тот шарик ,топливо вылилось. Наше счастье, что не взорвался и второй бак. Тогда бы был настоящий фейерверк.
Была создана комиссия по определению причин случившегося. Возглавлял комиссию представитель огневого дивизиона майор Страхов. После моего возвращения из отпуска, узнав о случившемся, я отправился в секретную часть бригады и ознакомился с материалами расследования. В материалах расследования были фотографии, где видно, что на корпусе ракеты есть вмятины во внутрь ракеты в районе лопнувшего бака. Давление от избытка давления внутри бака вызвало бы деформацию корпуса наружу, но не внутрь. Видно, что ракету роняли когда то, деформировали, потом вмятину замазали шпаклёвкой, которая при аварии отвалилась и обнажила свой старый дефект. Нашлись даже старожилы-прапорщики, которые помнят этот случай, когда при перегрузке ракету уронили. Вмятину зашпаклевали, закрасили и про этот случай со временем благополучно забыли. Их свидетельства есть в материалах расследования. Так что и обрыв жгута , и взрыв бака легко объясняется тем падением ракеты.
Но найди тех виновников! Их след на Камчатке давно простыл. А в армии должен быть виновник! Командир дивизии издаёт приказ: наказать «виновных» и удержать треть оклада месячного содержания за пролитое топливо, ракету списать и перевести в разряд учебных. «Виновными» назначены командир технического дивизиона подполковник Привалов и начальник третьего отделения тдн капитан Грунский. У подполковника Привалова в штабе дивизии был «свой человек» и он по телефону позвонил и предупредил его о готовящемся приказе. Привалов просит «своего человека»: « Придержи приказ в дивизии пару недель. Я увольняюсь из армии. А потом присылай его в штаб нашей бригады». Так и сделали. Подполковник Привалов М.П. сдал дивизион мне и уехал в г. Васильков, что под Киевом. Приходит приказ в бригаду. Наказать Привалова, а его и след простыл. Возвращают приказ в дивизию. Там его быстро переделывают и «виновным» теперь назначают меня. И что интересно: из материалов расследования исчезли фотографии ракеты с вмятинами, исчезли показания очевидцев падения ракеты при перегрузке в Тундровой и кардинально меняется причина, из-за которой разорвался топливный бак. Ищи-свищи тех перегрузчиков, которые грохнули ракету об землю. А последние заправщики компонентом – вот они, голубчики. Так что причина теперь – перезаправка ракеты сверх положенного количества, что якобы и привело к разрыву бака. Виновные – майор Исаев и капитан Грунский. Хотя можно взять в руки график и проверить: температура в день заправки записана, заправленное количество топлива записано. Глянуть в график и удостовериться, что для той температуры заправляемая доза соответствует всем требованиям. Но им это не нужно. Им нужен «виновник».
Напрашивается вывод: ракета давно неисправна и каждые пол года её проверяли на АКИПС и каждый раз видели, что ракета неисправна, но никто не хотел брать на себя ответственность и вызывать бригаду для ремонта. Боялись, что вскроется падение ракеты. И заправили в тот раз ракету, зная о повреждении корпуса, возможно недозаправив её не на 10 литров, как сделали мы с капитаном Грунским, а литров на 50, а может быть и больше, чтобы гарантировать, что бак выдержит любые колебания температур. На Камчатке все офицеры – временные. Им важно продержаться там 3 года, а дальше, «хоть трава не расти». Поэтому все делали вид, что ракета исправна , делали соответствующие записи в формулярах и «с плеч долой». Мы же оказались принципиальными «белыми воронами», за что и поплатились. Наши стартовики врали, что у них ракета проходила все проверки и была исправна. При проведении юстировочных работ на СП подаётся питание на борт ракеты и ракета отслеживает реальный сигнал от своей РПЦ (радиолокатор подсвета цели) ( может проверяться и автономно от КПЦ на СП ), но для этого она должна быть действительно исправной. При обрыве цепей пиротехники питание на борт не поступает и, следовательно, все эти работы на СП невозможны. ГСН отключена и ракета «слепа». А нас убеждали, что всё на СП нормально. А эти работы на СП с ракетой проводятся тоже со строгой периодичностью. И периодически обслуживающий персонал врал о её исправности. Это продолжалось годы, пока Дон Кихот майор Исаев не остановил этот процесс, т.к. негоже с неисправной ракетой охранять наши рубежи, за что и получил взыскание.
