2
Подойдя к кабинету и уже взявшись за дверную ручку, Шифман едва успел отпрянуть -- дверь распахнулась и в коридор вылетел крайне возбужденный гражданин. В первый момент Шифман растерялся -- показалось, что перед ним сказочный Колобок: и футболка, и брюки, и даже кроссовки возбужденного гражданина были ослепительно желтого цвета, да и сам он своими формами напоминал персонаж русского фольклора. Сделав крутой разворот, поскользнувшись на до блеска начищенном паркете, «колобок» снова рванул дверь и, сунув голову в кабинет, громогласно заявил:
-- Ты еще не знаешь, на кого вякнул! Я тебя сделаю, на брюхе ползать будешь, молокосос! Понял, ты?!
После чего укатился окончательно.
-- Издержки деятельности? -- спросил Шифман, прикрывая за собой дверь.
Чижиков вздохнул и свирепо глянул на Шифмана, продолжая мысленно доругиваться с не в меру эмоциональным «колобком».
-- А! Новый терпила по тачкам.
-- Еще один? И когда же?
-- Еще один, -- скривился Чижиков. -- Ну, не врублюсь никак: Трофимов уже в СИЗО, а угоны продолжаются, и с тем же почерком!
-- И с теми же телефонами? -- Шифман недоверчиво глянул на Чижикова. -- Семьсот сорок три -- пятнадцать -- девятнадцать, или...
-- Стратил! Новый теперь: двести двенадцать – сорок три -- ноль семь. Сотовые у них там, вишь, спутниковые...
-- Скоро будут и межгалактические. Просвещай. Слушаю тебя ушами.
Шифман сел за свой стол. Чижиков покрутил в руках заявление последнего потерпевшего.
-- Серая «Вольво». Госномер «н 22-75 СЛ». Скоммуниздили три дня тому назад -- заметь, три дня! -- со стоянки на проспекте Ленина.
-- Опять со стоянки, -- фыркнул Шифман. -- И стоянки разные по всем эпизодам... А охрана?
-- Охрана, мать ее! Спал себе старичок-боровичок в будочке. Пьяный, естественно. Ну, а дальше как по накатанному: терпила в тот же день находит в почтовом ящике листок с телефонным номером и припиской: «Вольво»...
-- Звонит по нему, -- подсказал Шифман.
-- В том-то и да, что нет! Смятенье чувств, понимаешь, у дяденьки, он и не придал значения, подумал, что издевается кто-то, хочет соли на сахар насыпать. И лишь сегодня догадался...
-- Погоди, стоп. Он же подал заявление об угоне?
-- Ну, подал, подал. В Дзержинский райотдел. А про телефончик – ни гу-гу. Не дотумкал. Сегодня от нехер делать набирает номерок, а ему автоответчик: «Уважаемый Павел Борисович, если вас интересует ваша «Вольво», то вы опоздали ровно на два дня. Автомобиля больше не существует в природе...»
-- На два дня, значит, -- Шифман почесал затылок. -- Благородные жулики, Джефф Питерс отдыхает!
-- И, заметь, честные. В меру личного мировоззрения. Ведь первые две машины все-таки вернули.
-- Да, но те позвонили сразу, в тот же день...
-- Так те и сообразили, что бумажонка неспроста валяется в почтовом ящике. А вот этот фрайер полностью пролетел. Недогадливый...
-- Абонент есть? Или снова «бермудский» телефон?
-- А то! Нет такого номера. «Не существует в природе»... Кстати, и по желтому «Опелю», и по белому «мерсу» станция разводит руками.
-- Хм. Что же, у этих ребятушек подпольная АТС? Всего на один звонок, от терпилы, а потом -- отключаются? Мне дико интересно. Супер-сотовый, что ли?
-- Вроде того. Сейчас такое изобретают... А второй, что с «мерсом», звонил с претензией. Машину, говорит, вернуть-то вернули, да по дороге скрутили кругляшку.
-- Не понял...
-- Ну, пробочку-эмблемку с радиатора -- баранку никелированную. Украшеньице.
-- Кошмар. У «Мерседеса» отломался «бенц»... А что Трофимов вообще? На сегодня?
-- А вообще уверенно берет на себя и «Опель», и «мерс». Со всеми подробностями и в деталях. Молчит лишь о системе связи и оповещения. Упертый сильно, Галилей Галилеем. Говорит: да, угонял, продавал за треть цены одному парню, познакомились, говорит, в троллейбусе восьмого маршрута. -- Чижиков засмеялся. -- Встречались потом на Центральном рынке по воскресеньям. Имени-фамилии-адреса, конечно, не знает. Ну, все как в «Ментах»... Да я не тороплю его, время есть. А этот новый угон? И тот же, Трофимовский прием. Если бы он не чалился у нас, я бы сказал, что и тут его работа...
Шифман хохотнул:
-- А здесь явная взаимовыручка, только уже несвоевременная. Трофимов выгораживает корешей, а те по недомыслию прикрывают его. Мол, вот гляньте, мусора легавые, он у вас арестованный сидит, а кражи по той же схемке продолжаются... Значит, дескать, Трофимов тут ни при чем. Они же не в курсе, что Трофимов давно скис.
-- Хрен его разберет. Одно теперь ясно: работал он не сам.
-- Ясно еще одно: по этой «Вольво» он ничего не скажет, потому как не знает. Но ребятки эти, я тебе доложу, дисциплинированные. Уважаю.
