Часть IV Силой сердца. Лад — клад.
Глава 6
Что ж, кажется, пора подводить итоги. В результате некоторых обстоятельств и индивидуальных особенностей, я, Сябрина Смелова, стала женой и матерью с интервалом в год, попутно осуществив несколько целей-мероприятий. С 2013 года 1-го августа, второго часа от полудня, я вступила в новую эпоху. Эпоху деторождения, эпоху реализации своего организма в качестве демографической, эксперементальной лаборатории и её дочернего НПО «Смел-Смельгарх КомпаниРашнКорпорейтед Нейшенел Тайнос Агентос».
Мы с ним трудоголики, производственные маньяки. Мы занимаемся этим везде. Всегда и много. Странно, мы попутно умудряемся делать ещё что-то помимо этого. Наша семейная жизнь – сплошное творчество по всем направлениям. Друг нашей семьи, Людмила Остафьева, наш независимый хроникёр-менеджер, и благодаря этому, история нашей семьи будет увековечена.
Я успешно закончила четвёртый курс государственного университета факультета экологии-геологии по специальности инженер-технолог по очистным сооружениям широкого профиля на пару со своей подругой-компаньоном. Я — мать девяти близнецов-тройняшек. Мне двадцать два года, я в рассвете творческих и физических сил. А так же, классический тип вамп с творческим псевдонимом «Сафо». О, эта Сафо! Это круто! То, что Смелова и Сафо две разные женщины, об этом знают только двое: муж и подруга. Остальные в лучшем случае туманно догадываются. В основном те, кто, так или иначе, имеет отношение к эзотерике. Литературное содружество Сябрины и Сафо или Смеловой и Смелита достигает невероятных глубинных высот и высоких глубин. Пишет Сябрина, корректирует Сафо. Бывает: Сафо любит пощеголять в теле Сябрины, наделив его некоторыми особенностями, как в области духовности, так в области и физиологии. Тогда, сознание созерцает явление, как бы, со стороны. Нельзя не признать: Сафо более соблазнительна, более опытна, более роскошна и опасна, она провоцирует, особенно лиц пятой расы.
Акумов торжественно ведёт под руку. От соприкосновения рук он млеет. Нет, он не влюблён, он для этого слишком профессионален, он тоже трудоголик. Но! Сафо так соблазнительна, так пикантна, так уютна, что при этом нельзя не испытывать удовольствие и Акумов испытывает его по полной, он же нормальный мужчина.
Сегодня на презентации много новых лиц и личностей. В основном, крутые, из бывших лагерных паханов, и их дойные коровы. Крутые держатся весьма скромно, а «коровы», как крутые. Коровы, конечно, не простые, у них вымя золотые. Решили, так сказать, приобщится к возвышенному. Акумова знают и те и другие, Рыбникова тоже. У них давние отношения, с двойным и, даже, тройным дном. Многослойные и многогранные. Особенно с «Золотыми коровами» профессиональными, вечными представителями и посредниками, между всем и всеми, так сказать, «вездесущими».
Лица пятой расы любят наслаивать одно на другое. Если в одном качестве их ненавидят, то в другом терпят, в третьем — принимают, в четвёртом — нуждаются. Свой мир они носят в себе, будучи не от мира сего, самозабвенно вербуя всех и вся, выполняя волю своего «Вездесущего» демиурга. И почему бы это им не захотеть-таки заполучить-таки этакую, в натуре, «биксу», как Софочка-деточка. И пусть она даже и тёлка крутая и «шалава» известного «малявщика» с прошлым из «отмороженных».
Да, Софочка-таки роза с шипами и обломать-таки эти шипы, ух как сложно, ежели «вообсче-таки возыможыно». Но аромат, вещь весьма заманчивая. А Софочка-тёлочка благоухает, аки розан бархОтный, и не притащиться от неё – западло. И ведь сама «малявит», и как малявит! От таких маляв, гормона играют!!..
