Ну почему женщинам нужно всё испортить?
Ну, чем её не устраивали наши отношения?
Страшнее той глупости, что она устроила нам обоим, я ещё не встречал – она в меня влюбилась. И не просто влюбилась, что случается сплошь и рядом, она по-лю-би-ла. Со всеми вытекающими последствиями.
И зачем ей это нужно?
И что теперь с этим делать?
Разорвать или продолжить?
И то и другое худший вариант, ибо и тот и другой будет расценен превратно. Она очень тонко чувствует фальшь. До этого фальши не было, теперь она есть. А вариант «единения сердец» не возможен в принципе, ибо у меня нет свободных сердец. Кончились. Все. И сразу.
Как она сейчас чертовски мила! Любовь её сделала возвышенной, и словно светится изнутри каким-то тёплым, нежным светом. Странные метаморфозы происходят с любящей женщиной. Даже будучи невзрачной, и тем более красивой, они становятся прекрасными, сказочно хорошеют, забавно глупеют и умнеют одновременно.
И как им удаётся объединять все противоречия в замысловатый прекрасный букет?
Собственно, им многое удаётся. И особенно испортить.
И что мне делать?
Я не знаю, а она ждёт. Она ждёт от меня решения которое я принять не могу. Я безумен, но не на столько.
Чёрт! Ну, да чего у неё прекрасный взгляд – нежный, ласковый, зовущий и тревожный. Глядя в эти глаза я слышу мелодии Ночи, шёпот спадающего шёлка, и журчание весенних ручьёв. Я начинаю вспоминать как были обставлены наши встречи, и вижу теперь, только теперь, что они для неё значили много больше нежели встречи по случаю двух любовников. Здесь всё имело значение: цвет белья, гардины, цветы, музыка и свечи. Особенно свечи, ибо они всегда были разные по цвету, форме, аромату. Они не зажигались дважды, и стояли каждый в своём подсвечнике на серванте, среди цветов на подоконниках, тумбочках и даже на холодильнике; опалённые, обгоревшие порой почти полностью, словно непобедимые солдаты на страже Любви.
Она так же была разной.
Боже! Какое артистическое искусство!
Я легко подчинялся её игре, и уходил вместе с ней в мир её грёз. Даже утренние расставания не пошлый «кофе в постель», а нечто неуловимое, интригующее, необъяснимое, ты всегда сюда возвращаешься, и это естественно, легко, как дышать лесным воздухом после смрада мегаполиса. Для меня это была отдушина не лишённая интриги, для неё нечто большее. К со-жа-ле-ни-ю.
Ну, почему женщине нужно всё испортить?
Я не могу теперь быть рядом с ней, и она ждёт от меня решения. Смотрит своими глазищами с лёгкой улыбкой на лице, и ждёт. Её взгляд всегда притягивал словно кролика. Этот бездонный тёплый взгляд, словно море под палящим солнцем.
Ненавижу! Себя ненавижу. Нужно…
Но, как?
Зачем всё это?
Я не могу сделать ей больно. Сейчас в этом воздушном пеньюаре, она светится словно ангел, глаза горят небесным светом и ждут.
Как можно сделать больно этому совершенному созданию?
И, я должен сделать ей больно.
Пауза затянулась неприлично долго. Она может увидеть мой страх. Вдох-выдох и…
- Уходи, милый.
- Что?
- Тебе тяжело. Я знаю. Уходи. Навсегда.
И наступила тишина. До звона в ушах. Внутри что-то оборвалось, меня словно окатило ушатом холодной воды с мерзкими жабами. Гадко. К чёрту!
- Прости, дорогая… Как Булгаков прав…
…………………………………………………………………………
Октябрьским утром, по набережной не торопясь шёл мужчина средних лет в сером плаще с непокрытой головой. Небо было затянуто низкими, такими же серыми тучами, шёл затяжной, промозглый осенний дождь, на который он не обращал никакого внимания, как и на лужи, на резкий порывистый ветер, на редких прохожих, на брызги из-под колёс проносящихся с шумом авто. Человек не замечал окружающего мира, глубоко погружённый в защитную раковину своего «я», сливаясь с фоном декораций бытия – серый асфальт, серый парк, серый дождь, серый человек.
Проходящая женщина, из тех, что «вечно заняты», и которых всегда можно встретить в любую погоду, вдруг услышала странную фразу – « Нет страшнее порока нежели трусость» Ты прав, Михаил… Ты прав. Но, теперь это не имеет значения» - обернувшись, она уже не увидела никого, мужчина исчез, словно растворился в пелене дождя.