Памяти незабвенных родителей, Соломатиной
Валентины Николаевны и Мурадяна Карама Хачатуровича, с благодарностью посвящаю
Серый сентябрьский день 1814 года. Погост Виделебье на изумрудно-зеленом живописном берегу Черехи. У притвора древнего храма Святого Николая Чудотворца стоит невысокая сухощавая женщина пятидесяти двух лет от роду, под черной вуалью, в длинном темном платье без кринолина. Склонившись над скромным каменным надгробием, дама читает эпитафию: «Любезнейшимъ родителямъ: почтенный сей памятникъ поставленъ отъ осиротевшей несчастной дочери, лишившейся своей матери, имея въ ней друга сердечнаго, оставлена въ одиночестве, безъ помощи, покровительства, подпоры и безъ утешенiя на промыслъ Всевышняго». Здесь в притворе храма, построенного в середине шестнадцатого столетия, похоронены ее родители - полковник Степан Михайлович Шишков, усопший восемнадцать лет тому назад, и Анна Лукинична Шишкова (в девичестве Симанская), скончавшаяся за неделю до этого дня. Здесь через тридцать лет предстоит упокоиться и ей, Марфе Степановне Назимовой (Шишковой), их несчастной дочери.
Это была не единственная её потеря родного человека за последние четыре года. В 1810 году пятидесяти лет от роду почил в бозе ее любезный супруг, надворный советник, секунд-майор Александр Борисович Назимов, защита и опора Марфы Степановны. Островский уездный предводитель дворянства, пусть и бывший, в 1799-1801 годах, - фигура заметная, и при жизни мужа Марфу Степановну, горончаровскую затворницу, в ее нечастые выезды с Александром Борисовичем в город Остров, узнавали многие именитые горожане: даже сам городничий, надворный советник Григорий Петрович Бибиков, ничуть не затрудняясь вспомнить, величал ее по имени-отчеству, справлялся об успехах в обучении старших сыновей – воспитанников Морского кадетского корпуса, называя их по именам - Борис, Александр, Сергей – и просил засвидетельствовать свое почтение малолетним дочерям – Вареньке и Аннушке Назимовым. Умелый и расторопный хозяин, Александр Борисович так распоряжался их родовыми имениями – в Островском (наследство от его матери, княжны Елены Дмитриевны Шаховской) и Псковском (ее приданое) уездах, что небогатым помещикам средней руки Назимовым удавалось добыть средства почти на все семейные расходы, в том числе и на содержание и обучение старших детей в Санкт-Петербурге. А теперь… Теперь ее не узнают даже самые любезные в недалеком прошлом островские чиновники. И это после того, как на обеде по случаю поминовения Александра Борисовича в день похорон наперебой обещали ей любую помощь и протекцию, умоляли входить запросто в присутственные места в случае нужды. И особенно старался городской голова Иван Антипов. А полгода назад, когда образовалась нужда в его помощи, продержал ее в присутствии два часа, но так и не принял, даже забыл, как звать-величать. «Вас много, сударыня, а я один, и дел у меня – вот – выше головы. Приходите на той неделе».
Самая тяжелая потеря ожидала ее осенью 1813 года. Их с Александром Борисовичем любимец, первенец Боренька, красавец мичман, каким она запомнила его в последнюю их встречу перед войной, погиб на чужбине, в далекой Пруссии, под крепостью Данциг{1}. Страдания безутешной матери усугублялись тем, что она не могла предать тело сына родной земле. Она рвалась найти его, но родные отговаривали ее. «И думать про то, душенька, не смей, чай, похоронили Бореньку по-христиански добрые люди, - говорила ей мать, Анна Лукинична. – Не могли не похоронить, не оставили». «Не надо бы тебе туда ехать. Там еще война идет, голубушка, - вторила матери сестра Назимовой, Евдокия Степановна, - Там опасно». Так и отговорили.
А душа матери скорбела. Вновь и вновь вспоминала она своего старшего сына, каждый день его недолгой жизни, прошедшей перед ее очами.
Родился он в 1793 году в их островском имении Горончарово{2}. Назвали первенца в честь мужнина отца, старого заслуженного воина, участника сражений со шведами и турками, секунд-майора Бориса Кузьмича Назимова. Она была еще тяжела Борисом, когда однажды летом Александр Борисович, вернувшись из Острова, возбужденно прокричал ей с порога, что в городе была гроза великая и недавно построенный Троицкий собор {3}опалило молнией от самого верха колокольни до самого низа иконостаса. Настоятель собора отец Иоанн {4}сокрушенно вздыхал, глядя на обожженные лики святых, а простые прихожане шептались о том, что это не к добру. Известие о наделавшей бед июньской грозе, помнится, серьезно ее напугало. Но она не знала о том, что за тысячу верст от их родового гнезда, в мятежной Франции, в конце того же 1793 года начала вызревать гроза, которая в течение двадцати двух лет будет носиться над всей Европой и погубит ее сына: под городом Тулоном одержит свою первую победу ничем до тех пор не примечательный, низкорослый французский капитан корсиканского происхождения Наполеоне Буонапарте.