-- А я -- не очень. Шороху много, сами же себя с головой выдают. -- Чижиков замолчал, прикусив губу.
Иномарок развелось... «Возвратные» автомобили, которыми сегодня вплотную занимался капитан Чижиков, угнаны именно с охраняемых платных стоянок. Причем, с разных стоянок. Почему? Ведь вскрыть машину и завести мотор куда легче, если автомобиль ночует на улице, без гаража. Противоугонка -- чепуха, она защитит лишь от честных людей. И радиосигнал отключается элементарно, и дверца открывается элементарно, без следов на замке. Раньше-то как – разбили стекло и открыли дверцу изнутри. Грубая работа, сейчас это не практикуется, сейчас все делается аккуратно. Машина остается целенькой. Самые распространенные автомобильные преступления сейчас, сегодня -- угон с последующей продажей или разукомплектацией, опять-таки для последующей продажи, но уже по деталям. Хм, вот тебе и «машины больше не существует»...
Но! Но сколько можно выручить за автомобиль, если покупатель прекрасно понимает, что товар грязный, меченый и, естественно, находится в розыске? Если учесть перекраску, перелицовку салона, перебивку заводских номеров, выправление документов... да еще машину следует оттранспортировать подальше от места угона, -- то сколько за нее можно получить? Ну, полцены. Это максимум при максимальных же затратах, ведь сколько мороки с таким мероприятием! Допустим. А если автомобиль раскурочить и продать по частям, то можно, конечно, если сильно постараться, получить и полную стоимость автомобиля. Но опять же -- сколько беготни, времени, да и риск намного больше. И если цель оправдывает средства...
А вот куда проще, быстрее и выгоднее (Чижиков даже усмехнулся самой мысли о таком определении) продать угнанный автомобиль в тот же день... ну, предположим, через пару дней -- бывшему владельцу, который безутешен и пребывает в полной безнадеге? Он привык к своей машине, как к жене родной, он сросся с нею всеми фибрами, и потерять ее -- что потерять близкого человека. Тут никаких тебе ни камуфлирующих действий, ни транспортировки, да и мандраж сведен к минимуму: даже если терпила успел подать заявление об угоне, он с удовольствием выкупит свой же автомобиль по договорной, как сейчас говорят, цене.
Тем более, если тачку уводят со стоянки, то преступники, выходит, прекрасно знают, чья она и сколько за нее можно слупить с хозяина...
-- А что у тебя, гауптман? -- прервав размышления, спросил Чижиков. -- Роешь?
-- Рою, рою. Копытами.
-- Ну-ну...
Ключом от кабинета Шифман откупорил бутылку пива и, сделав глоток, раскрыл папку с протоколами дознания по последнему делу. Несколько минут оба молчали.
-- Чиж! -- не отрываясь от бумаг, вдруг окликнул напарника Шифман. -- Ответь ты мне на такой вопрос: как тебя дразнили в детстве? Если не очень грубо, конечно.
-- «Вовка-морковка, спереди винтовка, сзади барабан, нарисованный кабан». Детдомовская моя дразнилка.
-- Не, в более зрелом... этом самом.
-- Чипа, Чибис, -- улыбнулся Чижиков. -- Химичка новая была, так она в первый раз прочитала мою фамилию в журнале: «Чипсихов». И страдал я, бедный, аж до выпускных. Задрали. А что?
-- Да вот, думаю...
-- Обо мне? И что же ты обо мне думаешь?
-- Иди ты! А вот кого бы ты, например, назвал Сильвером? Не исходя из имени, фамилии и так далее?
-- Элементарно, Ватсон. Инвалидушку одноногого, или хромого с костылем. «Остров сокровищ» читал?..
-- Обижаешь, начальник... А вот со мной на потоке учился студент Олег Пистюк. И какое, думаешь, имел погоняло?
-- Да, не повезло парню, -- передернулся Шифман.
-- Зато, когда он женился, взял фамилию супруги – Насеришлях. Старая запорожская фамилия – видно, кто-то из ее предков-казаков справлял большую нужду прямо на дороге, не отходя, так сказать. Благородное прозвище, все-таки лучше, чем «****юк». Не согласен?..
-- А мою соседку по этажу звали Саша Фишман. Пацаны во дворе смеялись: «Если Сашка женится на Сашке, то ей почти не придется ни менять фамилию, ни переезжать!..»
-- Так чего же не женился?
-- На всех не переженишься…
С робким троекратным стуком в дверном проеме образовался эксперт техотдела Костя Зиновьев. Лицо его выражало крайнюю степень стыда и мольбы.
-- Уважаемые сограждане, -- заныл Костя, протягивая руку. -- Извините, что к вам обращаемся. Сами мы не местные...
Его ладонь была не пуста – в ней покоилась раскрытая пачка из-под «Казбека» с несколькими разномастными сигаретами.
-- Поимейте милосердие и снисхождение, поелику до жалования еще два долгих дня... Благодарствую, -- поклонился он Чижикову, приняв подаяние в виде полувысыпанной «примы».
-- А у меня последняя, -- соврал Шифман. -- Последнюю даже милиция не забирает.
-- Значит, будешь должен, -- Костя, кланяясь, попятился к двери.
