Начало дня, в виде огромного круга солнца, подымающегося из-за горизонта, мы так и не дождались – засыпая, кто-то из нас закрыл дверь, чтобы всё тепло из будки не улетучилось. Сквозь сон почувствовали, что машина поехала и какое-то время неслась по степному бездорожью. Потом вдруг резко затормозила, хлопнула дверь кабины, голоса, дверь кунга распахнулась и снаружи, на уровне пола, заглянуло лицо Командующего Военным Округом генерала М. «Один боец – на выход!».
Я оказался к двери ближе остальных, застегнул ремень, ворот и, нахлобучив пилотку, спрыгнул вниз: «Рядовой Агабальянц», - громко по уставу отрапортовал прямо в лицо Командующему. Он заметно сморщился – видимо, как остаточное явление нашего позднего ужина, превалировал лук: «Рядовой Аба…, - запнулся он уже на втором слоге и, оставив эту бесперспективную затею по произнесению моей фамилии, перешёл к сути: – Ваш пост здесь. Колонна пойдёт оттуда, - сказал он, махнув рукой влево, - направите её туда, - взмах вправо. – Задание ясно?». «Такточнотоварищгенералразрешитевыполнять?» - в служебном рвении я так бойко вскинул руку к виску, что жезл, висящий на запястье, чуть было не сбил фуражку с его головы. Ловко уйдя от удара – видимо, не я первый такой резвый – он закончил: «Выполняйте», - небрежно отдав честь, развернулся и быстро пошёл к «газику». Уже из машины он снова окинул меня взглядом, так, будто хотел запомнить, захлопнул дверь и умчал прочь. Так же прочь, но в другую сторону, в сторону «вправо» умчал и мой кунг.
Где здесь лево, где право? С чего вдруг такая нелепая мысль, что наша колонна пойдёт именно «оттуда» и почему-либо им может взбрести в голову именно здесь, вот на этом бездорожном пустыре, свернуть куда-нибудь, а я, мудро оставленный всё предвидящим командованием точно в этом квадрате земли, предотвращу их заблуждение и отправлю их «туда», куда нужно! Бред! Этот клочок пустыни ничем не отличается от всего остального многокилометрового пространства, которое простирается вокруг. Это только то, что я вижу. А там, за холмами, где мне уже не видно? Им ещё придётся немало потрудиться, чтобы отыскать меня именно здесь и получить от меня, так необходимые для них, рекомендации по направлению движения. Но, «приказы не обсуждаются»! Тем более, отданные непосредственно самим Командующим Военного Округа. Поди не каждый день, не каждому смертному рядовому лично (!) отдаёт приказы целый генерал!
Я остался один на один с собой. Весь предыдущий год о таком кайфе можно было только мечтать – ни тебе сопящих сослуживцев рядом, ни нудного начальства. Человеку же нужно бывать иногда одному, а во время службы такое почти не удавалось. Разве что, в ночных нарядах, да и там, всё время встревали, то дежурный по части, то дневальные, то проверяющий нагрянет. А сейчас – нет никого! Какой тут проверяющий тебя найдёт – сам заблудится!
И я немного воспользовался этим одиночеством – весело вдохнул-выдохнул вольной степью, взбежал на соседний холм (панорама не изменилась), посидел, скрестив ноги и щурясь на солнце, чуть-чуть помедитировал (тогда, конечно, этого слова я ещё не знал, но процесс был схож), громко понапевал какие-то безумные (в смысле, без особо глубокого содержания) мелодии, поразговаривал сам с собой в полный голос. Эх, везёт же людям с хорошей памятью – они, говорят, часами могут читать стихи! Я сейчас тоже, встал бы тут памятником, да продекламировал что-нибудь нетленное…
Вскоре потянуло к своим. Человек, конечно, поразительное существо – он всё время хочет именно того, что в данный момент недосягаемо и не может долго безоглядно радоваться тому, что ему уже привалило. Казалось бы, хотел побыть один – на, будь! Ан нет, теперь хочу вместе. Ну, прежде всего, просто хочу есть! Вчерашние бригадные обед и ужин прошли без моего в них участия, теперь накрывается медным тазом и сегодняшний завтрак, и мне, по вполне понятной причине, обидно пропускать это событие. А что есть на завтрак у меня? Половина фляжки воды, оставшейся после ночного чаепития и добрые воспоминания о позднем ужине. Сейчас бы, конечно, того чифиря и тех уникальных неповторимых сэндвичей!.. Увы, неповторимых. Хорошо было полежать в ночной тиши после этого ужина, посмотреть на звёзды в небе, подбросить в печку полешку и послушать, как тепло потрескивает она в буржуйке, поболтать ниочём, да и не думать ни о чём.
