- Вот так бы всегда «Hi – Light» приносил, было бы клёво – вдыхая табачный аромат японских сигарет, протянул Сумач – «Хрустальный» будет очень доволен.
- А, что он сейчас здесь? – удивился Шумков – запихивая хлеб под фланку.
- Заведование три дня назад принял, теперь «вешаемся», ему отпуск светил, да обломался из «Гарсунки» сразу двое дембельнулись, вот его и сюда к молодым, он на нас и отрывается теперь. Думали, легче станет. Тем хоть уже пофиг было, а этому ещё полгода тянуть. А тут ещё о «сверхсрочной» думает – тогда совсем беда.
- Вижу, ты даже похудел, Сумач.
- Да, ладно, думаешь здесь служба лёгкая – оскорбился «гарсунщик» - Иди лучше, да по скорей, чего здесь шарахаться. Ещё «Хрустальный» не дай боже проснётся, тогда нам худо придётся.
Сумач сделал очень озабоченный вид и Шумков понял, что пора уходить, но ещё так хотелось что – нибудь выпросить пожрать. Но, несмотря на просьбы своего сослуживца, «гарсунщик» был непреклонен и силой вытолкнул Виктора из офицерской столовой.
Пробираясь полутёмными коридорами обратно в медблок, Шумков нарвался на пьяного, бредущего неизвестно куда и чрезвычайно злого Бузанова. Пришлось, есть хлеб за всех, кто его так сильно ждал, пуская слюни, уже не наслаждаясь тем, как во рту хрустит тёплый белый кусок.
- Жри сука всю буханку, жри падла, - заревел старослужащий, и его красные и дурные от алкоголя глаза едва не вылезли из орбит.
Он наворачивал на кулак фланку Шумкова, а другая его рука повисла над головой худенького испуганного матроса, который давился и исходил икотой, проглатывая, почти не пережёвывая куски хлеба. Бузанов готов был размазать молодого матроса по переборке, злость на весь мир из задержки дембеля приводила его в состояние бешенства. Проглотив за считанные секунды полбуханки, Шумков стал задыхаться. Нехватка воздуха почти всегда обостряла в нём инстинкт самосохранения, появлялась дьявольская сила, а страх тотчас исчезал. Виктор превращался в затравленного до крайней степени зверя. И здесь его уже ничего не сдерживало. Он со всей силы ударил Бузанова коленом в пах. Старослужащий дико взвыл от острой боли. Шумков тем временем не теряя ни секунды, свалил его на палубу и стал молотить оставшимся куском хлеба по лицу обидчика. Удары Виктора были быстры, точны и тяжелы. Через мгновение белый хлеб побагровел, Шумков не останавливался. Вскоре на лице старослужащего образовалась кровавая каша. Но Шумков продолжал со всего маху портить лицо дембелю. Стоны и мольбы о пощаде лишь разжигали в нём безумный гнев. «Саракоту» его было не сбросить, разъярённый «карась» мёртво вцепился в свою «добычу».
- Сам жри скотина, сам жри, сам жри – с каждой секундой свирепел Шумков – Ты сейчас у меня весь кусок, проглотишь сволочь.
- Ты, чего Витюха, ты чего…. Не надо – захлебываясь от крови, простонал Бузанов.
Молодой матрос почувствовал, что его сослуживец ослаб и, с великой жестокостью засунул то, что осталось от хлеба ему в рот.
- Жри сука, жри подонок – прошипел Шумков и искривил лицо.
Глаза молодого матроса, были полны какого – то непредсказуемого безумия. Виктор поднялся над своей жертвой. Приступ ярости ещё не прошёл, скорее, подошёл самый его пик и Шумков подпрыгнув, приземлился всей своей тяжестью, жесткими прогарами прямо на лицо старослужащем Бузанову. Потом ещё раз уже с большим остервенением, как будто бы поймав азарт мщения. А напоследок два раза пнул по его голове, как по футбольному мечу, со всего размаха. Бузанов замолк. Его голова напоминала сплошное месиво, словно в неё попали из дробовика. Такое зрелище Шумков припоминал по видеофильмам. Хотелось ещё бить и бить по ней, и посмотреть, как она отвалится от тела, но, в это время обезумевший матрос начал приходить в себя. Через пять, десять секунд он отдышался, немного упокоился. Виктор оттащил дембеля к переборке, а сам принялся оттирать кровь о штаны и фланку своего обидчика. Нужно было поскорее убираться с этого места, подобное деяние могло фатально обернуться для Шумкова, он это понимал. Но, Бузанова нисколько не жалел. Он был очень горд своим поступком. К счастью никого рядом не оказалось. Только шум вентиляционных шахт, периодически нарушал тишину огромного чрева корабля. Виктор отстегнул гюйс Бузанова и собрал в него окровавленные куски хлеба, из – за которого всё и началось. Пошарил по карманам. Нашёл пачку «Востока», почти пустую, коробок спичек. Всё это тотчас засунул себе под ремень. Затем, оттерев себя от крови, Виктор направился в медблок, уже по шкафуту, по пути выбросив окровавленные куски хлеба, замотанные в гюйс забитого им старослужащего Александра Бузанова за борт. Теперь он передвигался как крыса, нагло и уверенно, неся остаток своей добычи к себе в «нору». И не приходило никаких мыслей, кроме одной: «Как здорово он смог постоять за себя».