История вторая ( но не последняя ).
Так получилось, что я оказался в четырёх ипостасях: кроме своей должности – заместителя командира технического дивизиона по вооружению, мне пришлось исполнять обязанности начальника штаба дивизиона, командира дивизиона ( они уволились в запас ) и заместителя командира группы дивизионов по вооружению. Огневые дивизионы со своим командованием и командование группы дивизионов убыли на полигон в Забайкалье для выполнения учебно-боевых стрельб. На месте постоянной дислокации остались дежурные силы во главе с временно исполняющими обязанности. Технический дивизион к обеспечению стрельб не привлекался.
Перед отъездом штатный заместитель командира группы по вооружению капитан Федосеев рассказал мне на что обратить внимание при исполнении его обязанностей. Самое главное – обеспечить жизнедеятельность жилого городка, а в нём самое главное – обеспечение электроэнергией. Городок запитывался промышленной сетью кабелем. Но нередки случаи, когда город отключал нам подачу электроэнергии без предупреждения и нам необходимо переходить на электропитание от собственного дизеля. В подразделениях есть свои штатные дизеля и дизелисты и там все знают как действовать в подобных случаях. Главное, чтобы проследить за электроснабжением жилого городка. В жилом городке не предусмотрен штатом ни дизель, ни дизелист, нет аккумуляторных батарей для запуска дизеля. Поэтому при пропадании электропитания городка мне нужно будет организовать срочную доставку аккумуляторов к дизелю, дизелист с К-9 сам туда прибудет, т.к. пропадание промышленной сети он обнаружит на своём рабочем месте. Так что об этом беспокоиться не надо. ( Мне бы тогда проверить как запускается дизель! Но мы всегда спешим, всем всегда некогда…)
Дизельное топливо для дизеля есть в достатке в ёмкости. Капитан Федосеев показал на какие клеммы следует подсоединять аккумуляторы для запуска дизеля. Остаётся нажать кнопку пуска стартера и запустить дизель. Далее остаётся подключить его выходные клеммы к линии потребителей электроэнергии. Всё это проделает уже дизелист, он, как учил Суворов, «свой манёвр знает». Главный потребитель энергии – кочегарка. Она не может нормально функционировать без электроэнергии, т.к. вентиляция печи осуществляется от электровентиляторов. При пропадании сети вентиляции нет и тогда вода в котлах разогревается до 100 градусов по Цельсию, вода превращается в пар, пар распирает котёл и происходит взрыв, т.к. предохранительный клапан не успеет сбросить в атмосферу такое большое количество пара. Тогда на всю зиму городок будет без отопления, трубы в домах полопают и будет как в описанном случае в Костерево. Доводить до таких последствий никак нельзя.
После отъезда группы подразделений на полигон в конце месяца комбриг вызвал всех руководителей подразделений в штаб для подведения итогов нашей деятельности за месяц. Для поездки в Петропавловск-Камчатский использовали машину нашего технического дивизиона Уаз 69. В ней 8 мест и поместились все от группы подразделений.
По дороге в Петропавловск я обратил внимание на позёмку. Шёл мелкий снежок и на дороге образовались барханчики из снега. Высота их была небольшой и препятствовать нашему движению это не могло. Но если снег не прекратит падать за весь день, то к нашему возвращению вечером могут возникнуть проблемы. Так что на душе стало нехорошо. Возникли нехорошие предчувствия.
Совещание и подведение итогов прошли как обычно, ничего запоминающегося не произошло. Всякая такая поездка для нас была приятным событием в целом. Иногда бывало и не очень, когда на подведении итогов слышал критику в свой адрес, а то и получал кто то взыскание за какие то упущения. Но в целом такие поездки вносили разнообразие в наш быт, нарушали монотонное течение жизни. Обеденный перерыв приносил тоже приятные впечатления. Он проходил в отдельной от солдатской столовой комнате, как всеобщая пирушка, т.е. весело и непринуждённо. Затем следовал поход в военторговский магазин и, наконец, вторая часть подведения итогов.
Вечером, после окончания подведения итогов – «по коням» и дорога домой, в свои подразделения. Но в этот раз на половине пути домой в Тундровой нас останавливает на дороге солдат и сообщает, что передано штормовое предупреждение и комбриг приказал нам остановиться здесь до утра.
