В мае 1954-го года Ленинград посетила английская студенческая делегация. Студенты просили показать им могилы писателей Зощенко и Ахматовой. Зощенку молодые англичане помнили, оказывается. Может, по скандалу прежнему, а, возможно, они и читателями его были. Рассказы и фельетоны его появлялись, как выяснилось, на страницах тамошних изданий «The New Statesman and the Nation», «The Spectator», «Lilliput» «News Cronicle», иногда они выходили и отдельными книжками. Эти рассказы там оценили вполне высоко, только поняли их довольно своеобразно: «Зощенко — это русский Кафка, фантаст и антиутопист. Он гениально выдумал коммунальные жилища, где проживают разом множество семей. Это устрашающий и жуткий символ будущего».
- А что такое коммунальная квартира? - спросил Дементия внук. Дементий снял очки.
- Это такое явление... не будем сейчас разбирать вопрос, откуда они взялись. Это квартиры, в которых не меньше двух комнат. В каждой комнате живет одна семья. Кухня и туалет с ванной у них общие; семьи эти ничем между собою не связаны, кроме необходимости жить в одном пространстве.
- Так это же страшно весело! - воскликнул внук.
- Что делать, каждому свое веселье.
Внук убежал гулять. Дементий не мог отделаться от видений коммунального быта, вызванного этой беседой. зять, как оказалось, тоже думал об этом.
- А ведь скоро их не останется, коммунальных квартир. Нужно будет сделать музей, ведь потом людям не объяснишь.
- Как же при помощи музея ты передашь неповторимый стиль отношений? - возразил Дементий. - Я недолго там жил, всего несколько лет, пока наше семейство занималось обменами и переездами. Одно время думал, так и останусь. Зато теперь меня все радует - как подумаю, что уже не там, так и счастлив.
- Неужели так плохо?
- Скорее непривычно. Может, тем, кто привык с детства, так им очень даже и хорошо. Но мне было как-то не по себе. Главное, я никак не мог понять - что у них хорошо, что плохо, что прилично, что нет. Ведь я был в последнем классе школы, а жил один. Хотя прописан там еще какой-то родственник -дядя, что ли. Вот они меня и шпыняли - быстро поняли, что никто заступаться не станет. Например:
-Дементий, ты в школу собрался? А кто плиту будет вытирать? Вся в подгоревшем молоке!
- Да я и на кухню не выходил...
- Ишь, еще оправдывается! Это твоя половина плиты, иди вытирай. - и приходилось идти. Естественно, все грязные следы в коридоре были моими. Там был один сосед, пьяница. Когда он был, что называется, "в состоянии", он мог заснуть на кухне, что-то разбить, а уж что касается напачкать... Но это был свой, родной, к нему претензий не было. Но самое главная персона там была одна старушка. Как-то ее звали.. а! Клеопатра Алексеевна. Удивительное существо! Она подкарауливала всех, кто ко мне приходил в коридоре, либо когда они шли ко мне, либо если выходили в "места общего пользования". Не знаю, что она им говорила, но они возвращались с квадратными глазами. Это, в основном, были друзья из школы, но как-то раз зашла моя самая молодая тетя, которую Клеопатра приняла за мою девушку, вот она-то и открыла мне глаза на коварство человеческое. Тетя, пожалев меня, пошла на кухню поджарить оладушков. Клеопатра тут же сделала вывод о порочности наших отношений и страшным шепотом стала рассказывать, что ко мне девицы стадами шляются, да такие бесстыжие, так одеты... все видно. И дружки шляются! И все пьяные! Ты, девонька, вон какая приличная, зачем тебе такое...
Когда мы с тетей принялись за оладушки, в комнату ворвалась Клеопатра.
- Разврат! Он несовершеннолетний! В милицию!
Бедная тетя подавилась оладушкой. Она тоже не была готова к таким переходам. Но Клеопатра не собиралась звать милицию - она на этот раз просто решила пошутить. Милиция тоже не безгранично терпелива.
Потом я закончил школу и поступил на заочный, ты знаешь. Соответственно пришлось устроиться на работу. Мне помог дед - он порекомендовал меня своему другу, контр-адмиралу в отставке, который руководил какой-то издательской группой. Работы была приятная - с книгами, текстами, корректурами, кроме того, там все были старенькие и по всем курьерским делам посылали меня. Но всему хорошему приходит конец. Как-то раз я заболел ангиной. Вызвал врача, отзвонился на работу, что болен. На следующий день...до сих пор мурашки начинаются... звонит в коридоре телефон. Подходит Клеопатра, слышу, отвечает:
- Ах, Димочка-то... сейчас погляжу, вроде пьяненький опять валяется.