С тяжелым сердцем приходится признать, что сегодня, спустя почти два столетия после гибели Бориса Александровича Назимова, мы очень мало знаем о его жизни и судьбе: его биография – и, уверен, славная боевая биография – сплошь состоит из белых пятен. Сегодня она укладывается в две строки: «Борис Александрович Назимов (1793-1813) учился в Морском кадетском корпусе. Мичман. Погиб при осаде Данцига в 1813 году». И это все. Никто из огромной семьи не оставил никаких свидетельств, воспоминаний о нем. А ведь были еще двоюродные братья-моряки, друзья, знакомые, однокашники по кадетскому корпусу, сослуживцы, соратники. Хочется надеяться, что с течением времени всплывут какие-то официальные документы, связанные с жизнью Бориса Александровича, которые пока еще пылятся на полках государственных архивов. Этот очерк-расследование – попытка с наибольшей долей вероятности через сравнительное изучение биографий и воспоминаний воспитанников МКК конца XVIII – начала XIX вв., послужных списков мичманов, офицеров - участников осады Данцига и других морских сражений того времени, логики развития военных событий 1812-1813 годов вызволить из мрака неизвестности имя и страницы жизни честного русского моряка Б.А.Назимова.
Наиболее вероятное время поступления Бориса Александровича в Санкт-Петербургский морской кадетский корпус (с 1752 до 1802 года – Морской шляхетный кадетский корпус) – 1802 год. В это учебное заведение, предназначенное изначально для качественной подготовки офицеров Военно-Морского Флота России из числа преимущественно детей потомственных дворян (отсюда первоначальное определение шляхетный), принимали подростков с 9-11 лет на открывшиеся вакантные места. В процессе работы над очерком удалось обнаружить лишь один вновь открывшийся документ, прямо связанный с нашим героем. Это книга историка русского флота Ф. Ф. Веселаго «Очерк истории Морского кадетского корпуса» (СПб., 1852), в которой есть приложение со списком воспитанников за 100 лет. На странице 66-й отмечено производство гардемарина Бориса Назимова «в мичмана» 24 декабря 1809 года. Курс обучения в МКК – семь лет (четыре года в качестве кадета и три года – гардемарином). Отсюда можно вычислить, когда он был принят в 3-й кадетский класс (1802 год), когда перешел во 2-й кадетский класс (1804) и когда был произведен в гардемарины (т.е. перешел в первый класс -1807). Судя по тому, что первый офицерский чин Б.А. Назимов получил в 16 лет, можно говорить о том, что обучение его было успешным и военная карьера могла сложиться удачно.
Морской кадетский корпус - учебное заведение, созданное в 1701 году Петром Великим. Первоначально оно носило название Школа математических и навигацких наук. В 1715 году школа была переименована в Академию морской гвардии. В 1752 г. императрица Елизавета Петровна, переименовала Академию в Морской шляхетный корпус с тремя классами: старшим (первый класс) – гардемаринским (гардемарин – франц. – «морская гвардия»), и двумя кадетскими (второй и третий классы) по образцу сухопутного корпуса, и более чем вдвое был увеличен отпуск денег на его содержание. Штат воспитанников тогда был определен в 360 человек, по 120 человек в каждом классе, в том числе, разумеется, и 120 гардемарин. Каждый класс в строевом отношении сводился к роте: гардемарины входили в первую роту, два кадетских класса – во вторую и третью роты соответственно. Роты возглавляемы были ротными командирами.
Корпус несколько раз менял адреса. С момента возникновения, будучи еще Школой математических и навигацких наук, он размещался в Москве, в Сретенской (Сухаревой) башне. С 1715 до 1771 года он был прописан уже в Санкт-Петербурге, на берегу Невы в доме Кисина, где находился впоследствии Зимний Дворец. В 1771 году здание корпуса сгорело, и он был переведен в Кронштадт, где оставался до 1796 года, когда Павел I выразил желание, чтобы колыбель флота Российского, Морской кадетский корпус, «была близко к генерал-адмиралу» (титул Павла как шефа флота), и приказал перевести корпус в Санкт-Петербург.
В памяти воспитанников старшего поколения, с которыми соприкасался кадет Борис Назимов, еще свежи были рассказы о кронштадтском периоде МКК. Интересные воспоминания оставил об этом периоде декабрист барон Штейнгель, Владимир Иванович (1783-1862), поступивший в 1792 г. в третью кадетскую роту, которой командовал П. В. Чичагов (1767-1849), впоследствии морской министр (1802-1811). Ротный командир, сын знаменитого екатерининского адмирала, совершенно не занимался своей ротой, фактическое руководство которой всецело было в руках его помощника А. П. Кропотова. Директор корпуса {5} жил безвыездно в Петербурге, и корпусом ведал капитан 1 ранга Н. С. Федоров, по словам В.И. Штейнгеля, человек грубый и малообразованный, не имевший ни малейшего понятия о правильной методике воспитания. Штейнгель намекает на то, что Федоров, а за ним ротные командиры, действовали совместно с заведующим хозяйством (гофмейстером) Жуковым, в целях личной наживы, в результате чего «содержание кадет было самое бедное. Многие были оборваны и босы». Воспитанники часто были голодны, в помещениях корпуса даже зимой постоянно были выбиты стекла, и кадетам приходилось воровать дрова в адмиралтействе, лазая за ними через забор, чтобы согреться. В ходу были телесные наказания, и ротные офицеры, казалось, соревновались в жестокости. В дежурной комнате, где секли наказанных, целый день слышались вопли воспитанников. Экзекуции производились следующим образом: два дюжих барабанщика растягивали виноватого на скамейке, держа его за руки и за ноги, двое других с обеих сторон изо всей силы били розгами, так что кровь текла ручьями и тело раздиралось на куски. Давали до 600 ударов и даже более и наказанных относили прямо из дежурной комнаты в лазарет. Другим способом наказания был арест в пустой, как тогда назывался карцер. Штейнгель говорит об этой пустой: «…смрадная, гнусная, возле самого нужного места, где водились ужасные крысы» {6}. Во время ареста воспитанникам выдавались лишь хлеб и вода. В классах учителя били учеников линейкой по голове, ставили голыми коленями на горох. Обучение было бессистемным: по математике заучивали наизусть Евклида, о русской словесности обучающиеся вообще не имели никакого понятия. Штейнгель утверждает, что кадеты презирали и ненавидели некоторых своих учителей и временами составляли заговоры для избиения офицера или учителя, особо досадивших им. В корпусе наблюдались признаки того позорного явления, которое в наши дни мы именуем дедовщиной. Старшие гардемарины, по словам того же Штейнгеля, «употребляли (кадет), как сущих своих дворовых людей». Сам Штейнгель, будучи кадетом, подавал гардемаринам умываться, снимал с них сапоги, чистил их платье и даже перестилал постель.