В медблоке пришлось соврать и придумать историю «об изъятии одной буханки группой незадачливых старослужащих», боевого номера которых, ни лиц с перепугу он не запомнил. Больные немного поворчали от недовольства, но вскоре забыли о второй буханке. Все понимали, что «Сказочник» ещё легко отделался. А Виктор тем временем стал выходить из шокового состояния. В голове заевшей пластинкой проигрывалась одна только фраза: «Если Бузанов мёртв, если мёртв, если мёртв, мёртв, мертв…».
Матроса Службы «Д» Александра Бузанова принесли в медблок часом позже. Он уже находился в сознании и мог говорить. Но, ничего вразумительного ответить дежурному по кораблю у него не получалось. Он был очень плох. Медики, наспех обработав его изуродованное лицо, предварительно зафиксировали у бойца и сотрясение мозга, и сломанный нос, проявилось множество гематом. «С кем подрался старослужащий Бузанов»? На этот вопрос, он бы всё равно не ответил даже себе. Правды он не знал, голова трещала, и ничего не помнил. Он только тяжело дышал перегаром и судорожно реагировал на прикосновения к его лицу лейтенанта – медика.
Такой случай мог обернуться для того кто это сделал как минимум «кичей», а может и трибуналом. К счастью для Виктора Шумкова, Бузанов ничего не помнил, и свидетелей содеянному не было. Молодому дежурному капитан-лейтенанту, в чью вахту произошло это ЧП, пришлось принимать какое – то решение. Травмы головы, оказались очень серьёзными. Стоял вопрос об отправке матроса Бузанова в госпиталь и мягкое, нормальное, убедительное объяснение тому, что с ним случилось для врачей стационара, пришлось придумывать самому пострадавшему. Вечером этого же дня его отправили в госпиталь. Многие старослужащие «Алтая», терялись в догадках: «Кто же мог совершить такой дерзкий и безумный поступок»? По характеру Александр Бузанов был несколько трусоват и беспринципен. Он ни за чтобы, ни подрался с кем - нибудь из своего призыва даже если бы ему навязали эту ситуацию.
Матрос Шумков преподнёс старослужащему Бузанову отличный подарок на дембель и урок. На лице его остались уродливые шрамы, приплюснутый, сломанный нос, а ещё он оглох на одно ухо. И ничего тут не поделаешь, объяснительная бумага, являлась исчерпывающим доказательством его позора, разгильдяйства и грубого нарушения корабельного устава и дисциплины. Уже после, когда он стоял перед врачебной комиссией, плакал, не сдерживая слёз. Матроса ССВ «Алтай» комиссовали уже после того, когда пришёл к нему дембель.
Это ЧП для Службы «Д» как и для всей части не стало уроком. Хотя по шапке получили многие. Игорь Скуратов был особенно в бешенстве. Всем офицерам и мичманам отменил увольнительные. За исключением капитан – лейтенанта Данилюка, у которого помимо этого имелось много дел. Приказ должен был действовать схода последнего служащего, увольняющегося в запас. Весь низший состав Службы побрили наголо. Почему Скуратову такое решение пришло в голову, никто не понимал. Дембеля ещё больше озверели, теперь уже назревали конфликты с офицерами. Но, до настоящего рукоприкладства дело не доходило, каждый понимал, что избежать «кичи» в этом случае уже никому не удастся. Для офицеров это было бы несмываемым позором, для дембелей верхом глупости. Вместе с этим вышло распоряжение командира корабля усилить офицерский контроль по БЧ и Службам. Каждую ночь, один из офицеров или мичманов, в порядке очереди должен был дежурить у кубриков и следить за порядком и всеми передвижениями старшин и матросов. Конечно же, всю ночь находиться на нижних палубах никто не собирался. Тем более проверкой этому являлась только совесть самих офицеров.