Это звонил мой начальник, добрейший контр-адмирал. Он решил узнать, как я себя чувствую. Вот теперь смешно - проще всего было спокойно сослаться на соседку-маразматичку, объяснить недоразумение. Но у меня от стыда и неловкости даже слова не шли с языка. Я что-то лепетал, как идиот. Начальнику тоже было смертельно неудобно и он тоже стал заикаться. Кое-как мы закончили разговор. Вскоре я вышел на работу, но мне все равно было неловко, а ему - еще больше. Он как-то жалостно вздыхал и не смотрел на меня. Я так и не знаю теперь - действительно он поверил, что я его обманул и вообще пьяница, или нет, но вскоре я нашел работу сторожа и больше уж не видел моего доброго начальника.
Но от Клеопатры и коммуналки мне деваться было некуда. Я пытался снимать, но отдельная квартира стоила ровно столько, сколько мне платили на работе - 90 рублей в месяц. А снимать другую комнату, в другой коммуналке - что бы это изменило? Как-то раз двоюродный брат, который снимал себе квартиру оказался меж двух квартир - одну уже не снимал, другая освобождалась через несколько дней., попросил разрешения привезти на это время свои вещи. Помню, приехал он поздно на такси. Я встретил его и помог принести чемодан и несколько тючков. Проходя по темному коридору я увидел две блестящие точки в его глубине - это были глаза Клеопатры.
На следующее утро я проснулся от странного звяканья. Это звякал крючок, которым изнутри запиралась дверь моей комнаты, явно оттого, что кто-то довольно крепко по ней постукивал. После очередной удара крючок подпрыгнул, дверь отворилась. В комнату вошел милиционер. Оказывается Клеопатра позвонила в милицию и сказала, что у меня укрывают краденое. Как приятно было вылезать из постели и одеваться в присутствии милиционера! При этом он разглагольствовал о том, что только подозрительные личности спят в такое позднее время - аж в 8 часов утра. Потом он долго любовался моим паспортом, сообщил, что я очень плохо начинаю свой жизненный путь и т.д. Я не знал, чего теперь ждать - будет ли он потрошить вещи моего брата, арестует меня или сразу расстреляет. К счастью, позвонил этот брат и я упросил его приехать вместе с паспортом.
Через несколько дней под вечер шел сильнейший дождь. В дверь позвонили. Несколько коллег моего отца попали под дождь и решили зайти ко мне пересидеть его, да заодно меня проведать. Обычное дело, но в нашей квартире все как в страшной сказке уводило в какие-то бездны. Так и тут. Я расставил чашки и принес закипевший чайник, и только мои промокшие гости сделали по глотку, как распахнулась дверь.
- Притон! Ты устроил здесь притон! - кричала она. - Я вызову милицию. - потом она рассмотрела моих посетителей и поняла, что это не дети, а значительные люди, которые ей, пожалуй, не по зубам. Поэтому она ограничилась сообщением, что я неряха и мои гости наследили в коридоре и удалилась.
Потом еще был приход милиционера по ее заявлению в райком партии. Она написала, что она старый член КПСС, заслужила отдых, а молодой мерзавец издевается над ней, стирая по ночам. Каждую ночь. Я безуспешно спрашивал милиционера - похож ли я на прачку, тем более стирающую по ночам, но он был из одного теста с Клеопатрой, поэтому заявил, что за издевательства над старой коммунисткой он сообщит о моих художествах в деканат.
Мне стало все безразлично. При встрече с Клеопатрой в коридоре я сказал ей
- Загубили Вы мою молодую жизнь. Все от меня отвернулись, теперь еще из университета выгонят. Что мне остается? Пойду в разбойники. А когда на суде меня спросят, как я дошел до такой жизни, так и скажу - из-за вас.
Клеопатра задохнулась.
- Ты еще остришь, мерзавец! - и в воздухе блеснуло что-то металлическое. В ее занесенной руке была железная вставная челюсть, которой она хотела меня зарубить. Но в моей руке был таз - я его использовал как щит. Это была последняя яркая сцена с участием Клеопатры, потом обмены нашей семьи все же принесли и мне результат в виде отдельной квартиры.
- Да, грустно, когда такое детство и юность, - сказал зять.
- Да что вы, дорогой мой! Напротив!Тем старость веселее!! Многие жалеют о прошедшей юности, а я уж так рад, что она не вернется!