После смены Федорова в 1794 году контр-адмиралом Петром Кондратьевичем Карцовым, который впоследствии сделался директором корпуса {7}, порядок жизни и образ обучения резко изменился. Вместо зазубривания наизусть Евклидовых стихов в течение трех лет, стали преподавать математику по курсу Безу, начиная с арифметики, а не с геометрии, как раньше, а с переводом корпуса в Петербург стали преподавать высшую математику и основы судовождения. В прошлое ушли драконовские методы воспитания, улучшилось содержание воспитанников корпуса.
Борис Назимов поступил в корпус именно в тот благословенный период, когда управление Морским корпусом взял на себя П.К. Карцов и учебное заведение переживало свой ренессанс. Хорошо знакомый с постановкой учебного дела, энергичный и просвещенный администратор, Карцов обратил внимание на все части корпусного управления и прежде всего на здоровье воспитанников. Петр Кондратьевич повел решительную борьбу с чесоткой, которою были заразны многие воспитанники, и в несколько месяцев искоренил ее. С помощью таких талантливых педагогов, как Платон Яковлевич Гамалея {8}, Марко Филиппович Горковенко, Николай Гаврилович Курганов, Семен Кириллович Котельников и других, ему удалось поставить дело научной подготовки воспитанников на исключительную высоту, и ему российский флот обязан целой плеядой образованных и талантливых моряков. По словам историка флота Ф. Ф. Веселаго, «Карцов, суровый и сухой по наружности, имел чрезвычайно доброе сердце, был справедлив до самоотвержения; бывали случаи, когда, отстаивая невинного, он рисковал своей собственной карьерой» {9}.
Мы видим Бориса среди однокашников-сверстников в новенькой с иголочки кадетской форме, которая ему очень идет: лихая треуголка, зеленый двубортный мундир зеленого цвета и такого же цвета штаны (это летом, а зимой их сменят белые штаны), длинные ботфорты и шпага. Среди обучающихся третьего класса можно увидеть и двоюродного брата Бориса – Ивана Назимова, сына Петра Борисовича, отцова брата, отставного секунд-майора, Псковского уездного предводителя дворянства. Братья вместе пройдут все ступени обучения, в один день будут произведены в первый офицерский чин. Ну а пока они ходят в классы на занятия с 7 до 11 часов утра и с 2 до 6 после обеда. Математические и «морские» трудные науки преподавались утром, а словесные науки и более легкие «морские» – вечером, ибо, как говорил Григорий Андреевич Полетика, инспектор классов корпуса при Екатерине II, впервые установивший такое расписание, «труднейшие науки, требующие большого умственного напряжения, лучше усваиваются утром». В трудах быстро бежит время. Вот уже и учебный год позади. Начинается благословенная пора – летние каникулы. Воспитанники из Петербурга и его окрестностей разъезжаются по домам, а иногородним предстоит замечательное, ни с чем не сравнимое летнее плавание на учебном фрегате в водах Финского залива. Вот как передает Николай Бестужев, прошедший путь от кадета до офицера МКК, чувства юного воспитанника, впервые вступившего на палубу корабля: «В самом деле, никто не вообразит того впечатления, которое производит огромный корабль, плавающий на воде, вооруженный громадою пушек в несколько этажей, снабженный мачтами, превосходящими высочайшие деревья, перепутанный множеством веревок, из коих каждая имеет свое название и назначение, обвешанный парусами, невидными, когда подобраны, и ужасными величиною, когда корабль взмахнет ими как крыльями и птицею полетит бороться с ветрами и волнами. Сотни людей населяют его; для юного сердца он кажется целым плавающим городом. Настают бури; пучина разверзается; корабль стонет, - неопытный юноша смотрит на выражение лиц начальников своих - видит спокойствие, и думает, что буре так быть надобно. Не понимая ужасов, беспечно любуется борьбою стихий; они становятся для него предметом любопытства, и, прежде нежели разум его постигнет меру опасности, он уже знакомится с нею, привыкает ее видеть без боязни и хладнокровно уже впоследствии встречает ее» {10}.