Акумов на вершине блаженства. Он ведёт женщину не простую, он ведёт женщину с именем. И ведёт знакомиться к богатенькому добренькому дядечке Аркадию-таки Львовичу Забиусу, а он-таки из Греции, где есть всё. И сам-таки он грек типа, в натуре прикинутый, чувак потный; и жирная харя его лоснится от удовольствия; и как параша он лыбится, фиксами залипая; и зенки похабные его уже раскимарили чувиху-Софочку…
- Сябрина! Я тебя умоляю! Твой базар в натуре не хиляет по приколу, не тебе сего жмура лабать! Ну мы же договорились – сегодня телом пользуюсь Я.
- А я что, против? Ну хоть со стороны-то я могу желчь излить. Я ж сознаю происходящее, у меня душа, чувства. Ты с ним сейчас будешь импровизировать, а я буду зубами скрипеть.
- Займись более полезным
- Чем например?
- Расслабься. Проверь ещё раз схему атмосферных фильтров М-11, это новая модификация, и знакома ты с ней чисто условно. Я тебе учёбу бросать не разрешаю, я из тебя сделаю светлую личность, хочешь ты этого или нет.
- А я, можно подумать, спорю!
- Ну и отлично! О, Сябрина дочь моя, да прибудет сознание твоё в покое смысла вещей! И да обретёт оно глубину всепроникающего потока начал познания ибо…
- Всё! Всё! Сябрина ушла! Я ушла, ушла в другую комнату, поближе к гипофизу. Там уютнее чем в фронтальной зоне в «приёмной» и «гостинной». Лучше быть между полушарий надёжнее, чем эммоции правого и анализ левого. За три года совместного проживания, мозг не плохо изучен. В нём оказывается столь укромных местечек! Тупики, чуланчики, комнатки, залы, поляны, пляжи – вербальная и невербальная память откладывается даже в костном мозге. Но там тесно, неуютно к тому же, блуждание в данный момент ни к чему хорошему не приведёт. А наблюдать при желании лучше из окошка гипофиза.
Сафо знает: Сябрина не будет проверять никаких схем, малолетка Сябрина будет подсматривать-подслушивать, но Сафо не взыскательна. К тому же ей льстит восхищение Сябрины. Хоть Сафо и самодостаточна, но малышка Сябрина возбудила в ней нечто похожее на материнское чувство. Осознание превосходства не превратилось в тиранию. Это всего лишь диктатура духовного начала с морально-этической возвышенной доминантой. Вот этой-то возвышенной доминантой Сафо-Смелит сейчас и будет жмура лабать.
- Софочка, будте любезны. – Галантный кавалер Акумов с шиком жестикулирует правой рукой. – Господин Забиус, полит-коммерсант из Греции, советник греческого правительства по вопросам политической экономики и экономической политики. Его предки — бывшие наши соотечественники.
Глаза экономиста становятся совершенно маслянными и в то же время мечтательными. Его улыбка, аж, выворачивает губы, наизнанку. Сябрина к такому бы близко не подошла. Но Сафо не Сябрина. В ход пущена невербальная техника обльщения. Экономист прибалдевает окончательно. Автограф на корешке одного из сборников – набор туманностей Андромеды, его невозможно рашифровать, он изначально не имеет значения. Его можно только трактовать и абсолютно субъективно. Рыбников оперативно подсовывает советнику какой-то бланк, который тот подписывает не глядя. Он глядит на нечто другое, более интересное. Это нечто распаляет его неописуемо, он уже вообще ничего не зрит, и, зря. Он не зрит ревниво-злобных взглядов настоящих крутых, не тех, кто хочет, а тех, кто может. И совсем не замечает резкого охлаждения поэтессы, после подписи. А другие очень хорошо это видят и откровенно нехорошо на него смотрят. Он кружит, кружит как мотылёк вокруг свечки, стараясь поймать ускользающий, равнодушный взгляд. Его докучливость как-то бросается в глаза. И вот, постепенно, энергетика русского блатного романтизма, в совокупности с полным осознанием своих прав на своей территории, перевешивает чашу весов сердечного, душевного, русского гостеприимства.
