Продолжаем серию воспоминаний поэта и журналиста Евстахия Начаса о выдающихся земляках, талантливых людях, настоящих творцах, чей след так ярок и незабываем не только в истории Тамбовщины, но и за её пределами. Вспомним ещё раз о них! Сегодня рассказ пойдёт об удивительном человеке и неповторимом самородке тамбовской поэзии - Евгении Харланове, чьи стихи невероятно тонкой душевной чеканки продолжают жить в его последователях, читателях, друзьях и родных...
Прикосновение к чуду
«...Мне жаль, что я когда-нибудь умру». Так писал когда-то замечательный поэт Евгений Харланов. К сожалению, очень рано ушёл он от нас. Ушёл в апреле, когда «как луковицы мы: весна глядит на кухне на шелуху зимы - глаза от слёз распухли». Было ему чуть за пятьдесят...
Незадолго до того апрельского дня, когда перестало биться его сердце, Евгений зашёл в редакцию. К великому прискорбию, это был наш последний разговор по душам. Как всегда, говорили о поэзии.
Помню, Евгений спросил:
- Как ты думаешь, кто из русских поэтов был самым безукоризненным мастером стиха?
- Думаю, что Тютчев...
- Нет, Афанасий Фет. К его тонкой лирике как ни к какой другой подходят слова Гоголя: «Поэзия мыслей более доступна каждому, нежели поэзия звуков или, лучше сказать, поэзия поэзии».
Эти слова, мне думается, с полным правом можно отнести и к стихам Евгения Харланова. Память у него была необыкновенная: он мог цитировать не только любимых поэтов и писателей, но и Гегеля, Канта, Ницше. Говорил Женя всегда негромко, как бы прислушиваясь к своему внутреннему голосу, сверяя сказанное с ним. Он был постоянно, как мне, по крайней мере, казалось, погружён в свой особый мир, мир мыслей и чистоты, нежности и доброты, незащищённости и открытости. Это был особый мир, целая зелёная вселенная.
Кстати, один поэтический сборник, вышедший в Центрально-Чернозёмном книжном издательстве в 1983 году, Евгений Харланов так и назвал - «Зелёная вселенная». Он хранится у меня с автографом поэта: «Дорогому Стаху Начасу от коллеги по перу. Когда, вставая с петухами, бормочем мы ещё стихами о том, что видели во сне, мне вспоминается Стах Начас в те дни, когда, писали, прячась в общежитейской тишине».
Как-то Евгений рассказывал: «Писать начал где-то с седьмого класса, неожиданно для себя. Просто зимой в окно светила луна, я встал и, словно лунатик, не зажигая света, нацарапал что-то в школьной тетради, пытаясь выразить настроение. После этого писал почти каждый день и в основном о природе. Я вообще очень грозу люблю, испытываю необычайный душевный подъём - наверное, возбуждает озон, вид молний, ощущение какой-то бурной метаморфозы в природе».
С тех пор Евгений писал постоянно. Он понял, что созданное до этого было лишь ученичеством, словесным описанием происходящего внутри и вовне. А нужно было изображение, для которого мало рифмы, эпитета, ритма. Требуется метафора как приём поистине творческий, который не только отображает, но и преображает действительность. Он считал, что без авторской метафоры стихотворение вообще не может состояться, ибо она не только приём, троп, но и сама мысль в конкретно-чувственной форме.
Летят куда-то судьбы
и сады,
вращаются миры невнятно
глазу.
И вдруг в проёмах ивы
три звезды
Сверкнут нам, как осколки
синей вазы.
Они живее, что ни говори,
чем целое,
нас заражают тайной...
Черты необходимости
сотри,
и ты увидишь мир
необычайный!
Эти строки из стихотворения «У старой ивы». Было оно опубликовано в его посмертном сборнике «У придорожного камня», который был издан за счёт средств мэрии города Тамбова. Основу сборника составила рукопись, подготовленная самим Евгением.
Во вступительной статье к книге его очень близкий друг и соавтор книги «Брусничный дождь» Евгений Писарев пишет: «Литературное наследие поэта оказалось огромным. Кроме различных стихов, поэтических экспромтов, хранящихся у друзей, ждут своего издателя несколько поэм…
Время - лучший судья. Истина сколь банальная, столь и справедливая. Листаю сборники стихов, изданные другими поэтами в 60-е, 70-е годы… Всё больше тлен, заросший, как мхом, «приметами времени». Читаю стихи Евгения Харланова, написанные им в юношеские годы, и чувствую, что нахожусь на сквозняке времён - сквозит вечностью, космосом, пропитанным запахами мокрых лугов…»
Есть люди, которые желают быть поэтами и в силу своего характера «пробиваются» в литературу, становятся членами Союза писателей, издают десятки книг. Но поэтами не становятся, поэтами рождаются.
Счастливое знакомство
Впервые мы встретились с Женей где-то в 1963 году в редакции «Народного учителя», редактором которой был незабываемый Александр Лазаревич Хайкин. В «многотиражке» я печатал не только заметки, но и стихи. Они, конечно, не дотягивали до харлановских, но, что удивительно, Евгений их похваливал, может, хотел просто чисто по-человечески поддержать, а может, увидел что-то такое, что другим не дано было. Мы при жизни не умеем или просто не хотим говорить друг другу добрые слова.