1807 год. Борис Александрович Назимов - гардемарин. Это уже решающая стадия обучения, когда бесповоротно определяется жизненный путь, когда нужно доказать всем, и прежде всего - себе, что выбор судьбы моряка был сделан не напрасно. В первом гардемаринском классе Морского кадетского корпуса изучались арифметика, геометрия, тригонометрия, иностранный язык и ряд морских наук. Второй и третий годы обучения юноши проводили за изучением специальных предметов, причем летние месяцы двух первых лет уделялись практике на кораблях. Окончившие удовлетворительно полный курс производятся осенью по окончании кампании в мичманы, а неспособные к военно-морской службе награждаются гражданскими чинами X или XII класса.
И, наконец, 1809 год. Борис Назимов – мичман. Мичман — первый офицерский чин во флоте — соответствовал чину поручика в армии. Присваивался он гардемаринам, успешно выдержавшим теоретический и практический экзамены. Мичманы назначались на должности командиров артиллерийских башен кораблей, штурманов малых боевых судов. Как сложилась дальнейшая служба Бориса Александровича перед войной, можно только догадываться. Имея на руках список гардемаринов, произведенных, вместе с Б.А.Назимовым, в мичманы в 1809 году (стр.64-67 «Очерка истории Морского кадетского корпуса» Ф. Ф. Веселаго) и послужной список тех из них, чьи фамилии начинаются на А-Г (стр. 263-646 «Общего морского списка {11}»), проследим, куда они были назначены и чем занимались до войны после производства в офицеры:
Федор Иванович Артемьев (стр. 320) – 1809 г.: На фрегате «Счастливый» был в компании на кронштадтском рейде. 1810 г.: Командовал плавучей батареею № 18 на том же рейде; Александр Петрович Бердяев (стр. 402) – 1810 г.: На корвете «Мельпомена» плавал в Финском заливе. 1811 г.: На отряде канонерских лодок плавал в финляндских шхерах {12}; Евграф Артемьевич Болотников {13} (стр. 433) – 1809-1811 гг.: На отряде гребной флотилии плавал в финляндских и аландских шхерах; Степан Алексеевич Борисов (стр. 442) – 1810 г.: Командовал плавучею батареею № 18 на кронштадтском рейде. 1811 г.: На канонерских лодках плавал между Кронштадтом и Роченсальмом; Семен Иванович Глотов (стр. 605) – 1811 г.: На транспорте № 23 плавал по портам Финского залива.
Список этот можно продолжить, и займет он не одну страницу. Но даже из того, что здесь приводится, можно выделить следующие перспективы для юного офицера: 1. Плавание на крупном судне (корвет, фрегат, транспорт) по Балтийскому морю. 2. Плавание в составе отряда канонерских лодок по Балтийскому морю. 3. Командование плавучей батареей {14} в местах базирования крупных судов. 4. Служба за пределами российской акватории Балтийского моря – сюда же, помимо службы на Черном, Белом или Каспийском морях, включим весьма перспективные командировки с дипломатической почтой в Англию или участие в составе английского флота в военных действиях против Франции, которые жаждал каждый мичман, ибо после этих плаваний неминуемо наступало производство в лейтенанты – следующий после мичмана офицерский чин. Но чтобы попасть в них, как мне представляется, влиятельным родителям нужно было похлопотать за юношу перед начальством – за Бориса Назимова после смерти отца делать это было некому. Так какая же из перспектив выпала нашему герою? Чтобы выяснить это, отправимся ненадолго в конечный пункт его биографии – Данциг осени 1813 года.
Российская эскадра, осадившая занятую французами крепость Данциг со стороны моря, состояла из 10 морских кораблей, включая 2 фрегата, и гребной флотилии из 85 канонерских лодок. Блокируя в продолжение всего лета устье Вислы, обстреливая и бомбардируя защищавшие вход в реку укрепления Вексельмюнде и Нейфарвассер, флотилия, состоявшая из канонерских лодок и бомбардирских судов, в числе которых было одно и английское, три раза, 21 и 23 августа и 4 сентября (по старому стилю), подходила на возможно близкое расстояние к крепостям и открывала сильные и продолжительные канонады, наносившие значительный вред неприятелю и ускорившие сдачу самого города, происшедшую 13 ноября. Под Данцигом, кроме незначительного числа убитых и раненых (свыше 300 человек), флотилия потеряла две канонерские лодки, погибшие от взрыва их крюйт-камер {15}. Отсюда становится ясно, что при осаде Данцига наиболее уязвимой для вражеских пушек могла быть только канонерская лодка (канонерка) {16}, которая, благодаря небольшому водоизмещению, подходила в Данцигской бухте на наиболее близкое расстояние от берега, то есть от вражеских батарей и имела печальную возможность нести наибольшие потери при такого рода боевых действиях, особенно в том случае, если вражеские ядра попадают в набитую порохом крюйт-камеру. Экипаж лодки в момент десантирования – 60-70 человек, при такой скученности моряков на небольшом судне потери в результате взрыва ужасны. Наоборот, крупные суда, охранявшие театр военных действий от вражеских, французско-голландских судов, которые могли появиться (но так и не появились за все время осады) со стороны моря, были в куда более безопасном положении. Участие плавучих батарей в осаде Данцига не отмечено. Таким образом, мичман Б.А.Назимов при осаде Данцига находился в канонерской лодке, вероятнее всего, в одной из двух, взорвавшихся при прямом попадании ядер в крюйт-камеру.