Верхушка «Акра» довольна: подписано важное соглашение, расширяющее сферу деятельности корпорации на Пелопонесе. Забиус больше не нужен, тем более в своё время, он, занимаясь биржевыми махинациями, скомпрометировал себя, продавая акции «Русглобалбарель» по демпинговым ценам и нажил этим себе кучу врагов в русских эмигрантских коммерческих кругах, напрямую связанных с российскими отечественными.
Но, помимо всего прочего, есть ещё одно существенное. Проникновенное око Сафо проникает на глубину естества. «Софочка – баба с крупной начинкой!» - так сказал один из влиятельных авторитетов. Сафо не просто женщина с именем, она приобрела это имя великим трудом. А блатные люди тоже грамотные и читают они не только УК и крим-романы. Блатная же верхушка всегда в курсе новенького в области изыска. И литературы в том числе. И Сафо здесь личность известная. Она сумела силой своего таланта никого не оставить равнодушным. Её слово, сказанное маткой – женским естеством — стало страстным призывом всем, кто ещё не опустился ниже плинтуса душой. Но и в среде таких «опущенных» это прозвучало с силой мощного электрического разряда. Стихи её – отголосок силы духа, так написать может только владеющий такой силой. А то что, она предпочла всем другим пацана из отмороженных, делает её совсем родной. Тем более, он не умыкнул её за бугор, и сам приобщился к родине предков.
Романтическая история любви двух малявщиков исторгла из огрубевших душ не один вздох тоски по верности, и, вот именно по такой, настоящей любви. А ведь только такая любовь, по настоящему, и возбуждает и доставляет не удовлетворение, не удовольствие, не кайф, а радость. И вот, когда такая крутая чува говорит «надменно головы врагов швырни сраженных и в тот же миг принадлежать тебе я буду…» то возникают весьма конкретные мысли и реальные желания. И вот за такую, можно и нужно порвать любого. И совсем, не важно, кому она принадлежит при этом. Вобравший в себя множественную силу, вихрь чувств кружит сейчас в зале, проходящей очередной презентации. Скопление душ, несущих в себе сложные порывы, сильные желания, и необъяснимую причину следствий, отражает внимательное отношение к предмету, способному нарушить искомую радость ожидания.
Сегодня Сафо одна, без мужа, она открыта всем ветрам, всем потокам. Это сильные потоки. В глазах глядящих, прямо смело, откровенно, не похоть, не любование артисткой. Взгляды всех этих мужчин, смотрящих на читающую свои стихи поэтессу, говорят: «Мы твои войны, мы твои дети. Ты – мать! Веди нас в бой». Взгляды возмужавших сыновей, заблудших, но верных в любви к своей матери.
Сябрина уже мотала бы сопли на кулак. Да и вряд ли бы они восприняли так её, но сегодня Сафо правит бал. На фоне звучания Римского-Корсакова, Балакирева, Мусоргского, глубинные тексты подобны откровению. Словно сама Русь распахнула свои недра, изливая всю свою многовековую боль и муку, мудрость и любовь сестры жены и матери. Эти мужчины не сентиментальные слюнтяи, не неврастеники, они знают жизнь, они умеют скрывать чувства. Лица их как окаменевшие, но глаза! В этих глазах – всё!
Замолкает голос, стихает музыка. Тишина. Ни звука. Глубокая тишина. - Сестра! - Вдруг раздаётся голос слева из третьего ряда.
- Мать. - С укоризненной интонацией отвечает ему голос из второго ряда справа. - И то и другое» - Звучит из середины седьмого, последнего ряда.
- Бурая Медведица, - добавляет тот же голос из седьмого, – ещё.
Говорит он как бы за всех. Это не приказ, не просьба – пожелание.
Да святится имя твоё,да святится слава твоя,
Твоя мудрость, твоё естество, Мать Богиня! Богиня Земля.