Вместе мы ходили и на занятия литературной группы при областной молодёжной газете «Комсомольское знамя». Разбирая стихи, там спорили до хрипоты, дело порой доходило до обид, правда, они вскоре забывались. Больше всех доставалось, конечно, плодовитому Евгению Харланову. Его часто обвиняли в злоупотреблении сложными формами выражения, не понимая порой, что это шло как раз оттого, что он хотел наиболее адекватной передачи того, что происходит внутри него на почве объективного материала. Вероятно, иногда получалось темно, он и сам с этим соглашался, субъективно, но это была его неповторимая и неподражаемая поэзия. Поэзия Евгения Харланова.
Было время хрущёвской оттепели. Мы были полуголодными студентами, но были молодыми, а поэтому счастливыми. Я жил в студенческом общежитии на улице Державинской. Почти в каждый выходной ко мне заходили Анатолий Куприн (автор уже двух поэтических сборников «Зарницы» и «Иду к тебе»), Анатолий Косневич, Вячеслав Шутков, Евгений Писарев и Евгений Харланов, и мы отправлялись бродить по городу. Читали новые стихи, на ходу обменивались замечаниями, порой максималистскими, спорили так, что прохожие обращали на нас внимание.
- А ты почему ничего не читаешь? - спросил как-то Женя.
Я, откровенно говоря, стеснялся читать при «мэтрах», тем более при Харланове, стихи которого, признаться, не всегда понимал. Но Евгений общался со мной на равных, и меня всегда как-то тянуло к нему. Мы немного отстали от своих друзей, и я начал читать.
- Стихотворение неплохое, но слишком затянутое, - сказал он. - Надо оставить вот это.
И, к моему удивлению, он начал читать три последних четверостишия «Есть жажда жизни в зёрнах и кореньях...»
- Это хорошие стихи, я так не смог бы написать...
Я был и рад, и удивлён: как так, Харланов, и вдруг не смог бы! Гораздо позже я понял: он умел ценить удачи своих собратьев по перу так, как никто другой. В этой харлановской редакции стихотворение вошло после в мою книгу «Зимний листопад».
Затем мои стихи и его были опубликованы в коллективном сборнике «Начало». Но он, конечно, был намного выше нас, к счастью, заметили это и редакторы. Вскоре в Воронеже в коллективном сборнике «Голоса пяти городов» было опубликовано около 30 его стихотворений. А в 1975 году в Свердловске вышла прекрасная книга Евгения Харланова «Прикосновение к чуду». Он печатался немало, но мало, к сожалению, издавался.
В поэме «Нестор» у него есть такие строки: «Известно: тонкость ремесла - не токмо Божия роса, - умение и числа». У Жени с избытком хватало этой «божьей росы», а вот умения «пробивать» свои книги почти не было, но он всегда искренне радовался за других. Когда вышел мой сборник «Зимний листопад», Евгений написал очень добрую и обстоятельную рецензию.
Думаю, не грех будет привести из неё небольшой кусочек по поводу моего стихотворения «А в Отечестве были пророки»: «Сейчас появились новые пророки, которые, однако, не лучше старых, а может быть, поопаснее, поскольку им легче мимикрироваться под носителей нового, и энергии у них хоть отбавляй, не в пример сонному царству брежневского аппарата. Эту теневую сторону авторитета и притягательности нового слова и дела прекрасно понимал и основатель христианской религии, предупреждая о лжепророках, которые явятся после него...» Это было написано в 1990 году, а кажется, что в наши дни.
Как настоящий поэт, Евгений Харланов был не только великолепным мастером слова, он был и пророком. Почитайте его книги, и вы убедитесь сами. В стихотворении «Рутина» у Евгения Харланова есть такие строки:
В рутине губящие истины
нетрудно
Как войлок свалять.
Нас Пушкин учил
не баллистике,
но всё же не смог
не стрелять...
Евгений стрелять не мог, то есть не мог, не умел «пробивать» свои сборники, поэтому у него так мало книг. Но прочитайте их, и вы прикоснётесь к истинному чуду. Чуду поэзии!
справка
Евгений Харланов был поэтом от Бога. Ему очень многое было дано Всевышним. Он был высок ростом. Лицо красивое. С тонкими выразительными чертами. Глаза заряжены каким-то необычным светом. Он вообще был удивительнейший человек. Физмат (считал, что нужно знать естественные науки, чтобы быть личностью подлинно образованной) тамбовского пединститута окончил с отличием, защитил кандидатскую диссертацию по этике в Свердловском университете, стал кандидатом философских наук, преподавал философию, этику и эстетику в Тамбовском институте культуры и, конечно же, писал стихи. По-моему, он писал их всегда. Писал так, как мы ходим, дышим, разговариваем...
Евстахий НАЧАС,
член Союза писателей России
Газета «Притамбовье» в номере от 10 апреля 2013 года