Итак, перед войной мичман Б.А.Назимов находился в одной из канонерских лодок, плававших у берегов Финляндии {17} в водах Финского залива и у Аландских островов (у входа в Ботнический залив). На своей канонерке мичман Б.А. Назимов мог исполнять обязанности, скорее всего, штурмана или командира батареи. Отряд, в котором он служил, базировался в Роченсальме, среди шхер южного побережья Финляндии, неподалеку от острова Котка. Только недавно закончилась русско-шведская война, и русскому флоту предстояло осваивать новую, отвоеванную акваторию, охраняя в то же время финское побережье от внезапного захвата французами портов Котка, Гельсингфорс (Хельсинки), Гангут (Ханко) и Або (Турку), открывавших путь на Свеаборг (Выборг), Кронштадт и столицу Российской империи – Санкт-Петербург.
Грянула Отечественная война 1812 года, и мичман Борис Назимов как военный моряк неизбежно должен был принять активное участие в боевых действиях русского флота. Пока нет тому официальных подтверждений с помощью прямых документов, но существует масса косвенных доказательств, надежно подтверждающих участие Назимова в военных действиях по обороне Риги летом-осенью 1812 года. Достаточно внимательно изучить послужные списки офицеров, участвовавших позже в осаде Данцига, и все становится на свои места, а вывод напрашивается сам собой. Судите сами:
Капитан-лейтенант Лука Федорович Богданович (с.27-28) – 1812 г. Командуя дивизионом из 10 канонерских лодок, перешел из Кронштадта в Свеаборг, оттуда в Ригу, и плавая по р. Аа, участвовал при взятии Митавы…1813 г. Командуя вторым дивизионом тех же лодок, под главным начальством капитана I ранга графа Гейдена, перешел из Свеаборга в Ригу, оттуда прибыл к Данцигу, где участвовал в троекратном сражении против береговых батарей…;
Лейтенант Павел Прокофьевич Водопьянов (с.47-48) - 1812 г. На отряде канонерских лодок перешел из Кронштадта в Свеаборг, а оттуда в Ригу, где плавал по р. Аа и участвовал при взятии Митавы. 1813 г. На втором отряде канонерских лодок перешел из Свеаборга в Ригу, а оттуда к Данцигу, где участвовал в троекратном сражении против французских береговых батарей…;
Мичман Иван Васильевич Волоцкой (с.50-51) – 1812 г. На отряде канонерских лодок перешел из Петербурга, чрез Свеаборг, в Ригу и, плавая по р. Аа, участвовал при взятии Митавы. 1813 г. На том же отряде прибыл из Риги к Данцигу, и участвовал в блокаде этой крепости…;
Лейтенант Николай Лаврентьевич Галич (с.55-56) - 1812 г. На отряде канонерских лодок перешел из Кронштадта, чрез Свеаборг, в Ригу и, плавая по р. Аа, участвовал при взятии Митавы. 1813 г. Командуя канонерской лодкой № 2, в отряде флотилии, перешел из Риги к Данцигу, где и участвовал в десантной высадке при блокаде города…;
Капитан-лейтенант Петр Алексеевич Караулов (с.102-103) –1812 г. На тех же лодках перешел из Кронштадта, чрез Свеаборг, в Ригу, и, плавая по реке Аа, участвовал при взятии Митавы... 1813 г. Командуя отрядом тех же лодок, перешел из Свеаборга в Ригу, оттуда к Данцигу, где участвовал в троекратном сражении против французских береговых батарей…;
Лейтенант Григорий Иванович Рикорд (с.193-194) – 1812 г. Командуя канонерскою лодкой № 24, в отряде капитана Развозова, перешел из Ревеля в Ригу, плавал по р. Аа и участвовал при взятии Митавы…1813 г. Командуя тою же лодкой и в том же отряде, перешел из Риги к Данцигу и участвовал в троекратном сражении против французских береговых батарей.
Список можно продолжить, и займет он до десятка страниц. Но и того, что приведено здесь, достаточно, чтобы сделать однозначный вывод: те офицеры, которые участвовали в 1813 году в осаде Данцига, в 1812 году принимали участие в обороне Риги, конкретно во взятии столицы Курляндского герцогства города Митавы {18} при следовании на канонерках по реке Болдер-Аа {19}. Значит, и мичман Б.А. Назимов также принимал участие в этой военной операции.
Работа над очерком близилась к концу, когда в Интернете была обнаружена интересная и очень полезная для тех, кто о войне 1812 года знает только по сухопутным операциям, статья капитана II ранга В.Т. Кулинченко «Незаслуженно забытые». В этой статье есть подтверждение высказанной выше и составленной по данным послужных списков догадке о непременном участии Б.А. Назимова в боевых действиях по обороне Риги: «Изрядно потрепанный и неспособный к дальнейшим действиям корпус Макдональда так и не выполнил свою задачу. В этом большая заслуга канонерских лодок и их экипажей, которые в 1813 г. уже приняли участие во взятии Данцига» {20}. Понятно, что на такую серьезную и важную операцию, как взятие Данцига, могли послать прежде всего тех офицеров, которые не только прошли обучение в мирное время в шхерах Финского залива, но и реально участвовали в операциях канонерских лодок в боевой обстановке, накапливая ценный боевой опыт. От этого напрямую зависит успех операции. Тем более, что экипажи канонерских лодок при взятии Митавы блестяще справились со своей задачей. Вернемся в лето 1812 года.