Из рождённых тобою цветов на просторах бескрайних полей,
И текущих потоками вод, что струятся под светом лучей,
Среди вольных мятежных ветров, плодонОсящих щедро садов,
Буйных чащ и скалистых вершин, явишь ты сонм чудесных плодов...
Слова звучат в полной тишине, влетают напрямую в сердца, минуя слух, минуя рассудок. Напряжение. Высокое. У кое-кого играют желваки, есть несколько улыбок: в них явно читается гордость. Так гордится воин своей наградой, не выпячивая, но и не скрывая. Гимн матери земле, гимн Арде, ласкает сердца. Наслаждение в зале достигает наивысшей точки! Звучат последние слова «Мать богиня, богиня Земля!» И опять тишина. Всё, достаточно – больше пожеланий не будет. Перенасыщение. Энергия чувств достигла накала. «Бурая Медведица» - чётко произносит голос из седьмого. Два слова, прозвучавшие среди многоликой тишины вмещают в себя всё. Всё – признание высшего права!
Откуда-то сбоку, появляется молодой, изящный, высокий с букетом. Волевое открытое лицо, пристальный взгляд. Движения неторопливые, уверенные, в них нет торжественности. Это не поза, не жест внимания – личное желание, потребность. Он не поднимается на подиум, просто кладёт цветы к ногам. Собирается отойти, но мягкий жест руки останавливает его. Рука берёт со столика один из сборников, на корешке книги чертаются слова: «Благословляю тебя Силой любви, Силой света, Силой права, Силой матери Арды». Он берёт книгу, читает написанное, и кивает, пристально глядя в глаза «Я понял» - мелькает в спокойном, словно отрешённом, взгляде. В его букете записка «Количество цветов в букете – количество голов моих врагов». Количество роз в букете двадцать одна.
Попытку спуститься с подиума останавливает знакомый голос из седьмого ряда: «Не надо. Мы подойдём». Акумов и Рыбников обмениваются улыбками и кивками. Они довольны, очень довольны. Презентация давно готовилась. Подбирался зал, прошла не одна консультация, с художниками, музыковедами, звукорежиссёрами. Успех был запланирован. Но сценарий претерпел некоторые изменения. Если по сценарию Сафо должна была пройти по рядам, раздавая приглашённым свои сборники с автографами, то реплика гостя из седьмого ряда изменила ход действа. Гости сами подходят к сцене за книгой. «Всё правильно! – доносится из средних рядов — Такая не должна ходить! Таких – носят на руках!»
Гости приятно удивлены: автографы не под копирку и очень точные. Ответы на их самые сокровенные вопросы, на те вопросы, которые такие люди всегда держат при себе и никогда не озвучивают – Сафо читает в душах. Кому-то достались стихотворные экспромты, кому-то возвышенная поэтическая проза. Последним подходит обладатель голоса из седьмого ряда: Высокий, седой шикарно одетый, мужчина. Весьма представительный, солидный. На вид ему шестьдесят - шестьдесят пять, но он в отличной форме, морщин очень мало; в его руках белая трость с золотым набалдашником, на среднем пальце правой руки, перстень с мощной широкой печаткой, без гравировки; взгляд сизых глаз грустный, задумчивый, проникновенный. С его губ из-под пушистых с проседью усов, готовы вот-вот слететь слова, но он сдерживается. Берёт сборник с автографом и взамен даёт визитку с написанным от руки на обратной стороне текстом «Прошу вас о свидании, в любом удобном для вас месте, без свидетелей». Печатный текст представляет владельца «Смелогородов Сильвестр Ипатьевич. Глава компании «Руспушнина». Лёгкий кивок вызывает у него улыбку восхищения, но его глаза по-прежнему грустны. Отходит медленно, нехотя, несколько раз оборачиваясь – любуется. Улыбка, посланная ему, принимается им благодарным жестом: Рука, прижатая к сердцу и слегка опущенные веки.
На застолье он не остаётся. Вслед за ним уезжает много народу, почти все. Один во всеуслышание заявляет, что не намерен заедать духовную пищу материальной. Остаётся малая часть: те, кто хочет вкусить наслаждения в устной беседе. Несомненно, люди с высшим образованием и более- менее разбирающиеся в литературе, в частности, поэзии. Кое-кто грешит стишками, хотя люди в почтенном возрасте.
