А потом была проверка боеготовности нашей
части высоким начальством из Владимира, на которой должен был состояться парад и стрельба из карабина Симонова из положения лежа. Целую неделю мы только и делали, что ходили строем и громко пели солдатские песни, из которых мне запомнились две: - «Комсомольцы-добровольцы» и «Соловей, соловей, пташечка». Запевалой был рыжий Тюрин. И вот настал день Х.Был наведен полный марафет. Художник, у которого оказался пусть не очень красивый, но зато очень громкий голос, и украсили
казармы лозунгами и плакатами патриотического содержания. В красных уголках появились стенгазеты с очень умными статьями, в которых наши командиры призывали нас, молодых солдат добросовестно и честно служить родине, не посрамить честь и достоинство советского воина. Кругом была идеальная чистота. Лужи на дорожке, по которой мы должны были пройти маршем, был засыпаны песком и гравием, а сбоку была построена трибуна, на которой должно было стоять высокое начальство,
приветствуя славных воинов-топографов. Мы четким шагом прошли мимо импровизированной трибуны, на которой в окружении офицеров, стоял высокий человек в генеральской папахе, и, приложив руку к виску, громко приветствовал нас следующими словами - «Здравствуйте товарищи топографисты!» Рядовой Тюрин превзошел самого себя, его голос просто сотрясал воздух, а слова, соловей, соловей, пташечка, жалобно поет, звучали как раскаты грома. Мы дружно подпевали. На стрельбище, капитан Иванов, обещал десяти лучшим стрелкам предоставить десятисуточный отпуск, с поездкой на родину. И странное дело, если на тренировках я стрелял из рук вон плохо, то здесь я превзошел самого себя. Первым, я, конечно, не был, но если память мне не изменяет, вошел в тройку призеров, за что и получил такой желанный и долгожданный отпуск. Все было хорошо, но, как известно, ложка дегтя портит бочку меда. И токая ложка нашлась!
Столовая сверкала и блестела. Солдатские миски были надраены до зеркального блеска. Столы и пол сияли первозданной чистотой, а офицерский столик был накрыт скатертью, украшенной замысловатыми узорами, вышитыми руками офицерских жен. На краю каждого из толов стояла большая кастрюля с наваристым борщом, в котором плавали солидные куски аппетитно пахнущего, самого настоящего мяса. Мы уселись, согласно заведенному порядку и разводящий Смехов стал наполнять миски по цепочке в дальний угол стола. Ароматный запах распространился на всю территорию столовой, вызывая обильное выделение желудочного сока. - «Давно нас так не кормили» - сказал Лева Мочалкин,отправляя в рот очередную порцию борща.-«Ведь могут, когда захотят!»Дверь открылась, и в сопровождении свиты в столовой появился генерал. За ним следовали подполковник Мороз и майор Баранов, возбужденные и слегка раскрасневшиеся от быстрой ходьбы.-«Встать, смирно!»-испуганно закричал дежурный офицер, и строевым шагом направился к высокому гостю, собираясь отдать рапорт, но был остановлен мягким движением начальственной руки.-«Отставить, отставить.»-милостиво разрешил генерал.—«Пусть солдаты спокойно покушают, они это заслужили!»
«Да и мне не помешает перекусить, давно я не едал солдатской пищи»- с этими словами генерал к одному из столов и занял свободное место в самом конце стола, рядом с рядовым Перепелкиным, который от испуга чуть было, не проглотил ложку. Он был из далекой сибирской деревни, и настоящего генерала видел впервые в жизни. Разводящий, рядовой Смехов наполнил до краев миску, и вместо того, чтобы передать ее по цепочке, сам решил обслужить высокого гостя. Но, как говориться, если бы знать, где упадешь, то подстелил бы соломки. Немного не доходя до генерала, он неожиданно споткнулся, миска накренилась, и часть содержимого вылилось на оторопевшего от неожиданности генерала. Смехов совсем растерялся и уронил миску на пол. Большая, рыжая кошка, сидевшая под столом, прыгнула за миской, выхватила из нее кусок мяса, и с радостным урчаньем скрылась в своем убежище. Все затаили дыхание, наступила полная тишина, предвещавшая бурю, которая и не замедлила разразиться. Реакция высокого гостя совершенно не соответствовала его высокому званию. Генерал ругался, как сапожник перед лицом готового провалиться под землю рядового Смехова, и, казалось, еще немного и от него останется только мокрое место.
Подполковник Мороз схватился за сердце, и бессильно опустился на скамью. И только майор Баранов оказался на высоте. Он достал из кармана носовой платок, встал на колени, и стал ловкими движениями счищать с генеральских брюк, налипшее на них содержание солдатского борща. - «Ничего, товарищ генерал» - ласково приговаривал он, сейчас все отмоем, и следа не останется. Что ты стоишь как истукан, сбегай на кухню, принеси воды!» - приказал он совсем обалдевшему Смехову. Сейчас, сейчас все отмоем!» Но генерал уже пришел в себя, гневно оттолкнув майора, он встал и направился к выходу, с такой силой захлопнув за собой дверь, что казалось, стекла вот-вот вылетят из оконных рам. Наступила полная тишина, а затем громкий солдатский хохот потряс столовую. Впрочем, этот случай скоро забылся. Смехов получил десять суток гауптвахты, подполковник Мороз так и остался подполковником, а майор Баранов получил повышение и сравнялся по званию со своим командиром.
Курятник
Анатолий Лисицын
Есть у меня куриный дом,
Курятником зовется он.
Живет горластый там петух
И кур хохлатых десять штук.
Зачем ему так много жен?
Неужто в каждую влюблен?
А у меня всего одна
И то сварливая жена!
Все хорошо, но вот беда,
Такое будет не всегда.
Когда петух не будет нужен,
Получится хороший ужин!
А впрочем, радость небольшая,
И у меня судьба такая,
Когда я буду всем не нужен