«Кому-то, быть может, это покажется странным, но первоначально император Франции намеревался нанести главный удар по России через Ригу на Петербург, для чего предполагалось направить сильную флотилию в Балтийское море. Но вход туда преграждал английский флот. Тогда великий полководец вспомнил о старинном судоходном Голштинском или Шлезвигском канале, соединяющем низовья Эльбы с нижним течением реки Траве, впадающей в Балтийское море у порта Любек. Для прохода глубоко сидящих океанских кораблей канал не годился, зато для проводки канонерских лодок подходил вполне» {21}. Об этих планах стало известно Александру I, и он еще до военных действий, 10 марта 1812 г., отдал распоряжение Балтийскому флоту привести в боевую готовность все 236 имевшихся в его составе канонерских лодок. Кроме того, было дано указание о строительстве еще 60 канонерок, безопасных «для перехода морем с десантными войсками, имея в прочем надлежащее совершенство» {22}. И к лету в составе флота было уже 296 лодок (не считая других судов гребного флота), а это была уже реальная сила, и Наполеону пришлось отказаться от плана захвата столицы морским путем. Но…оставался сухопутный вариант – через захват Риги на суше.
В то время как основные силы Великой армии, возглавляемые Наполеоном, двинулись в глубь России в московском направлении, в 2 часа ночи 24 июня 1812 года под городом Тильзитом (современный Советск Калининградской области) пограничную реку Неман пересёк 10-й корпус наполеоновского маршала Жака Этьена Макдональда. Корпусу Макдональда, состоявшему из 32 тысяч пруссаков и немцев, была поставлена задача - взять город Ригу, а потом, соединившись со 2-м корпусом маршала Николя Шарля Удино (28 тысяч), ударить на Петербург. Конкретно оба маршала сговорились перейти Двину, соединиться в тылу отдельного корпуса русского генерала Петра Христиановича Витгенштейна (25 тысяч), у Себежа, отрезать его от Пскова, базы корпуса, и Петербурга и опрокинуть на главные силы Наполеона. Тогда дорога на Петербург сделалась бы свободной и оба корпуса могли угрожать столице Российской империи очень опасными неожиданностями. Макдональд подступил к укреплениям Риги, однако, не имея осадной артиллерии, остановился на дальних подступах к городу. Военный губернатор Риги генерал Эссен сжёг предместья и заперся в городе с сильным гарнизоном. Стараясь поддержать Удино, Макдональд захватил оставленный город Динабург (современный Даугавпилс в Латвии) на реке Западной Двине и прекратил активные действия, поджидая осадную артиллерию из Восточной Пруссии. Одновременно с ним завяз под Полоцком и корпус маршала Удино, сдерживаемый отдельным корпусом генерала Витгенштейна.
На помощь защитникам Риги в первой половине июля стали прибывать отряды канонерских лодок под общим командованием контр-адмирала Моллера. 31 июля прибыл последний отряд. Судя по некоторым косвенным данным, именно здесь впервые появились 60 новых канонерских лодок, построенных по личному приказанию Александра I в период с 20 февраля по 2 апреля 1812 г. на Галерной верфи в С.-Петербурге и спущенных 15 июня 1812 г. {23} На каждой были установлены 3 пушки. Длина лодки - 24,8 м., ширина - 5,3 м, осадка - 1,9 м. В результате Рига получила подкрепление до 130 судов. Суда были размещены между Ригой и Динамюнде {24}. Осуществлялось патрульное плавание лодок вверх по течению. Прибытие дополнительных сил было весьма своевременным. Французы и пруссаки неоднократно предпринимали попытки переправиться через Даугаву (Зап. Двину), но эти попытки решительно пресекались экипажами канонерских лодок. Так, например, 16 июля неприятельская конница и пехота, показавшиеся на левом берегу Двины и двигавшиеся в сторону Риги, были обстреляны нашими канонерскими лодками и английскими ботами и обращены в бегство. Вот данные из наградных листов двух командиров отрядов канонерок: «Капитан 1-го ранга Развозов, будучи на форпосте в 4 верстах от Митавы у деревни Дризино в ночь на 26 июля с 6-ю канонерскими лодками, был атакован неприятелем построенными им на берегу батареями, усиленными значительным корпусом. От пушечных и ружейных выстрелов лодки получили повреждения в корпусе и парусах. Личный состав понес потери 10 убитыми и 42 ранеными. Капитан 1-го ранга Развозов сбил все батареи и прорвался». Из другого наградного листа следует, что при переходе капитан-лейтенанта Сеславина с канонерскими лодками по реке Аа, в этот же день 26 июля от Варен-Круга к Шлоку ему сдался неприятельский отряд в составе 1 офицера, 2 унтер-офицеров и 50 рядовых. Пехотные подразделения и флотилия отошли к Риге. Это была первая крупная операция, в которой большую роль играл флот {25}.