Вот незадача. А вдруг на нашей группе отключат свет, пока мы здесь будем «загорать»? Кочегарке нашей придёт конец. Отвечать же в любом случае придётся мне. И я принимаю решение: высаживаю всех своих попутчиков в Тундровой, а сам с водителем продолжаю путь домой. К этому времени перемёты на дороге стали уже значительными, снег не только не перестал падать, но и намного усилился. По опыту прежних поездок я знал, что три раза в день, как минимум, в нашу сторону ездит ГТТ или ГТС ( гусеничный тягач тяжёлый или средний ) от сухопутной дивизии. Он возит пищу для солдат на посты на дороге и на свой полигон, который находится рядом с нашим жилым городком. На случай, если нам не получится пробиться самим, я рассчитывал на «братьев по оружию».
Мой расчёт оправдался. Всё получилось, как я и предвидел. Мы, конечно, застряли на дороге. Машина буксовала и нам уже было невозможно ехать ни вперёд, ни назад. ГТТ пришлось ждать недолго. Я остановил его и попросился на буксир. Ребята согласились. Накинули трос на крюки тягача и нашей машины, я перебрался в ГТТ, оставив водителя в машине рулить. Поехали. Движение было сначала бодрое, но потом пришлось переключать передачу, усиливать двигатель и при переключении сцепления тягач остановился. Движение возобновилось рывками и после очередного рывка тягач вдруг пошёл подозрительно легко. Второй механик-водитель тягача открыл потолочный люк и выглянул в сторону буксируемой машины. Оказалось, что она сорвалась с троса, потому так легко покатил тягач. Пришлось дать задний ход и подъезжать к нашей машине. Тогда выяснилось, что трос не соскочил с крюка машины, а оторвал крюк вместе с бампером. Теперь машину цеплять не за что, разве что за переднюю ось машины. Но при такой буксировке можно вырвать и ось машины и её восстанавливать будет намного сложнее, чем приварить бампер. Мгновенно принимаем решение: машину оставить на дороге. Сливаем воду из радиатора, забираем в ГТТ водителя нашей машины и продолжаем путь.
Так мы на ГТТ добрались до группы подразделений и оказалось, что мои худшие опасения сбылись. Света в городке нет. Городок – во мраке. И я завертелся. Вызвал дежурный седельный тягач ( КРАЗ- 255 ), он привёз аккумуляторы и перемычки к ним. Заглянул в кочегарку. Там – паника: температура в котлах уверенно подбирается к 100 градусам, а там и взрыв неминуем. Есть, конечно, предохранительные клапаны, которые должны сбросить давление в котлах, но кто в них уверен на 100 %? Они по закону подлости ( закону «падающего бутерброда» ) могут и не сработать и тода… Поэтому кочегары на всякий случай убежали со своих рабочих мест и топчутся у входа в кочегарку ( подальше от топки и котлов ).
Я – пулей в дизельную. Там—полный мрак, но кто то догадался захватить с собой фонарик ( что б мы без него делали? ). При свете этого фонарика стали подсоединять аккумуляторы к входным клеммам дизеля. Вот всё готово. Пытаемся запустить дизель. Тишина. Даже попытки провернуть вал дизеля нет. Может быть впопыхах схему собрали неверно, может быть не на те клеммы подсоединили провода? А секунды бегут с бешенной скоростью. Народу собралось кроме меня и дизелиста ещё человек пять. Я никого из них не знаю и потому наугад в темноту спрашиваю: «А схема подключения есть?» Из темноты кто то отвечает: «Есть». «Давай её быстрее». Схема оказалась в этой же комнате. Разворачиваю схему, светим фонариком. Схему вижу первый раз в жизни. Но надо разбираться и при том, как можно быстрее. Счёт идёт может быть уже не на минуты, а на секунды. Всё делаю, как в лихорадке. В любой момент наши судорожные усилия могут оказаться никчемными, если прогремит взрыв котлов в кочегарке, которая рядом, за стенкой. Кочегары в таких случаях, чтобы на какое то время остановить разогрев котлов, набрасывают свежего и как правило мокрого угля в топку. Он прикрывает бурно горящий уголь и рост температура на некоторое время замедляется. Но, если вентиляция в скором времени не заработает, свежий уголь всё таки разгорится и рост температуры продолжится ещё более интенсивно. Всё это кочегарами уже сделано, теперь нужно как можно быстрее запустить вентиляторы.