...Со дня убийства Бреславцева прошло четыре дня, но следствие так и не сдвинулось с мертвой точки. Хотя были у Шифмана сомнения по поводу некоторых свидетельских показаний. И это нормально -- ведь при дознании, в ограниченном промежутке времени не всегда сможешь сориентироваться, обратить внимание на какой-то отдельный ответ, полностью его проанализировать... Лишь потом, перечитывая протоколы и объяснительные записки, неожиданно задаешься вопросом: а почему вдруг человек поступил именно так, а не иначе? И почему объяснил свой поступок именно так, а не иначе? Допрашиваемых давно уже нет рядом, приходится вызывать их по второму, а то и по третьему кругу. И легко понять обывателя, легко понять его отношение -- «вот, таскают меня, таскают, и когда все это кончится? Молчал бы лучше и не связывался с этой ментовкой...»
А зачем, например, Демин в тот день приходил к Бреславцеву, когда тот его с полчаса назад прогнал? Записи Высоцкого – неубедительное объяснение, нынешняя молодежь почти безразлична к этому барду, он для них неактуален... Почему Светлана Горская так и не забрала тогда свои вещи из квартиры сожителя? Где был во время происшествия лейтенант Жичигин? Почему Литвинов отправился в квартиру один, оставив Карпенко внизу у подъезда, почему тот не пошел вместе с Литвиновым, если только он, Карпенко, знал номер квартиры Бреславцева, и, как выяснилось, был туда вхож?
Особый интерес вызывали протоколы дознания и объяснения Жичигина, переполненные словами «который», «которого», «которая»... Тем более, накануне между Жичигиным и Бреславцевым произошла стычка на почве личных отношений. Ну, всяко бывает -- бабу не поделили, повздорили, а кто не грешен? Истина не требующая доказательств... если бы труп Бреславцева не был обнаружен через несколько часов после этого конфликта. Жичигин мог, конечно, появиться в квартире Бреславцева. Допустимо и понятно. Остыли ребята, поразмыслили, сделали выводы и разошлись. Распили бы мировую. И нашел бы Бреславцев себе новую работу, если уж не может постоянно видеть Жичигина со своей Горской, и похромал бы куда-нибудь в НИИ или на завод, где электрики с дипломами на вес золота...
То, что Жичигина не отстранили от работы на время следствия, было на руку тому же следствию. Шифман не настаивал. Пусть пока лейтенант живет спокойно. Все равно каждый его шаг будет известен здесь, в Управлении. Оперативная работа Жичигина -- необозримое поле наблюдения за ним, как и за любым работником органов. Здесь проявляется все -- и умение уживаться с людьми, и способность принимать самостоятельные решения, и готовность пойти на компромисс... Пусть побарахтается, там видно будет.
Шифман вздрогнул от пронзительного зуммера и поспешно включил селектор.
-- Слушаю, Сергей Афанасьевич.
-- Зайди. И дело свое прихвати.
Через минуту Шифман стоял в приемной.
-- Сам? -- спросил у секретарши.
-- Сам, сам, -- кивнула Галя и воодушевленно добавила: -- Ни пуха!
Шифман привычно усмехнулся. Знал, что для всех он абсолютно безразличен, что многие, в том числе и Галя, при случае припомнят ему все; доложат, если не заместителю по розыску, то кому-нибудь повыше. Все природно. И это уже не та благодатная почва, а прямой негатив оперативной работы -- когда все друг у друга на виду. Много стукачей в конторе. Если даже замначрозыска полковник Хромаков при некоторых разговорах с коллегами этак, играючи, пощелкивает телефонными кнопками?.. Кто знает, тот поймет; кто не знает -- не обратит внимания. Боится начальник, ведь он тоже живой человек, и ему еще несколько лет до пенсии, а один микроскопический «жучок» в момент сведет к нулю все многолетние заслуги...
-- Садись, только не надолго, -- выдал постоянную шутку Хромаков, которого в Управлении за блестящую лысину называли «фантомасом», и указал на стул. -- Давай-ка талмуд. Что там по отделу охраны?
-- Идем по следу, Сергей Афанасьевич, -- ответил Шифман.
-- И как, резво? В спину, небось, дышите?
-- Пока ничего нового, -- Шифман глянул в сторону.
-- Ничего, говоришь... Значит, имеем с гуся: подрались двое работников милиции, а к вечеру один из них преставился. Это не просто ЧП, это -- сверх-ЧП. И что ты делал четыре дня?
-- Потерпевший не был штатным сотрудником, -- возразил Шифман, выискивая аргументы в свою пользу. -- Его должность назвать милицейской можно лишь условно, он вольнонаемный...
-- Вольно, не вольно, -- перебил Хромаков. -- Условно-безусловно... а дело на контроле. Это тебе не алколоиды порезвились и друг друга подрезали. Недели хватит?
-- Должно...
-- Жичигина крепко продрал?
-- Достаточно. С ним не вяжется -- утром на глазах у всех базарит с Бреславцевым, а днем идет убивать... Слишком уж наглядно выходит. Если он не придурок.
-- А не думаешь ли ты, что именно этим он мог и воспользоваться, если не придурок? Примитивный такой моментик, а? Раз уж, мол, я сегодня разосрался с человеком, то никто и не заподозрит, что лично я же его и... Ведь прав ты, все слишком наглядно. Вот и тот самый случай: спокойно пойти и отомстить.