Дул попутный ветер, и лодки, шедшие попарно в полуверсте друг от дружки, легко преодолевали течение Болдер-Аа. Борис Назимов внимательно вглядывался во все возвышенные места левого берега, готовый обнаружить за каждым из них батарею противника. Это была его первая боевая операция, и он не должен подвести своих товарищей по оружию. Замерли у пушек канониры {26}, волонтеры {27}, прижав к палубе по ядру, изготовились подать их по первому требованию заряжающим, а те, сжав в руках до боли в суставах банники {28}, опущенные в кадки с пресной водой, не отрываясь, глядели на мичмана. Тишину нарушали только всплеск весел и привычное боцманское «Два-а-а – раз! Два-а-а – раз!», задающее ритм гребцам. За ближайшим холмом сверкнула на солнце тусклая медь вражеских пушек. Заметно волнуясь, Борис крикнул: «Противник по правому борту! Батарея к бою!» и далее: «То-о-овсь! Пли!» Утробно взрыкнув, орудия выплюнули ядра, и почти одновременно с ними рявкнули пушки на соседней лодке. С правых бортов защелкали выстрелы нижних чинов. Противник успел выпустить лишь одно ядро, и оно, просвистев над головою Бориса, перевалилось далеко за левый борт. А на вражеской батарее сделался первобытный хаос: летали глиняные комья, чьи-то кровавые обрубки; два покореженных орудия, взлетев на воздух, свалились в прибрежные кусты. Слышалось ржание лошадей, истошные крики пруссаков…
В начале августа Наполеон направил приказание Макдональду: «…Настало время начать Ваше важное движение на Нижней Двине. Осадный парк из Тильзита двинулся на соединение с Вами. Выступайте со всем корпусом к Риге и обложите ее. Нетерпеливо ожидаю Вашего донесения и покорения ее и возможности тогда действовать на Петербург». Однако добиться каких-либо успехов во взятии Риги и переходе через Двину для соединения с Удино Макдональду не удалось. Время было упущено, инициативой владели теперь защитники Риги и русский гребной флот. Во второй половине сентября отряды канонерских лодок, двигаясь по реке Болдер-Аа, нанося значительный урон живой силе и технике врага, заняли город Митаву. «Боевые действия канонерских лодок против войск маршала Макдональда продолжались вплоть до последних чисел октября 1812 г. Время скрыло имена большинства моряков-героев, хотя рапорты об их отваге комендант Риги не раз отправлял морскому министру, прося должным образом отметить «оказанную ими храбрость и расторопность». Известны только некоторые из них - это капитан 2 ранга Иван Сульменев, капитан-лейтенанты Сеславин, Казин, Бахтин, Дурасов, лейтенанты Станюкевич, Яновский, мичманы Борисов и Глотов» {29}.
…Первый дивизион канонерок отвалил от основания песчаной косы, защищавшей суда в месте временного базирования от небезопасной морской зыби, и в полной тишине, скрытый белесым приморским туманом, двинулся на восток, к устью Вислы. По правому борту угадывались очертания Данцигской крепости, которая серыми громадами башен и стен выдвигалась к бухте. Там, в ее глубине, французский военный губернатор генерал Рапп с жалкими остатками деморализованных солдат 33-й, 34-й дивизий, выведенных из Москвы, и X корпуса Жака Макдональда, изрядно потрепанного при его отступлении из Восточной Пруссии корпусом П.Х. Витгенштейна, вот уже в течение девяти месяцев пытается организовать сопротивление осадному корпусу генерала-от-кавалерии герцога Александра Вюртембергского. Обложенный со всех сторон союзными войсками и с моря морскими силами под командованием русского адмирала А.С. Грейга и отдельными судами королевского флота Англии, подкошенный громадными потерями солдат крепостного гарнизона от сыпного тифа, наполеоновский генерал, свято уверовавший в неприступность крепости, упрямо продолжает удерживать ее и отмахивается от предложений о капитуляции.
На исходе шестого часа утра вся гребная флотилия бесшумно подгребла к устью Вислы и стала в боевом порядке, изготовившись к длительной канонаде. Сегодня, 16 сентября, предстояло атаковать батареи самого сильного укрепления у входа в устье Вислы – Вексельмюнде. Вот оно – Вексельмюнде – и всего-то в шестистах шагах от моря – возвышается над западным берегом левого рукава Вислы, ощетинившись многочисленными пушечными стволами французских батарей. Вскоре из тумана возникла лодка, посланная от корабля командира дивизиона Ивана Саввича Сульменева: его уполномоченный гардемарин Федя Литке {30} уточнил приказ – огонь открыть ровно в шесть часов утра – и произвел сверку часов.
О чем думал в эти последние минуты перед атакой мичман Борис Назимов? Конечно же, о матери, о братьях и сестренках, о далеком родимом доме. Как давно он не был дома! Служба, сложная, серьезная, всепоглощающая, долг военного моряка вырвали его из семьи и удерживали вдали от дома вот уже три года. Золотая осень. Маменька с тетушкой Евдокией Степановной и дворовыми девками делают заготовки на зиму, варенья там, соленья, а сестрички, Аннушка с Варенькой, и братец Илюша снимают пробу с тазов. Сережа с Сашей, поди, уже в гардемаринах, экзамен будут держать. А Миша, говорят, в институте учится.
Мечтал, конечно, как и все молодые люди его возраста о славе – славе громкой, как у Александра Самойловича Фигнера {31}. В младые лета – всего-то 26 лет – а уже полковник! Борис улыбнулся, вспомнив о том, при каких обстоятельствах его знаменитый земляк получил этот чин. Самого хитроумного Раппа обвел вокруг пальца: пробрался в Данциг под видом итальянского купца, его, конечно, арестовали, но он задурил всем голову, в доверие вошел, и ценные бумаги со сведениями, что поручили ему доставить Наполеону, к Кутузову отправил. Вот молодец-то!