Нахожу на схеме клеммы, к которым должны подсоединяться аккумуляторы. Сверяю с клеммами на дизеле. Подключено верно! Тогда почему же не запускается ?! Уже скорее от безысходности, а не по законам логики даю команду дизелисту отсоединить и поднять крышку на клеммной коробке. А вдруг дальше провод обгорел и потому цепь оборвана и потому дизель не запускается? Снимаем крышку и что я вижу! Нужные клеммы кем то закорочены перемычкой! Причём не какой нибудь самоделкой, а заводской, «фирменной». Да запускали ли этот дизель здесь когда-нибудь? Конечно, при такой перемычке дизель не запустить, а можно только разрядить аккумуляторы и загубить их. Даю команду дизелисту снять перемычку. Он быстро это делает. Теперь пробуем вновь запустить дизель. И он запускается! Как говорится – « с пол оборота». С первой попытки! Ура! Дизелист выводит дизель на режим, подключает нагрузку. В городке появляется свет. В кочегарке заработали вентиляторы. Мы спасены.
Приехали мы вовремя. Останься я в Тундровой и выполни приказ комбрига и всё. Группа до весны мёрзла бы в своих квартирах, солдаты – в казармах. Страшно даже представить все последствия. Я прекрасно представляю себе эту картину, т.к. пережил всё это в Костерево в жилом городке ЦОКа ( Центральных офицерских курсов повышения квалификации ).
Утром вернувшиеся «на базу» из Тундровой спрашивают у меня, не наш ли Уазик стоит на дороге в нескольких километрах от городка? Я про него в суматохе и забыл, а водитель утором не напомнил. Пришлось посылать дежурный тягач за брошенной машиной и казалось, что эпопея на этом благополучно завершилась. Для всех—благополучно, а для меня -- совсем наоборот. Кто то доложил комбригу, что я не выполнил его приказ и не остался в Тундровой, а поехал на группу вопреки его приказу. За ослушание я получил от комбрига взыскание—предупреждение о неполном служебном соответствии. Вот такая мне вышла «благодарность» за спасение миллионов рублей расходов на восстановление хозяйства группы дивизионов.
Таких эпизодов в моей биографии было много. Но не привожу их из-за боязни утомить читателя. Наверняка у многих в своей армейской судьбе было нечто подобное. Поэтому ограничусь этими примерами. Далее была служба на группе подразделений под Полоцком, где я и закончил службу в ВС СССР в 1987 году.
Мои награды—стандартный набор – за выслугу лет и юбилейные медали. Всего их – 8. Увлечений у меня много. Были успехи в шахматах и шашках. Люблю рисовать, играть на фортепиано, читать. Всю жизнь время от времени писал рассказы, стихи. Но ни одна редакция не отважилась что-либо опубликовать. Увлекался спортом. Занимался футболом, стрельбой, борьбой самбо, боксом, штангой, настольным и большим теннисом и ещё многим другим. Коллекционировал марки, монеты. Я долго не мог выбрать себе профессию. Всё мне нравилось и трудно выбрать что то одно. Так что выбор получился спонтанным и, возможно, не лучшим. / Мои рассказы можно прочитать на сайте «Проза.ру»/
После демобилизации я с семьёй вернулся в Минск, где жили мои родители и сестра Галина. Работал в НПО «Жилкоммунтехника» инженером 2-й, 1-й категории, ведущим инженером, работал в частной фирме ведущим инженером, военруком в школе, в частном домоуправлении главным инженером. Дольше всего проработал на Минском заводе шестерён инженером-электроником по ремонту приводов постоянного тока станков с ЧПУ ( числовым программным управлением ) и без оного. С двухмесячным перерывом стаж работы на МЗШ составил 10 лет. Закончил трудовую деятельность в 2007 году. Ветеран ВС СССР. Мои координаты: 220013, г. Минск, ул. Я. Коласа, 36-17, дом. тел. 296-68-06, моб. тел. +37529-388-19-02, +375 44-464-95-78 velcom, e-mail: vad.isaev@gmail.com, vad.isaev41@mail.ru.