-- Жичигин весь день был на виду, -- возразил Шифман. -- Это сопоставлено по времени со свидетелями. С нейтральными свидетелями. «Окна» не было.
-- В случае с «Янтарем» тоже не было никакого «окна», как ты помнишь. А тем временем он, находясь якобы на дежурстве, преспокойно дрючил Бреславцевову подружку во всех позах. И это раскрутил, заметь, начальник подразделения охраны, который ни хрена не смыслит в розыске. Но он тебе сто очков форы даст. Далее... -- Хромаков пролистал дело до середины. -- Электриков, вижу, ты основательно тряс.
-- Тряс...
-- И что вытряхнул?
-- Между дракой и моментом обнаружения трупа в квартире побывали Демин и Литвинов. Это из тех, кого мы знаем наверняка. Демин получил задание от Кравцова проводить Бреславцева домой и побыть с ним некоторое время, успокоить. Даже водки выпить для снятия стресса.
-- Телячьи нежности? Водки, понимаешь, выпить. А по пьяни могли и повздорить, правда? Кто кого больше уважает, кто больше в этой жизни смыслит...
-- Кравцов боялся, что тот наделает глупостей, -- продолжал Шифман. -- Но Бреславцев возмутился, отправил Демина обратно в отдел, чтобы тот отдал удостоверение Жичигину. И лишь после этого Демин заглянул к Бреславцеву домой...
-- Зачем?
-- А убедиться, что тот не собирается ничего творить с собой.
-- Так и ходят гуськом, друг за другом, тьфу... -- хмыкнул Хромаков. -- «Каравай, каравай...» А что Литвинов?
-- Пока в работе. Но по данным экспертизы, смерть наступила между десятью и двенадцатью часами, а Литвинов с Карпенко вызвали бригаду в тринадцать сорок, сразу же после обнаружения трупа. Подтверждено магниткой. И свидетелем.
-- Карпенко не свидетель, -- заметил Хромаков.
-- Нет, есть другой свидетель. Дед во сто лет -- некто Красиков, пенсионер, участник ВОВ, ветеран труда, наставник и так далее. Целыми днями у окошка торчит. И божится, что утром видел лишь Демина, а Карпенко с Литвиновым пришли после полудня. Они еще постояли у подъезда, покурили... Уверенно опознал всех троих. Больше никого подозрительного, говорит, не заметил.
-- Не заметил... В доме шесть подъездов и девять этажей, черт возьми. Он что, всех жильцов может помнить?
-- Да они почти все знают друг друга. Многие в одном поселке жили, пока микрорайон не построился. Большинство и вселились в «китайскую стенку». Говорит -- не видел, хотя сидел с самого утра у окошка...
-- Может, поссать отлучался? У стариков это часто.
Шифман усмехнулся.
-- И это я спрашивал. А он... извините, снял штаны и показал мочеприемник.
-- Что? -- Хромаков вскинул брови.
-- Ну... Похоже на большой презерватив. Дед страдает ногами и пузырем. И постоянно делает... туда. А вечером выливает в унитаз. Так что сидел, говорит, не вставая, дочка ему и еду к окошку приносит, и водичку. Так что с сортиром не получается.
-- Значит, «получается» с чем-то другим, чего мы еще не знаем. Но с другой стороны, старперы всегда жаждут к себе внимания, особенно «важных» людей. Поэтому и утверждает этот Красиков все категорически. «Не видел -- значит, и не было никого». И все тут. А о том, что мог отвлечься и что-то прозевать -- даже если такое и было -- ни в жисть не скажет. Иначе, думает, потеряю собственную значимость в глазах «важных» людей... А мог, конечно, и по квартире пройтись, и телевизор посмотреть... Больше отработка жилого сектора ничего, вижу, не дала. А что Демин?
-- У него не было повода для сведения счетов. Это во-первых...
-- Не было или не выявлено? Еще великий Плавт сказал: «Определяйте понятия, и избавите себя от многих недоразумений»...
Шифман нервно поморщился и тут же взялся на щеку, делая вид, что у него болит зуб. Дотошность замначрозыска иногда раздражала до ненависти. «В протоколах обследования, -- упорно поучал «фантомас», -- никогда не пишите: пятна крови. Надо писать: пятна, похожие на кровь»...
-- Не выявлено, -- снова вздохнул Шифман, привыкший к постоянным уточнениям начальника. -- Отношения были ровные. Музыкой менялись. Кстати, в тот день Демин придумал повод для визита к Бреславцеву: дай, говорит, Высоцкого переписать. Французскую запись. Чтобы в киоске не покупать ни кассеты, ни компакт-диска.
-- А баба эта любвеобильная?
-- Душил мужчина. Грамотно душил, профессионально. Одним нажатием -- перелом шейного позвонка и продавлен кадык.
-- Спец?..
-- Похоже. Следы отчетливые, ладонь большая, мужская. А у Горской лапка махонькая...
Хромаков достал трубку, выдавил в нее табак из папиросы и прикурил, несколько раз пыхнув густым дымом.
-- Знаю, видел заключение. А мужика самого пока что нет. Даже наметок?
Шифман покачал головой.
-- Что ж, -- продолжал Хромаков. -- Значит, на сегодня будем считать, что Бреславцев из-за несчастной любви сам удавился, переломал себе позвонок а потом еще и натянул себе на голову пластиковый пакет. Для надежности. Как говорят, в жизни случается по-разному, и очень часто. В Париже, надо полагать, ты не бывал…
-- Что?.. – Шифман удивленно глянул на Хромакова.