Вспомнил Борис и о той единственной, что поразила его в сердце. Он мечтал встретиться с ней после войны. В новом мундире с эполетами лейтенанта, или лучше капитан-лейтенанта, при боевых наградах, он явится к ней и…
Шесть часов. «То-о-овсь! Пли!». Ядра понеслись к вершине Вексельмюнде. А там уже захлопотала, забегала у орудий обслуга. Залпы орудий не умолкали ни на минуту. Над бухтой стояли густые облака дыма, едко пахло порохом. Грохот противно отдавался в ушах, звоном застревал в голове. Над головами носились французские ядра, кое-где слышались крики раненых, но никто не прятал голов – каждый был занят делом. Даже Федя, сновавший между канонерками. Рядом заработало английское бомбардирское судно.
- Сейчас конгревы будут пущать по французу, слышь, Саныч! – крикнул Борису пожилой канонир, кивая в сторону англичан.
По направлению к Вексельмюнде с английского судна, свистя, полетели ракеты{33}, образуя в воздухе дымовые волнистые радуги, умножая пушечный гром. Вскоре кое-где за вражескими батареями занялись пожары.
- Это зажигательные, - крикнул один из волонтеров.
- Не только, - возразил Борис. – Есть и осколочно-фугасные.
- Вот нам бы такие!
Все случилось в несколько мгновений: калёное французское ядро, прошипев над головами, попало в крюйт-камеру, и канонерская лодка, на которой служил Борис Назимов, от страшного взрыва разъятая на тысячи рваных кусков, взлетела на воздух. Экипажи соседних лодок видели, как долго падали в воду в радиусе сотни метров эти обагренные кровью свидетельства гибели судна и его экипажа…
В современном, по-немецки аккуратном и ухоженном польском городе Гданьске, недалеко от военного кладбища, на гласисе{33}крепости стоит гранитный обелиск, высотой около десяти метров, на постаменте, увенчанный бронзовым вызолоченным крестом на шаре. Основание его окружено гранитными столбиками, через которые проходят бронзовые позолоченные цепи. На лицевой стороне обелиска в верхней его части высечен восьмиугольный православный крест, ниже креста - вделана икона Святого Георгия Победоносца. Это, как гласит надпись под образом, памятник русским воинам, павшим при осадах Данцига (Гданьска) в 1734, 1807 и 1813 годах, открытый 15 сентября 1898 года – ровно через 85 лет после трагической гибели здесь, в Гданьской бухте, молодого мичмана Бориса Александровича Назимова.
2012
Примечания
{1} Сейчас это польский город Гданьск
{2} Ныне Палкинского района Псковской области
{3} Собор построен в 1790 году
{4} Настоятель собора в 1791-1798 гг. Иоанн Иоаннович Бочарев
{5} Директором МКК в 1762 - 1802 годах был адмирал И. Л. Голенищев-Кутузов
{6} Цитируется по Д. Н. Федоров-Уайт. Русские флотские офицеры начала XIX века. - http://www.navy.su/navybook/fedorov-uait/index.html
{7} В 1802-1826 годах
{8} Очень тепло написано об этом талантливом учителе в «Воспоминаниях Бестужевых» (М., 1951, с. 229-231)
{9} Ф. Ф. Веселаго. Очерк истории Морского кадетского корпуса. – СПб.: 1852. – с.182
{10} Н.А.Бестужев. Об удовольствиях на море. - http://lib.rus.ec/b/6773/read
{11} Ф. Ф. Веселаго. Общий морской список. Часть VI. Царствование Павла I и Царствование Александра I. А-Г. – СПб.: 1852
{12} Шхеры - небольшие, преимущественно скалистые острова близ невысоких берегов морей.
{13} Как и Б.А.Назимов, погиб под Данцигом в 1813 году
{14} Плавучая батарея (историческое), судно (самоходное или несамоходное), вооруженное артиллерией; использовалось для защиты баз и кораблей на рейде, а также огневой поддержки войск, действующих на побережье.
{15} Крюйт-камера - помещение на судне для хранения порохов
{16} Канонерские лодки — относительно небольшие надводные артиллерийские корабли. Их назначение: боевые действия в прибрежных районах, сводящиеся в основном к обстрелу береговых целей
{17} В 1809 в результате русско-шведской войны (1808-09) Финляндия была присоединена к России
{18} Ныне город Елгава
{19} Река Лиелупе
{20} Кулинченко В.Т. Незаслуженно забытые -http://nvo.ng.ru/history/2002-02-15/5_crews.html
{21} Там же
{22} Там же
{23} Участвовали в обороне Риги в 1812 г., в блокаде Данцига и штурме Вексельмюнде (укрепление крепости Данциг у входа в устье Вислы) в 1813 г. Две из них были взорваны при попадании вражеских ядер в крюйт-камеры.
{24} Динамюнде - официальное название г. Даугавгрива в Латвии (ныне в черте г. Рига) до 1893.
{25} Козловский И.В. Флот при обороне Риги в 1812 году. -
{26} Артиллеристы
{27} Гардемарины последнего года обучения, добровольно проходящие практику, в том числе и боевую, на судах
{28} Приспособление на коротком древке, которым смачивается ствол орудия после выстрела
{29} Кулинченко В.Т. Незаслуженно забытые
{30} Ф.П.Литке (1797-1882) будущий адмирал флота, исследователь Арктики, президент Академии наук в С.-Петербурге
{31} А.С. Фигнер (1797-1813) – герой Отечественной войны, партизан. Сын псковского вице-губернатора
{32} Боевые ракеты конструкции английского полковника Уильяма Конгрева были на вооружении британской армии с 1806 года. Применялись и при осаде Данцига.
{33} Гласис - пологая земляная насыпь впереди наружного рва крепости