Высокие потолки, облупившая штукатурка, приколоченный ржавеющими гвоздями линолеум. Слабый свет от тускло мерцающей лампы. За решетчатым окном утомительная духота, солнце жарит землю их всех доступных ему сил. Желтые занавески, бывшие, вероятно, когда-то белыми, неприятно и болезненно преломляют свет и создают в палате эффект мутной тошноты.
Вдоль по стенам стоят скрипучие койки. На них в сумбурной куче лежит желтое белье со скомканными простынями. На скомканных одеялах сидят скомканные люди, одетые под цвет общему интерьеру. Желтоватые рубахи, измятые и висящие мешками, почти сливаются с простынями и почти не отличишь, где здесь есть человек, а где хозяин отлучился, чтобы поразгуливать по просторам палаты.
Скрипнула кровать. Это больной шевельнулся, чтобы посмотреть, не следит ли за ним кто-нибудь из-под кровати. Убедившись, что слизняк все еще там, он вернулся в исходное положение и продолжил сидеть на месте, склонив голову немного набок. Отчаянно рассекающий шагами сопалатник удивляет: отчего он не боится, что слизняк всосется в его организм?
Но расхаживающий больше занят своими шагами: все же странно получается. Он переставляет ноги не по очереди, а шагает только левой ногой, подставляя к ней правую. И он никогда не останавливается, ведь ему очень далеко идти. Куда он идет, он не знает, но точно понимает, что куда-то надо. Он прошел уже шестьдесят километров, и он не будет останавливаться, ведь он всегда добивается своих целей.
Сидящий на полу внимательно смотрит на свой носок. Странно, что в последнее время они стали все реже общаться. Видимо, транквилизаторы плохо действуют на него, и носок не хочет общаться с ним таким. Но ведь носок поймет, что он любит его все так же и даже больше, потому он вернется, обязательно вернется. Ведь настоящие друзья не оставляют друг друга.
Недавно обритый больной переживает. Он судорожно хватается за голову в поисках волос, и находит там лысину. Он недоумевает. Почему пропали волосы? Как теперь он сможет оторвать кожу головы? Зачем он хочет оторвать кожу головы, больной не знает, точно так же, как не знает, куда держит путь его сопалатник. Но он знает, что так надо, потому что так надо. Ну ничего, волосы отрастут, а пока можно подергать кожу пальцами - а вдруг все-таки оторвется?
А этот больной уже десять лет не понимает, почему его руки привязаны к кровати. Это правда странно, ведь в таком положении он не может откусить себе еще один палец.
И неизменно так сидят здесь эти люди и еще десяток их собратьев.
И ни пожалеть их, ни позавидовать им невозможно. Они живут в своем, и ничто не свое им не нужно. У них ногти разговаривают между собой, когда за окном идет настоящее, и ногти разговаривают, когда там, за окном, за занавеской и за решеткой идет война, и ногти продолжают разговаривать, когда война заканчивается, и разговаривают, когда женятся счастливые Анна и Роберт из соседнего городка; ногти разговаривают, когда пятнадцатилетняя Роза впервые пробует наркотики, ногти разговаривают, когда семейная пара, не имевшая детей семь лет, узнает о том, что у них будет ребенок, ногти разговаривают, когда у семейной пары, долго ждавшей ребенка, умирает единственная надежда, и ногти разговаривают, когда Мария бежит по полянке, усеянной свежей травой, и ногти разговаривают, когда Лиана роняет в воду свои документы. Ногти разговаривают, когда рушится чья-то жизнь, и ногти разговаривают, когда рождается новая, когда на арену всходит новая звезда.
Раздался глубокий вздох. Печалится больной с носком.
Как по заказу наш первый знакомый снова посмотрел под кровать. Слизняк, конечно, на месте.
Дернул пальцами привязанный, лысый снова ощупал свою голову и потянул за кожу.
А путешественник пошел быстрее. И быстрее, и еще быстрее.
Через пару секунд все уже на своих местах, все снова сидят и смотрят в свою любимую точку действительности ( или чего-то другого- действительность здесь не слишком уместна).
Проходят часы. Секундной стрелки на здешних часах нет. Да и что тут говорить- в этом месте вообще нет часов. Кому они нужны? Стоит ли тратить деньги на то, на что никто никогда не взглянет? Кому здесь вообще нужно время?
Внезапно путешественник останавливается.
Он стоит в непонимании, оглядывается вокруг, его безумный взгляд вдруг как будто осознанно что-то ищет, на мгновение отрезвляется и снова туманится.
"Пришел?" - вдруг спрашивает кто-то путешественника. Мысль! Она скользнула в пустом мозге, разбежалась и канула в лету.
На момент все осознанно видят путешественника. Да вот же он! Человек, стоит напротив! Человек, в котором тоже когда-то была жизнь, и, возможно, она кипела в нем, давала сил к существованию, пыталась как-то объяснить собственный смысл.
Лысый прекратил мять голову, вдруг решив, что совершенно не обязательно срывать с нее кожу, а сидящий на полу опустил руку с носком, приходя к выводу, что все же стоит использовать его по назначению и надеть на ногу; друг слизняка на секунду осознает, что слизняка под его кроватью просто нет и не было никогда, а внизу есть только обшарпанный линолеум, приколоченный гвоздями к старым доскам.
"Нет, ошибся," - вспоминает путешественник.
И он снова пропадает, вновь принимается ходить, опять выставляет левую ногу и приставляет к ней правую и гуляет дальше, будто мысли и не было в нем никогда. Как же можно прийти? Ведь впереди еще версты! Как глупо он поступил, остановившись! Потерял только время - драгоценное время!
Он еще не пришел, еще нет, еще надо идти. Куда он придет? Отсюда только один выход - туда, откуда уже точно нет выхода. Но ведь и до туда нужно идти. Во что бы то ни стало нужно идти, нельзя изменять своим принципам.
Лысый снова принимается дергать кожу на голове, сидящий на полу любовно прижимает к себе носок, привязанный скалится на свой палец, а первый господин снова проверяет, на месте ли слизняк.
Конечно, на месте. Где же ему еще быть?