Забиус воображает себя декламатором. Раскрыв сборник, смачно голосит наиболее понравившиеся ему строчки, перемежая их комментариями, натуралистического характера, мерзко хихикая при этом. Публика, за столом, культурная: хама не одёргивают, хотя посматривают выразительно. Забиуса несёт, он несётся, не разбирая дороги, влюбился и считает себя избранным благосклонностью. У него появились надежды: Да! Да! Забиус знает – Сафо замужем. Но в жизни бывает всякое. Но муж-таки не стенка, он может подвинуться. Особенно если его об этом попросить! А у Аркаши есть чем попросить! Десяточек акций – очень хорошее приложение, а гер Смельгарх – деловой человек. Нет, нет! Боже упаси! Зачем разбивать семью?! Но друг семьи это же так нормально! Богатый друг семьи могущий разрешить любой сложный вопрос. Красивой, шикарной женщине нужны развлечения, она не должна скучать и она должна обязательно посмотреть мир. И что с того, что это будет не с мужем, а с другом. «Софочка, вы-таки чудо-пгелесть! Вы пгосто обязаны посетить годину своей пгедфественницы. Гучаюсь в Ггеции вам оченно понгавится! Ах, какая у вас, мивая увыбка! В Питеге ховодно и сыго, а в Ггеции…» - влезает своими излияниями Забиус – ревнует, хочет, чтобы Сафо говорила только с ним. Она должна принадлежать только ему, эта милая зверушка из российского гадюшника. Жаль, что здесь нет мужа. Аркаша уже сегодня вечером бы всё уладил, а завтра утром самолёт бы нес эту жемчужину к пляжам Эгейского моря. А в полдень, она была бы там, услаждая, в очаровательном ниглеже, взоры Аркаши. И кто знает, быть может, вечером, она уступила бы страстным просьбам покорного раба. И если ей нужны головы врагов к её ногам, то они будут, во что бы то ни стало! Ах, какой у неё взгляд! Он выразительнее слов! О, праотец Авраам! Как она смотрит! какие глаза!!! Счастливчик Смельгарх, он может неплохо заработать на ней! Ах, если бы у Аркаши была такая жена, весь мир был бы у его ног!
Души пятой расы читать противно, хоть и поучительно. Они очень уязвимы красотой, но они и губят её, сами, при этом, не понимая этого, и страдают совершенно искренне, ибо не осознают своей причастности. Они рабы своего бога. А раб лишён возможности относиться критически к своему естеству, у него нет совести, совесть – достояние сильного и свободного.
Если бы Сябрина была сама по себе, принадлежала миру людей, была заложницей Иеговы и принадлежала Забиусу, она бы очень быстро погибла, зачахла как птичка в клетке, обставленной роскошью. За богатую жизнь с Забиусом она расплатилась бы душой, здоровьем, счастьем. Счастье Забиуса не было бы долгим и причиной этому стал бы бог-упырь Иегова.
У душ пятой расы тяга к красоте, к любви, ко всему прекрасному. Они страстно желают этим владеть, не имея на это права. Красота мира Арды никогда не будет им принадлежать. И они вечно страдают от невозможности постичь причины.
Нет, мальчики, нет, не вам будет принадлежать участь завалить эту жабу. Нет, не надо «концы в воду». Он – мой! Что вы можете? Убить тело? Я – Смелит, убью душу этого упыря-раба. Это сделаю Я, дочь Арды, женская суть единого целого!