-- В Лувр, говорю, ты не захаживал. Но не знать «Мону Лизу» не можешь. Как любой образованный человек, ты обязан иметь представление о творчестве великого Леонардо. Так, нет?
-- Так, -- ответил Шифман и фыркнул.
-- Та чего? – растерялся Хромаков.
Гн выдержав, Шифман смущенно захихикал и отвернулся, прикрывая рот ладонью.
-- Нет, все-таки? – Хромаков прищурился. – Чего ржешь?
-- Да так. Вспомнил…
-- Что вспомнил?
-- Один мой знакомый, тоже образованный человек, кричал на меня: «Чего молчишь, как картина художника Джо Конда?!»:
Теперь рассмеялся и начальник. Он не знал, что тем «образованным человеком» был не кто иной, как инспектор по работе с личным составом подполковник Сотников.
-- Ну, а ты-то сам сколько раз видел эту картину?
-- Сколько раз?.. – задумался Шифман, не понимая, к чему клонит собеседник. – Ну… сто раз. Может, больше. А при чем…
«Фантомас» отмахнулся от назревающего вопроса и продолжал допытываться:
-- Много раз видел, значит? И что запомнил?
-- Хрестоматийно-таинственную улыбку, объяснить которую не могут многие поколения, – вздохнув, ответил Шифман.
Он уже понял, что Хромаков неспроста пустился в словоблудия, отвлеченные от данного уголовного дела. Сейчас начнет демонстрировать собственную эрудицию, остроумие и превосходство, доказывая ограниченность капитана Шифмана.
-- И только улыбку?
Шифман промолчал.
-- Только улыбку? – повысил голос Хромаков.
-- Ну, глаза, -- уже менее уверенно отозвался Щифман. – Нос…
-- Точка, точка, запятая… -- задумчиво проговорил Хромаков, постукивая черенком трубки по столу. – А что на втором плане картины?
Шифман замер, прищурив глаза и морща лоб.
-- Хм… И не припомню, Это существенно?
-- Весьма, -- улыбнулся Хромаков. – Итак?..
А в самом деле, подумал Шифман, что изображено за спиной у девушки?.. Лес? Поле? Может, городской пейзаж? Или же портьера?.. В памяти ничего не возникало, это удивило и даже насторожило капитана. Но ведь что-то должно быть, не пустым же белым холстом обрамлен силуэт натурщицы по контуру…
-- С тобой все ясно, -- вздохнул Хромаков. – Сто раз, говоришь, видел, ага? И не помнишь?
-- Не помню, -- признался Шифман, разведя руками.
-- Нет, так нет. Ничего странного. Ты – нормальный мужик, без склероза и маразма. И не дальтоник. Дело не в твоей невнимательности или рассеянности, просто художник пошутил над тобой. И не только над тобой, а и над всем миром. Само лицо притягивает взгляд, улыбка завораживает. В этом и есть сила таланта. Вот и замыливается твой глаз, не отмечает того, что находится рядом, в той же плоскости. Понял?
-- Понял…
-- Ни хера ты не понял. А я вот к чему веду. Ты увлекся своей версией – простой, удобной и перспективной, казалось бы. И так она тебе понравилась, что не можешь от нее отойти, ничего вокруг не видишь, потому как глаз твой, извини, замылился.
-- В смысле?
-- Ты, вижу, пытаешься объединить всех – и Жичигина, и Карпенко, и Демина, и Литвинова, если не в одну банду, то в общую компанию, тянешь их друг к другу за уши, и это у тебя не выходит. То ли считаешь их полными идиотами, то ли просто не видишь, какие они все разные. Вот и выходит у тебя облом за обломом…
Шифман промолчал. Ирония Хромакова была ему понятна. Что поделаешь, за четыре дня так и не удалось продвинуться ни на шаг. Обыск в квартире Бреславцева не дал ничего интересного. И соседи сказать ничего не могли. Да и неудивительно -- почти все в такое время на работе, в школе, в институте. А если кто чего и видел, то, понятно, не обратил особого внимания. Мало ли людей входит в подъезд девятиэтажного дома? И часто ли опрос жилого сектора дает результаты? Сколько милицейских ботинок стоптано именно на лестничных площадках и маршах, сколько бесценного времени потрачено вот так, в поисках возможных очевидцев...
-- А что там наша хорошая девочка Лида? Обживается?
-- Первый день. Только вчера оформилась, информации ждать еще рано.
-- Рано, -- сделав несколько усиленных затяжек, Хромаков выбил уголь из трубки в пепельницу. -- Восприняли ее как?
-- Нормально. У них в ТСО и раньше работали несколько женщин. Удивления не вызвала. Да и закончила в свое время училище связи, тестером и отверткой орудовать может.
-- ТСО -- это что?
-- Группа технических средств охраны. Монтаж и обслуга сигнализации. Проще говоря – электрики.
-- Ага, понял. Ну, пусть ее поорудует, смежная профессия никому еще не вредила. Отчет каждый вечер, так и передай. Вопросы, просьбы, предложения? -- улыбнулся Хромаков. -- Нарекания, жалобы?
-- Нет, -- Шифман встал.