А сейчас – с завтраком я уже пролетел и что к обеду меня заберут ещё не факт. Если вообще заберут. Ведь может же наша автоколонна пройти за теми холмами, и я её даже не замечу, и не услышу, потому что ветер дует в ту сторону. И последняя машина обоза, которая должна забрать меня, пройдёт в замыкании, и оставленного на дороге регулировщика даже не увидят, и не вспомнят в общей кутерьме общевойсковых стрельб. «Так и с ужином пролететь можно», - промелькнуло в голове, и потом, уже и не помню, скоро ли, я вновь сопоставил всю теперешнюю ситуацию с прошедшей ночью, и в воспоминаниях добавились фары-глаза шакалов, которые прошлой ночью плотным кольцом окружили нас и прижали вплотную к машине, которой сейчас-то у меня и нет за спиной. И топора того с зазубринами, который той ночью немного успокаивал нас, нет. И товарищей моих рядом нет. И, так получалось, что теперь вообще уже ничего нет к приближающейся ночи, которая наступит, ещё не очень скоро, но неминуемо начнётся и … для меня уже не закончится. Понятно, что шакалы своего не упустят и отыграются за вчерашнее.
На часах был полдень.
…
Пока ещё только полдень. Но за остающееся светлое время суток ситуация никак не могла измениться. Что было делать? Идти просто по прямой – неизвестно куда, в какой стороне что-то может быть? Конечно, здесь где-то есть поселения, но где? Может быть совсем рядом, а может и в десятках километров. А уйдя с поста, я уже окончательно лишаю себя надежды на возможную встречу с проходящей колонной. Хотя они наверняка уже проехали – регулировщиков выставляет на точку первая машина обоза, идущая раньше остальных за час-полтора. А сейчас времени прошло во много раз больше.
Я поднялся на несколько близстоящих холмов (каждый из них находился в километре-двух вокруг), посмотрел вдаль, насколько было видно – всё одинаково, нет никакой зацепки для взгляда, ничего такого, в чём можно, напрягая весь свой оптимизм и веру в лучшее, увидеть признаки присутствия людей. Вернулся на исходную позицию, снова проанализировал ситуацию. На пост меня выставил Командующий, а должен был это сделать Начальник Штаба или его помощник, заместитель, посыльный. Когда команда исходит от него, то он же и отслеживает систему возвращения всех регулировщиков на базу. Он точно знает, кому-когда-что поручил и откуда-кого забирать, куда-кого перебрасывать. Но мне никаких задач он не ставил, значит в его реестре я сейчас просто не значусь. Команду отдал Командующий, то есть человек, который дальше мою «судьбу» отслеживать не будет – у него другие функции. Остаётся надеяться, что он случайно (именно только случайно!) сказал об этом Начальнику Штаба. Такую ситуацию, когда генерал докладывает о своих действиях подполковнику, представить невозможно даже в самых смелых мечтах. Старшего машины, офицера, я вообще не интересую – его задача была только довезти меня до места и он прекрасно знает, что забирают регулировщика другие. Он заберёт меня, и, даже будет искать по степи, если получит соответствующую команду, но он её не получит.
Конечно, помнят обо мне мои товарищи, те, которые видели где и когда я остался на посту. Но и здесь есть свои нюансы – нас, во взводе регулировщиков, много и мы часто, во время марш-бросков, просто не пересекаемся. Бывает, что забрасывают нас на объект одной машиной, а забирают двумя другими и перебрасывают на разные позиции. Тогда мы, работая на одной трассе, просто не видим друг друга и не знаем о наших передвижениях. Мы встречаемся только после отбоя тревоги, после возвращения «домой». Учитывая то, что этот марш-бросок рассчитан на несколько дней – нет предпосылок к тому, что меня хватятся сегодня.
Перспективы были не радужные. Мне немного взгрустнулось, мягко говоря. Но, хотя в пору было подумать о чём-нибудь возвышенном, я почему-то, думал о еде. Даже не столько о самой еде, сколько о том, что хотелось бы что-нибудь съесть. Так, немножечко хандря, я не сразу заметил, как вдалеке, окутанный маревом степной дымки, приближаясь из маленькой точки в армейскую машину, появился кунг. Звука мотора не было слышно, видимо ветер дул с моей стороны и звук не доходил. Да ещё и пустынная пыль обволакивала его и, то ли от безнадёжности моего настроения, то ли от всех этих визуальных эффектов – машина показалась призраком. Грузовик нёсся на всех порах, лавируя между ухабами и ямами, шёл отчётливо в мою сторону, шёл, действительно, неправдоподобно быстро и легко, как бы паря в воздухе, и, в то же время, как при замедленной съёмке, плавно. По каким-то неуловимым приметам я понял, что это (если оно, конечно, не мираж на самом деле) транспорт не из нашей бригады. И, от неожиданности этого явления, я растерялся и не подумал, что мне с этой машиной делать. Ну, в общем, мне ничего не нужно было с ней делать – если объект чужой, значит, я должен его просто проигнорировать. Хотя игнорировать, в моём положении, мне совсем не хотелось, но и как поступить в данном случае, я всё никак не мог решить. Наверное, со стороны я выглядел полным болваном – стою посреди степи с открытым ртом и регулировочным жезлом! Сюр!
