По возвращении со сборов я в официальных лекциях и неофициальных беседах много рассказывал о новинках авиации и вообще обо всем новом, услышанном мною в Академии. А рассказывать было о чем.
Во время сборов нам приходилось встречаться с летчиками стран социализма. Они все, как правило, летали на наших самолетах. Относились к нам доброжелательно, особенно китайцы и кубинцы. Китайцы в нас души не чаяли. В любом подвернувшемся случае китайцы высказывали нам слова благодарности за бескорыстную помощь Советского Союза. Много рассказывали о себе, о своей стране, об урожаях.
Китайцы все были в больших воинских званиях, но честь русскому всегда отдавали первыми. Они поднимали руку к головному убору издалека, превышая расстояние, предусмотренное Уставом в разделе отдания воинской чести.
Но за время очередных сборов мы наблюдали, как вредная идеология их «кормчего» Мао, меняла китайских летчиков. Всех офицеров китайцев вызвали на инструктаж в посольство. На семинарах по марксистско-ленинской подготовке они твердили наизусть пункты из Мао. Мы замечали, как менялись к нам их отношения.
Мне как-то довелось после игры в волейбол мыться в дУше с одним китайским офицером. Я предложил ему навести нормальные взаимоотношения и потереть друг другу спины, на что он охотно согласился. Я понял, что в душЕ он остался за продолжение дружественных отношений с нами, но вынужден подчиняться политике Мао, которая целенаправленно разрушала наши отношения.
Позже мне пришлось быть очевидцем такой ситуации. Опытный лектор из ЦК читал лекцию о международном положении. И когда он начал освещать советско-китайские отношения, то присутствовавшие китайские офицеры демонстративно, чеканным строевым шагом, не спеша, двинулись на выход и покинули зал.
Через 2-3 минуты также демонстративно, к большому нашему удивлению, покинули зал офицеры Демократической Корейской республики. Эти офицеры участвовали вместе с нашими летчиками в боевых действиях 1950-52 годов против военных летчиков США, воевавших на стороне Южной Кореи.
Но мы удивились еще больше, когда через 2-3 минуты вслед за корейцами покинули зал и офицеры из Демократического Вьетнама. Они прибыли в Академию прямо с боев, так как у них шла ожесточенная война. Весь мир знал о нашей бескорыстной помощи воюющему Вьетнаму. Мы очень уважали этих низкорослых вьетнамских летчиков.
Факт солидарности корейце и вьетнамцев с китайцами был на лицо. У нас несколько переменилось после этого отношение к ним.
Вскоре китайские руководители начали воспевать превосходство желтой расы над всеми остальными. Теория китайцев сводилась примерно к следующему: черный человек — богом перепеченный, поэтому неполноценный; белый — совсем недопеченный и тем более неполноценный; а желтый является идеальным, как своевременно вынутый из печки хлеб. Поэтому он должен господствовать и управлять черными и белыми людьми.
Что тут добавишь? В те годы расцвел великодержавный китайский шовинизм, и вскоре они стали считать нашу страну и США странами-гегемонами и главными своими врагами…
После приезда в ноябре 1960 года на первые сборы мы были чрезмерно удивлены тому, что наши ряды сильно поредели. Классных отделений стало меньше, и те были малочисленными. Сокращения коснулись и Академии.
Нам в который раз объяснили, что наши взгляды на применение в современных условиях авиации близорукие, что главное — это ракеты. Обучаясь дальше в Академии, мы начали замечать наше отставание в авиационной технике от авиационной техники вероятного противника.
Если в 1950-52 годах на войне в Корее наш МиГ-15 превосходил на вертикалях американский «Сейбр» (F-86), то теперь все менялось. Преподаватели, которые в основном были участниками ВОВ и имели на своем счету сбитые вражеские самолеты, об этом знали. Примером этому была резолюция на моей курсовой работе.
Выполняя курсовую работу, я в вводной главе похвалил нашу авиацию, написал, касаясь авиации, в сталинском духе, мол, мы всемогущи и всесильны и на всякий яд вероятного противника у нас есть противоядие. Полковник-преподаватель тактики авиации ИА ПВО страны перечеркнул мою хвальбу и написал: «О, если б это было так».
Это была смелая правдивая резолюция. Как показало будущее, мы об этот сказали открыто и начали наверстывать упущенное.
Поездка на сборы в Академию была еще замечательна тем, что была возможность бывать в Москве, посетить музеи, театры, магазины (выполнить семейные заказы).
Период обучения в Академии был замечательным в моей жизни, и он как бы занял второе место по важности пережитого после полетов. Экзаменационные сессии и сборы вносили разнообразие в мою служебную деятельность как офицера летчика.