-- Действуй. Если что -- смело кантуй Чижикова. Он, насколько я в курсе, «автодело» уже дожимает. И оперативников не стесняйся гонять, а то, как ни выйду -- сидят, курят, в очко режутся...
Это было чистым преувеличением.
-- Есть гонять, -- кивнул Шифман.
-- Иди, работай.
Выйдя из кабинета, Шифман перевел дух.
***
-- Разрешите, Олег Анатольевич... Спасибо. У меня к вам вот какой вопрос, и для меня это очень важно. Я начну с...
-- Нужно короче, -- оборвал Демин. -- Самую суть. Быка – за рога, зайца – за яйца.
Мамочка, наморщив лоб, глядел прямо перед собой. Казалось, он забыл, что именно хотел сказать, но чувствовалось, что к разговору готовился долго. И, как почти всегда бывает, тщательно, вплоть до интонаций подготовленный в мыслях монолог казался наивным и беспомощным при воспроизведении. Демин в подобных случаях всегда надеется на вдохновение и экспромт. Разве что тогда, когда хотел встретить Верку, заготавливал несколько первых фраз...
-- У меня к вам личный вопрос... Но, наверное, он касается не меня одного. Дело в том, что...
-- Не развози. Смелее. И запомни: любое начальство внимательно слушает подчиненного лишь в первую минуту. Понял? Поехали!
-- Ага. Я еще и месяца не проработал, а начальник пульта Коньков уже высмеял меня перед сотрудниками и грозит выговором, а я считаю, что безосновательно, -- на едином дыхании выпалил Мамочка. -- Дело в том, что система обучения, которую предложил Коньков, совершенно... несовершенна, -- он замолчал, то ли ожидая реакции Демина, то ли критически оценивая сказанное.
-- Дальше, -- подбодрил Демин.
-- И, к моему несчастью, первым учеником по его системе оказался я сам, и уже по моим результатам можно судить о качестве этой системы... А Коньков считает свою систему идеальной, и в моих проблемах обвиняет лишь меня, он как глухой оппонент...
-- Спокойнее. «Система, систему, оппонент...» Проще излагай. Не диссертацию защищаешь, а говоришь с офицером-ментом. Он растеряется и не поймет...
Мамочка мучил Демина уже третье утро. После гибели Сильвера, когда свободную четвертую зону пришлось разделить между тремя электриками, а фактически -- лишь между Деминым и Сармаком, начальник пульта Коньков решил ученика Литвинова «отдавать» поочередно то одному, то другому, полагая, что разные наставники, с разными методами деятельности, смогут быстрее обучить нового электромонтера премудростям работы. Положение осложнялось еще и тем, что на нынешний день бесхозных зон было две: зона Сильвера -- по понятным причинам, и зона Мамочки, так как последний еще не готов к самостоятельной работе. Группа ТСО с нетерпением ждала еще одного электромонтера. Управление государственной охраны обещало решить этот вопрос в ближайшие дни. Хорошо еще, если переведут сюда опытного работника из другого районного отдела. А если будет очередной новичок, зеленый, как Мамочка? Тогда еще одного обучать придется, и не дай Бог, снова по системе Конькова...
Ушли первые тягостные впечатления, начали забываться массовые допросы в УВД и прокуратуре. Лишь четыре дня минуло -- и уже вычеркнут человек не только из личного состава подразделения, но и из активного сознания сотрудников. Продолжалась жизнь, продолжалась работа, и если вспоминал кто о Бреславцеве, то лишь тогда, когда получал вызов на его объекты, или же в курилке, глядя на пустующий подоконник — законное место Сильвера перед утренним инструктажем.
Дружбы особой с ним никто не водил, общие интересы ограничивались лишь работой и музыкой, вернее, большой фонотекой Сильвера. А вникать без надобности в личную жизнь друг друга было просто не принято, да и времени на это почти не оставалось: встретятся утром в курилке, потом -- инструктаж-развод, каждый на линию, на свою зону. Вечером -- отчет, и -- по домам. Вот и нет еще одного дня.
...Это было в четвертом классе. Классрук Зинаида Владимировна предложила поставить «Смелую сказку» по произведению Аркадия Гайдара «Военная тайна, или Сказка о Мальчише Кибальчише». Демин очень любил этот рассказ, вырванный из известной повести, он напамять знал весь текст, ходил в кукольный театр, где ставился этот спектакль, смотрел фильм и даже пытался сам придумать продолжение, где юный герой, конечно же, остается жив, а весть о его гибели – буржуинская дезинформация. А любая дезинформация всегда больше похожа на правду, чем сама правда – ибо продумывается тщательно и с вариантами, а правда лишь одна и уязвима со всех сторон.
Все роли уже были распределены. Мальчишем Кибальчишем стал кто-то из отличников. Отца, Брата, Всадника-трубача и Деда тоже выбрали без проблем. Задержка вышла лишь за ролью Мальчиша Плохиша. Почему-то никто не подходил: один слишком худенький, другой слишком интеллигентный на вид, третий и без того имеет двойку по поведению. Был, правда, еще один кандидат, типичный Плохиш, но у него папа занимал довольно высокую должность в сфере образования.
Так бы и сорвался спектакль...
Но тут в класс влетел Литвинов. Он шмыгнул носом, подтянул штаны и заныл противным голосом:
-- Зин-димировна, будильник сломался, трамвая долго не было...