А, пока я представлял себя со стороны, кунг подлетел ко мне почти вплотную и, не сбавляя скорости, круто взял влево, немного даже накреняясь на бок от резкого манёвра. И, в тот самый момент, когда машина свернула, а будка кузова поравнялась со мной, из ее окна высунулась рука в гимнастёрке (остального я не видел) и бросила в меня полбуханкой чёрного хлеба…
Я только и успел, что закрыть рот, чтобы не наглотаться пыли, поднявшейся за колёсами. Я стоял так же тупо, как и до того, и смотрел вслед. Сначала была видна только пыль, потом, когда она осела, уже не было ничего. Ничего того, что могло хотя бы намекнуть на только что промчавшийся грузовик. Какая-то нереальная фантастика! Произошло то, чего не могло быть, что не объясняется никакой логикой, никакими аналитическими доводами.
Во-первых, одна машина в пустыне. Должно быть что-то, говорящее о колонне. Во-вторых, почему именно здесь? Ведь, всё же, это не дорога, не заезжий перекрёсток. Потом, почему он ехал точно на меня, а потом, вдруг, сразу повернул на девяносто градусов? Он же мог изначально ехать туда, куда свернул. Зачем он сделал этот крюк? Если уж подъехал, то почему не притормозил? Почему вдруг мне выбросили хлеб? Люди в будке не могли видеть меня заранее (у кузова нет переднего окна)? Почему, почему, почему???
Но хлеб – он лежал у моих ног, точно там, куда был сброшен, куда откатился, влекомый инерцией скорости. Если бы не эти полбуханки, траекторию полёта которой, из окошка до земли я запомнил отчётливо – всё остальное я бы принял за игру уставшего, голодного воображения.
Я поднял хлеб – он был чуть-чуть тёплый (вероятно, в кунге, где он был минуту назад, было жарко) – и прижал его к лицу: запах хлеба был выше всяких описаний!
…
Потом я сидел на небольшом бугорке и тщательно, очень не спеша, смакуя каждый кусочек, ел этот роскошный подарок. Скоро закат, торопиться мне было некуда, равно, как и экономить хлеб – незачем. Вдали, очень далеко от меня, зажглись редкие огоньки какого-то селения. Значит, аул был действительно в зоне досягаемости, но, если бы я знал это днём, то в этом знании был бы смысл. Днём же огней не было, и разглядеть что-либо в серой линии горизонта было невозможно.
А сейчас идти туда уже было поздно – я не пройду и четверти пути, как начнётся холодная, шакальная, степная ночь. Поэтому, наслаждаясь, я доел всё, всё до последней крошки. Я лег на спину, подложив руки под голову, и любовался редкими облаками, розовеющими в лучах заходящего солнца. Я думал об этом грузовике, неожиданно появившемся здесь и так же в никуда исчезнувшем, о волшебной руке дающего, давшей мне хлеб, а вместе с ним и, пусть кратковременную, но благодать, пусть и необоснованную, но надежду, я подумал о том, что не всё поддаётся логичному объяснению, ибо всё что было связано с этой таинственной машиной никакому вообще объяснению не подлежит. А раз так, то может и мои выкладки относительно того, что меня не заберут, тоже не точны. По логике – не заберут, а так…
…
Солнце практически уже ушло за землю, когда вдали снова показалась машина. Она остановилась чёрным силуэтом в километре от меня, водитель спрыгнул из кабины и полез под капот. Я уже не искушал судьбу долгими раздумьями – побежал в их сторону, молясь, чтобы они не починились раньше, чем я добегу до них. Ветер был с их стороны, и я слышал их голоса, и лязг железок, и офицерскую бурчащую ругань.
Это оказалась наша машина. Колонна действительно ещё утром прошла по какому-то другому пути, а они несколько раз ломались, перегревались и что-то там ещё, а потому отстали сильно и сами потерялись, но сейчас, по каким-то, малопонятным приметам, куда-то ехали и надеялись добраться на базу до темна.
А ребята, мои товарищи, действительно подняли шум по поводу моего отсутствия, но им никто не верил. Ведь приказа о выставлении меня на пост никто не отдавал, никто, из тех, кто должен был это сделать. А поверить в то, что таким мелким вопросом занимался сам (!) Командующий – в это поверить никто не мог.
Но всё это я узнал уже поздним вечером, когда хлебал из котелка холодный ужин, заботливо оставленный мне друзьями. Потом мы ещё немного поболтали, потом полезли под припаркованный грузовик – там от работающего двигателя шло остаточное тепло – и заснули.
На часах была полночь.
**************
Наша вселенная сфинксу подобна:
вне времени – и без начала,
и в бесконечности вечна.
Людям вопросы, то в шутку, то злобно
всё время она задавала –
мысли о жизни и смерти.
Всех же, кто ей не ответил подробно,
нещадно она пожирала,
как и положено зверю.
(Ав.Исаакян «Сфинкс»,
перевод М.Агабальянца, октябрь-ноябрь 1981г.)