Так в упорном труде — служба, полеты, заочная учеба — прошли годы 1960-1961-1962. Когда я оканчивал третий курс, мой штурман прислал письмо, в котором сообщил, что наша часть расформируется.
Только нормализовалась моя служебная деятельность, получил звание «капитан», стал жить впервые в отдельной однокомнатной почти благоустроенной квартире… А тут вновь расформирование. Перемены, переезды, мытарства.
Я подался было в штаб ВВС искать летную должность. С моим опытом и налетом ВВС согласны были взять меня тут же. Но когда я явился через неделю за более конкретным предложением, последовал ответ, что нас, летчиков ПВО, наш большой начальник маршал Е.Савицкий не отдает. Он пообещал нас устроить в своих частях. Я знал, что в таком случае попытка перехода ни к чему не приведет.
В отделе кадров войск ПВО страны мне предложили должность зам.начальника штаба полка. Я не согласился — хотелось летать.
На сей раз нам выплачивали денежное содержание до тех пор, пока не нашли места будущей службы. Начались вновь тревожные времена пилота без штурвала, подобные тем, что мы пережили в Мачулищи (в Минске).
*****Учеба в центре на самолет Як РВ (разведчик высотный)
Поводом расформирования послужило следующее: 1 мая 1960 года наши воздушные рубежи нарушил американский пилот Пауэрс, который вылетел из Пакистана на высотном самолете-разведчике У-2. Цель его полета была пересечь нашу территорию с юга на север, на всем пути вести фото- и радиоразведки и произвести посадку в одной из северных стран (Финляндии, Швеции, Дании или Норвегии).
Для этого наш вероятный противник выбрал день 1 мая, в надежде, что вся страна празднует, поэтому ему будет легче преодолеть нашу систему ПВО.
На Урале он был сбит зенитной ракетой на высоте 20600 м. Сам летчик-шпион Ф.Пауэрс был задержан и пленен. Он был доставлен в штаб объединения. При нем находились деньги, оружие и многие другие шпионские атрибуты.
Правительство, возглавляемое Н.С.Хрущевым, заявило лишь о том, что сбит самолет, и ни слова не сказало, что летчик жив. Вражеская пресса на все голоса затрубила, что самолет был разведчиком погоды, выполнял самые гуманные цели, сбился с курса, заблудился, а русские его безжалостно сбили!
Выждав несколько дней, тем самым дав распространиться вражеской версии, Н.С.Хрущев заявил на весь мир, что у нас в плену живой летчик-шпион. Было названо, кто он, что он дал показания, в которых признался в своих шпионских целях. Во всех наших газетах были снимки обломков самолета, живого и невредимого летчика, его мудреного шпионского снаряжения — бесшумный пистолет, доллары и т.п. В прессе был даже помещен снимок одного из наших военных аэродромов с самолетами на нем, сделанный Пауэрсом.
В общем, Западу крыть было нечем. Хрущев им нос утер, и счет был в его пользу.
Позже выяснилось, на что надеялись американцы, делая свои заявления. Они считали, что летчик-шпион, если его подобьет Советский Союз, для спасения своей жизни воспользуется катапультой. И тогда произойдет взрыв, от которого летчик обязательно погибнет.
Позже, на допросе уже в США, когда Пауэрс был отдан в обмен на нашего разведчика Абеля, на вопрос, почему он не воспользовался катапультой, а продолжал падать вместе с обломками самолета, он заявил, что им на авиабазе в Пакистане говорили, что после катапультирования с задержкой в 69 секунд должен будет произойти взрыв. Взорвется самолет вместе со шпионской аппаратурой. Якобы, летчики-шпионы не верили, что самолет взорвется без них…
Поэтому Пауэрс вел упорную трудную борьбу за жизнь, пытаясь 10600 м падения вылезти из кабины самолета и отделиться от него. Это ему удалось сделать с помощью больших усилий. Он даже наложил в штаны в прямом смысле этого слова.
Об этом мне рассказал лично офицер-медик подполковник Романюха, первый из наших докторов делавший осмотр шпиона.
Надо добавить, что Романюха, зайдя ко мне в кабинет в Йошкар-Оле, когда я был заместителем начальника штаба, долго расспрашивал, почему моя фамилия Романика, а не Романюха, как его. Он никогда не встречал своих однофамильцев. А тут увидел табличку с надписью, очень похожей на его фамилию.
Так у нас завязалась непринужденная сугубо личная беседа. Тут и поведал он мне, что в те майские дни был дежурным медиком. Ну и к нему привели на осмотр Пауэрса, мол, не нуждается ли он в медицинской помощи.
Надо сказать, что полет Пауэрса здорово всколыхнул нас...
(продолжение следует)