«Аркадий Львович, я бы хотела продолжить нашу с вами беседу, в вашем номере. У меняя есть к вам предложение, которое должно прозвучать конфиденциально. Вы не возражаете?» Всё застолье цепенеет, услышав эти слова. Забиус столбенеет от счастья, он не верит своим ушам, точно так же как и Акумов, точно так же как и Рыбников. Но Акумов быстро приходит в себя, это матёрый волк, у него неплохое чутьё. Под столом, он тихонько наступает на ногу своему компаньону. Он многого не знает и не узнает никогда, и потому, он мыслит только на основе своих наблюдений: «Бедная девочка, она хочет сама привести приговор в исполнение. Но, что она может? У неё же нет ничего. Или… Ах, Да! Ведь мастер говорил, она обладает магической силой! Ей двадцать два года, эзотерики называют это возрастом расцвета. Что ж, удачи, малютка, тебе ни кто не помешает».
- Благодарю, Арчик, ты понял главное.
Забиус трепещет, он не верит своему счастью, в его сознании обрывки мыслей, в душе сумбур и столпотворение с примесью тревоги он ей верит и не верит. А то Иегова сигналит, бог Авраама и Иакова и прочих, прочих.
Гостиница «Эрмитаж» играет огнями, приглашая под свой радушный кров загулявших постояльцев. «Девушка, вы в качестве кого?» Администратор вежлив и корректен, держит себя надменно, но в глазах его яростная ревность. У Забиуса тоже. Инцидент ни к чему. Удостоверение сотрудника «Акра» придаёт ситуации условно официальный характер. «Конфиденциальные переговоры, господин администратор. Согласовано с руководством». Тот нехотя отмечает в реестре посетителей. А теперь, подпись и самой посетительницы.
- Эх, девушка, девушка, - тихо вздыхает администратор, – неужели вам денег не хватает?
- Нет, уважаемый, это деньгам не хватает меня.
Тот глядит, ошалело, качая головой. Забиус победоносно взирает на растерянного сотрудника гостинницы и, получив ключи от номера, важно увлекает свою спутницу. Теперь он надёжно заблокирован от своего эзотерического наставника, импульс ревности отключил сознание от связи с сокральным центром влияния Сиона.
Номер расположен на втором этаже, в нём никаких особенностей. Уходить из него будет удобно. Можно, при желании, покинуть незаметно, но вряд ли нужно так делать.
Забиус искрит глазами, пытается обнять.
- Ну, зачем же так спешить, Аркадий Львович. На ходу – дурной вкус. У вас тут есть вино?
- О, да! – Он бросается к холодильнику. – Настоясчее ггеческое, Кгитское…
- О-о-о-о!
После нескольких бокалов, Забиус окончательно слетает с катушек. Он уже до этого был пьян от вожделения: в его глазах туманная нежность; в его душе – желание; в его мыслях – способы добиться этого желания. Ну вот, теперь можно и поговорить. - Аркдий Львович, ваше желание обладать мной несбыточно.
Глаза, пылающие страстью, расширяются:
- К-как!? – Выдавливает он из себя, объятия становятся вялыми. – Поч-чему?! Но ведь в-вы сами, в-вы… - Бубнит как обиженный ребёнок. - Уменя есть условие, оно интимное, я со странностями. — Его удивление возрастает. – Я не могу вам принадлежать…
Его глаза целиком выкатываются наружу, а брови сливаются с волосами.
– Но если вы захотите, вы можете принадлежать мне. Я должна брать, а не давать. Вы некрасивы, но в вас есть нечто возбуждающее и, если мы с вами заключим соглашение…
- Да! — Страстно выдыхает он. – Д-да!!!
- Вы согласны принадлежать мне и только мне и никому другому? Почему же вы задумались? Где же ваш пыл? Страсть?
Он как-то сразу трезвеет:
- Посвуфайте, Софочка, вы... газве вы из этих?.. – крутит он пальцами в воздухе. - Я поэтическая натура. Я оторвана душой от мира. Моё пребывание в высших сферах. Я должна парить. Или, вы принадлежите мне и только мне, или мы расстаёмся навсегда – вы никогда больше меня не увидите.