-- О-о! -- дружным хором заревел класс. -- Плохиш, Плохиш!
-- О-о!.. -- восхитилась Зинаида Владимировна. -- Лучшего Плохиша и не найти...
Обалдевший Литвинов крутил головой, ничего не понимая. А когда до него дошла причина массового ликования, то он... громко заплакал. Сквозь жалобное вытье и судорожное всхлипывание все услышали, что Литвинов согласен играть кого угодно -- хоть Главного Буржуина, хоть его бульдога, хоть коня, хоть задние ноги этого коня, но... но не гадкого Плохиша!..
На репетиции Литвинов ходил кривясь и морщась, чтобы не расплакаться. Близким к истерике фальцетом он выкрикивал свои главные слова: «Я дров нарубил, я сена натащил, и поджег ящики с черными бомбами, белыми снарядами и желтыми патронами...» Слезы душили мальчика, когда он получал главную буржуинскую награду -- Черный Крест Предателя...
И вот -- премьера!
Где уж подевался тот бедненький четвероклассник Литвинов!
Вместо него был настоящий Мальчиш Плохиш, хитрый и жестокий диверсант, нахальный оборотень, враг-шпион... Рядом с ним на сцене нельзя было фальшивить -- он вдохновлял всех своей бескомпромиссной игрой, невероятным перевоплощением...
После спектакля его трижды вызывали на бис, он выходил и кланялся восторженным зрителям -- школьникам, учителям, родителям, работникам районо...
Потом он рыдал за кулисами. Демин от души завидовал Литвинову, которого девочки кормили его конфетами, отпаивали минералкой и гладили по головке...
И уж совсем добила «Плохиша» реплика в школьной стенгазете: «Целую бочку варенья и целую корзину печенья прислал Главный Буржуин в среднюю школу номер пятьдесят один. Видимо, кто-то из мальчишей все-таки выдал Военную тайну...»
--...Так вот. Смотрите: ежедневно у меня меняются наставники, у каждого свои методы работы и наставления...
Мамочка поднял глаза, полные отчаянья. Демин одобрительно кивнул.
-- Например, -- продолжал Мамочка, -- Сарм... то есть, Карпенко начинает объяснять мне схему ДУЗа, за день, конечно, не успевает, назавтра Демин показывает мне КРС, потом Карпенко водит меня по ФЭУП — в зависимости от того, на каком объекте мы находимся, где что установлено. В конце концов у меня все путается, и...
Демин слушал и думал совсем о другом.
К воротам, выводящим из парка на улицу, предстояло пройти мимо цепных каруселей. Каждый раз Демин невольно от них отворачивался и взгляд упирался в решетчатую ограду. А рядом качаются на ветру и тихо поскрипывают цепи. Отдыхает конструкция перед напряженным летним днем, когда снова допоздна ей придется крутить, раскачивать и расталкивать хохочущих молодых «наездников». Она выдержит -- железная...
-- Вот если бы у меня был один постоянный наставник, знающий уровень моей подготовки... Меня вполне устроил бы Демин, с ним легче.
В последний раз Демин садился на эту карусель восемь лет тому назад. Было солнце, потом -- дождь, потом -- опять солнце, звенели и свистели цепи, листва деревьев сливалась в сплошную зеленую стену, сидения разлетались от толчка в стороны, чтобы через несколько секунд снова плавно сблизиться на расстояние вытянутой руки, и звонко смеялась Верка...
Но вскоре, без ощутимого толчка, расстояние между ними увеличилось настолько, что сократить его стало невозможно. Даже протянув руки друг другу.
-- Ну как? -- Мамочка обогнал Демина на полшага и с надеждой повернул к нему свое веснушчатое лицо.
-- Да никак, -- пожал плечами Демин. -- Первый вариант был лучше -- меньше соплей. А сейчас – как в том анекдоте: «Так хорошо было с любовником, а потом пришел муж и все перетрахал по-своему...» Вообще-то, прикинь, кого Крава больше послушает -- начальника пульта Конькова или недоученного электрика Литвинова?
-- Тоже верно. Ну, тогда не знаю. Увольняться, что ли? -- вздохнул Мамочка и затих.
У ворот отдела охраны толстые голуби клевали кусочки мякиша, брошенные из окна третьего этажа. Не раз уже делались замечания хозяйке той квартиры, но по утрам все повторялось. И лишь когда к арке подкатывал оперативный автомобиль, голуби с трудом и явной неохотой поднимались в воздух, перебазировались на детскую площадку во дворе, и там, отчаянно картавя, жаловались на судьбу.
Отдел размещался в полуподвале жилого дома. Человек, зашедший сюда впервые, мог растеряться -- он попадал в длинный коридор, который заканчивался окошком кассы. Лишь приглядевшись внимательнее, можно было рассмотреть выкрашенные в серый цвет двери. Сливаясь с серой стеной, они создавали иллюзию единой плоскости. Одна из этих дверей, с недавно высаженным стеклом, вела в курилку. Дарья Матвеевна, которая в прошлом году не смогла выбить белой краски для дверей, все-таки изыскала резервы, чтобы выкрасить в ослепительно белый цвет все четыре угла курилки. Надеялась тетенька, что оперативники и электрики постесняются бросать туда окурки. Святая простота! А нет, чобы урну поставить...
-- Мужики! -- увидев Демина и Мамочку, Сармак вскочил с подоконника. -- У нас тут спор: что самое страшное для работника технических средств?
