Наутро после свадьбы мы, смущаясь, вышли из спальни. В квартире тихо, в проёме двери на стуле со шваброй наперевес дремлет мама мужа. Услышав нас, вскочила:
– Я тута сторожу. Давеча зятевья приходили, простыню проверить, так я им шваброй по мордасам: не позорьте Вовку, он не на Маньке деревенской жанился, на еврейке антилигентной, можа у них так не положено. Тепереча они на мороз пошли, буйны головы проветрить и баб с ребятишками забрали. Скоро будуть.
– Спасибо, мама! – Сказал Володя и выразительно глянул на меня.
– Спасибо, Устинья Афанасьевна, – повторила я за мужем. Она поднялась со своего поста, зло чиркнула меня взглядом:
– Не для тебя старалась, для сыночка мово единокровного… – и, семеня, заторопилась на кухню, откуда доносились вкусные запахи.
– Твоя мама на меня сердится? – Обернулась я к новоиспечённому мужу.
– Я же просил, зови её мамой, она этого ждёт, у нас так принято…
– Не могу...
В комнату вошёл папа.
– Доброе утро, папочка, – обняла я его.
– Доброе утро, отец, – вторил мне муж. Папа сделал шаг назад, запнулся на пустом месте, внимательно посмотрел на Володю. Зазвонил телефон, папа поднял трубку:
– Семён Борисович? Спасибо, Сенечка! Представляешь, у меня сынок объявился, отцом меня зовет, – неестественно хихикнув, заявил в трубку папа.
Вернулись родные мужа. Старший зять Володи нырнул в туалет и, выйдя оттуда, провозгласил:
– Ежели кому по нужде, осторожно с хрусталём…
Я думала шутка, нам «антилигентам» не понять. Решив посетить данное заведение, убедилась, что всё серьёзно. В туалете на унитаз надета хрустальная люстра с подвесками, такую в деревне не купишь. Чтобы выполнить задуманное, пришлось сидя на унитазе, держать над головой эту драгоценность. С тех пор всякий раз, когда я захожу в магазин электротоваров, я вспоминаю себя, сидящей на унитазе с хрустальной люстрой в высоко поднятой руке.
Мама и Устинья Афанасьевна накрыли столы. Ели, пили, пели…
А я сношеньку люблю
Ей купальник подарю.
Самый тёплый меховой,
Пусть купается зимой!
Стали бросать деньги:
– На потолок десятки не клеить, – кричит Володин зять, тот что мощнее, – невеста тяжёлая!
– Ты чо, оглашенный, – рявкнула на него свекровь, – откуда взял, что она тяжёлая? Ноне только первая ночка была.
– Мать, я в другом смысле: Вовке надо молодуху подымать, чтоб деньгу доставала, а она вон какая здоровенная, ещё шурин мой надорвётся.
– Тебя спросить забыли? Я быстро за шваброй, чай морда твоя её помнит? – И завизжала, – высоко деньгу не клеить, надорвется Вовка, Вовка-то надорвётся.
Темнеет. Новоиспеченная родня засобиралась на электричку. Я протянула Устинье Афанасьевне платочек, что мы с Володей купили ей в подарок:
– Это Вам! Носите на здоровье, Устинья…, – но натолкнувшись на настойчивый взгляд мужа, – с трудом выдавила, – носите на здоровье, мама…
– Спасибо, доченька, спасибо, родная, – душевно всхлипнув, она обняла меня, взяла платочек, развернула, полюбовалась, спрятала в потёртую сумку. – Не стану таскать, на смертное приберегу. – После муж объяснил, это большая честь: у стариков принято нарядные вещи складывать на смертное для встречи с богом.