- Вы искуфаете меня…
- Я жещина, это моё призвание. Или, вы только мой, или ... –- Но, посвуфайте, но вега моих пгетков: «не сотвоги себе кумига»…
- Даже если кумир будет любить? К тому же меня не надо творить, я уже сотворена и не вами. Вы хотите моей любви, моей страстной любви, любви королевы, любви богини? Ну! Что же вы так смотрите? Разве любовь не божественное чувство? Разве вы не хотите её обладания, и получения наивысшего наслаждения от такого обладания и извините за выражение – радости? Ну что же вы? Вы боитесь меня? Вы боитесь принадлежать вот этому телу и душе заключённой в этом теле?
Его лицо становится мокрым от пота, он ошалело глядит перед собой.
- Куда вы? - Просительно стонет он, реагируя на движение с дивана.
- Никуда. Пока – никуда. Я просто хочу показать тебе, глупец, от чего ты отказываешься…
Платье под своим весом скользит по телу, покорно опускаясь к стопам. Он ахает и бурно дышит.
- Думай, хочешь ли ты иметь радость принадлежать этому? Ты хочешь, чтобы это наградило тебя за твою покорность? Или ты плохо видишь? Что ж, покажу иначе.
Бельё, тихо шурша, падает на платье. Он издаёт тихий гортанный вопль, его тело трясёт как в лихорадке.
- Ты, сын Сиона, хочешь, чтобы это обладало тобой? Прямо сейчас, хочешь?
Он стонет как от зубной боли.
- Только одно слово, «да», или «нет». Ну, говори!
- Д-да-а-а!
- Клянись принадлежать мне и только мне, отрекись от Иеговы, прокляни его, и ты познаешь высшее наслаждение!!!
Его взгляд становится безумным. Он хочет наброситься, напасть, подчинить и он не в состоянии. У него нет сил, ему трудно это осознать. В нем сейчас только сила внутреннего вожделения.
- Прокляни Иегову, раб, и покорись, явному, прекрасному. Ведь я прекрасна. Его ты никогда не видел, а меня видишь… Ты хочешь, чтобы этот рот вкусил от твоего естества? Чтобы вот этот язык ласкал? Чтобы вот эти руки и эти ноги обнимали тебя? И чтобы, всё, что только может принять, приняло тебя со всех сторон, так, как Я хочу? А Я хочу! Стань свободным, прокляни Иегову!!!
Раб в истерике бьётся головой о грядушку дивана, скрипит зубами, плачет, обливаясь слезами и потом. Рука берёт бутылку со столика. Остатки вина выпиваются. Он видит это! Он не хочет этого видеть и хочет! Жаждет! Вожделеет! Алчет!
- Презренный! Ты бы хотел обладать не утрачивая. Прокляни Иегову и я заласкаю тебя! Моя красота будет ласкать тебя. Ну! Только скажи: «Будь проклят бог Израилев», и, вот это всё… Ты видишь это всё?! Вот это всё будет тем, чему ты будешь принадлежать без остатка. Мне не нужны твои деньги, мне нужна твоя душа! Ну! Говори!
- Бу… Будь пгрокл.. ят б… ог Из…Из-гра..а…
Его глаза закатываются, он хрипит, на губах вскипает кровавая пена; руки и ноги дёргаются в разные стороны. Он, громко, протяжно рыгает, пуская кровавые пузыри, и, наконец, затихает. Готов пархатый! Любая экспертиза установит внутреннее кровоизлияние. Слабое сердце. Заподозрят кого угодно, но не Сафо. У Сафо всё чисто. И бланк, подписанный Забиусом, положенный в сумочку поэтессы Рыбниковым, будет отличным доказательством её непричастности к кончине биржевого махинатора. К бланку прилагается набор отмычек, номер будет закрыт и до утра в него никто не зайдёт.
Администратор удивлён:
- Быстро же вы, однако, сударыня.
- А чего тянуть? Подпись получена, - рука машет бланком с подписью Зибиуса, — выпили посошок, и гуд бай!
- И как вам не противно работать с
пархатыми?
- А вам?
Администратор глубоко вздыхает в ответ.
- Ну вот, и я так же. Вызовите-ка мне, любезный, такси. Буду вам глубоко признательна.