В первый момент Демин опешил, но тут же понял, почему Сармак был так оживлен. На подоконнике сидела незнакомая светловолосая девушка. Ясно, что Сармак нашел благодарного слушателя не в опостылевших Демине с Мамочкой, а именно в этом прелестном создании с огромными голубыми глазами и трогательными ямочками на щеках.
-- Представляю! -- на правах хозяина церемонно произнес Сармак. -- Наша новая коллега... или коллежанка, как вам будет угодно: Лидия! Фамилию, извините, назвать не могу, сам еще не выяснил. Что молодая -- не расстраивайтесь: уже третий разряд. За хрупкими плечами -- профтехучилище связи. А с этими архаровцами, -- он небрежно кивнул в сторону Демина и Мамочки, -- вы, Лидия, еще будете иметь честь... Итак, на чем бишь мы остановились?
-- На самом страшном для электрика...
Демин искоса поглядывал на новенькую. Недавно у них работали две девушки, но продержались недолго. Зина Маликова отправилась в декрет, потом уехала с семьей в Норильск, а Вита Листопад, закончив инженерно-экономический институт, ушла прямо через дорогу -- в «Промавтоматику». Они были неплохими специалистами в связи и сигнализации, даже жалко, что оставили отдел. Тем более, на каждую зону положено по два электрика, а здесь пока наоборот -- на две зоны по одному...
Но эта Лида сразу же не понравилась Демину. Как-то не сочетался ее скромный и нерешительный вид с отвертками, паяльниками, пробойниками и прочей атрибутикой электромонтера. Да такую и на объект-то страшно пустить -- вдруг кто обидит, или свалится на нее что-то тяжелое. И не матюкнешься теперь. Хотя, кто знает, может быть, и обманчиво первое впечатление. Во всяком случае, видно, что Сармак решительно настроен взять ее к себе в ученицы и уже подбивает клинышки. Прекрасно. Значит, вопрос с Мамочкой автоматически решен, и незачем теперь идти на поклон к Кравцову, объяснять и доказывать совершенно очевидные вещи.
-- Техслужба, на раздачу слонов! -- ожил динамик внутренней связи, и, досмеиваясь очередной шутке Сармака, электрики потянулись в красный уголок.
Судя по царившей там тишине, данные ночного рапорта ничего хорошего не предвещали. Под большим плакатом «Группа ТСО! Превратим наш отдел в образцовое подразделение!» начальник пульта Коньков и дежурная опергруппа изучали ночную сводку. Закончив чтение, Коньков продолжал тупо глядеть в журнал и с сожалением покачивал головой. Он словно предвидел нежелательный поворот событий, и вот эта догадка полностью подтвердилась...
-- Чей «Янтарь»? -- не поднимая взгляда, спросил Коньков.
-- Свободная зона, -- ответил за всех Сармак и подмигнул Лидии: -- До сегодня...
-- Кто был последним?
-- Я, -- отозвался Демин.
-- Великолепно. Ну, и читаем рапорт: «Янтарь». Сработал в два часа сорок семь минут. Опергруппа прибыла в два сорок девять. Целостность объекта не нарушена, причина сработки не установлена. Перезакрыт в три двенадцать. Пока все понятно?
Демин кивнул.
-- А вот и далее, -- невозмутимо продолжал Коньков. -- «Повторно сработал в четыре двадцать две. Целостность не нарушена, причина не установлена. Директор магазина Курцева Е.П. вторично перезакрывать отказалась. До утреннего открытия объект охранялся сержантом Гуревичем». Так было дело, Соколов?
-- Истинная правда, -- подтвердил дежурный инспектор. -- Что ни на есть.
Коньков брезгливо отодвинул журнал и снова глянул на Демина.
-- Что скажешь? Это уже тянет на выговорешник. И не только тебе, Сергей. Мне тоже. А клизма из-за тебя мне не нужна...
На пол свалился портфель Сармака, все вздрогнули и повернули головы. Сармак, нагнувшись, торопливо собирал рассыпанные по полу инструменты.
-- Владимир Федорович, -- сказал он, управившись и приподнимаясь. По всему было видно, что портфель упал не случайно. -- В этой зоне уже есть постоянный электрик. И я согласен помочь...
-- Не «я согласен», -- твердо произнес Коньков, -- а пойдете сейчас в «Янтарь» все вчетвером. Да, и ты, и Демин, и Литвинов, и... как вас? Лидия Зотова. Вычистите, вылижете блокировку до последнего винтика. Вот и практика для новичков будет. Далее. Ремонт. Семьдесят второй гастроном. Чей?
-- Мой, -- привстал Мамочка.
-- «Песчаный карьер -- два человека...» -- тихо проговорил Сармак, под хихиканье электромонтеров.
-- Карпенко! -- вскинул голову Коньков. -- Опять балаган?!
-- Все, молчу, молчу...
-- Квартира Звонарева, -- продолжал начальник пульта, дождавшись тишины. -- На завтра.
-- Я пойду, моя зона, -- ответил Демин.
-- Магазин «Весна». Мыли окна, сбили шваброй датчик.
-- Понял, -- кивнул Сармак. -- Повесим обратно, ноу проблемс...
-- Всё, -- Коньков закрыл журнал. -- В «Янтарь», и по зонам. Уже половина десятого.
Рабочий день начался.