Отрывок из повести "Ах, девочка Надя!.."
У бабки Мани всегда были в доме кошки.
В Надином детстве это была дымчато-серая Мурка, очень умная, преданная, замечательно ловившая мышей и гонявшая со двора чужих кошек и собак. Она прожила долгий век – больше семнадцати лет. Бабка её очень любила. Потом Мурка стала прихварывать, отказываться от еды, а однажды вовсе пропала. Бабка нашла её через несколько дней на чердаке сарая. Деликатная кошка, не желая расстроить свою хозяйку, спряталась, чтобы тихо уйти из жизни.
Через какое-то время бабке подарили котёнка. Она назвала его Васькой. У неё все кошки были Мурки да Васьки. Этот новый Васька вырос в огромного ленивого красавца. Был он нарядный, рыже-коричневый, а манишка на груди, носочки на лапках и кисточка на конце необыкновенно пушистого хвоста – белые.
Толку от него не было никакого. Как-то по весне в подполье завелись мыши. Бабка, не долго думая, подняла половицу, сунула вниз Ваську, закрыла и легла спать. Не тут-то было! Под полом началась возня, визг, потом послышались глухие удары. Половицы задрожали, бабка слезла с кровати, дёрнула за кольцо. Из открывшегося проёма с душераздирающим криком вылетел Васька и, продолжая выть, забился под одеяло у бабки в ногах. Пришлось ей покупать мышеловку, вещь абсолютно ненужную при наличии живой кошки в доме.
Да, Васька – это тебе не Мурка. Та свой хлеб недаром ела. А Васька в еде был привередлив. Летом, когда в доме было много народу – Зоя с семьёй, Зинаида со Светочкой и Юриком, дачники, а ко всем ещё приезжали гости – Ваську наперебой закармливали деликатесами, ласкали, тискали. Бабка, как обычно, нальёт ему щей или молока, накрошит туда хлеба и выставит миску на крыльцо. Васька понюхает издалека, брезгливо передёрнется и независимой походкой – хвост трубой – направляется вокруг дома к другому крыльцу – к дачникам.
Там его уже поджидают обрезки курицы, салями, ветчины, непрожарившийся кусок вечернего шашлыка, сладкая творожная масса. Перепадала и рыбка - квартировавшая у бабки в эти годы семья трудилась в сфере торговли.
За лето Васька становился толстым, самодовольным, не всегда и на ночь домой приходил. Бабка, бывало, перед сном покличет-покличет его с крыльца: Васька!.. Васька!.. А он не идёт. Ну, бабка долго уговаривать не станет. Дверь на замок и спать. Форточку, правда, оставляла открытой. Миска же каждый день оказывалась пустой – это окрестные коты повадились харчеваться вместо Васьки. Что ж, гонять их теперь некому, Васька – не Мурка.
Но лето подходит к концу, дачники возвращаются в Москву, и Васька остаётся с бабкой один на один.
Первое время он по-прежнему бегает на крыльцо к дачникам и подолгу сидит там в пустом ожидании. Скоро бока его начинают опадать, в глазах появляется голодный блеск, и он начинает живо интересоваться содержимым своей миски. Бабка невозмутимо продолжает наполнять её супом, кашей, размоченным в молоке хлебом, селёдочными очистками. И Васька, брезгливо, словно делая одолжение, сначала пробует, а через несколько дней уминает за обе щёки со здоровым аппетитом, урча от удовольствия.
Правда, теперь ему приходится биться за содержимое миски с соседскими котами, которые за лето привыкли считать его своим. И хотя Васька сам драчун отменный, но конкурентов много, поэтому достаётся ему крепко. Зато по вечерам бабке не приходится его долго звать, только заслышит зычное: Вась-Вась-Вась!.. – тут же стремглав летит на крыльцо, глаза горят, хвост трубой.
Бабка садится на верхнюю ступеньку, берёт его на руки, сокрушённо осматривает царапины на морде, погрызенное ухо. Потом приносит синтомициновую эмульсию, мажет ею боевые ранения и ворчливо приговаривает:
- Ты, Васька, сиди лучше дома, не шастай по улице. Видишь, как ухо-то подрали? Куда тебе одному против всех воевать! Это вон, при Мурке, бывало, чужие кошки, собаки ли, боялись к нам во двор зайти. А теперича что? Со всей улицы, кому не лень, на нашей усадьбе хозяйничают! И мыши в подполье опять завелись. Никакой пользы от тебя, Васька, нету! Ладно, я вот их завтра всех разгоню, а то, ишь, обнаглели!.. – Бабка спускает кота с коленей, встаёт сама. – Ладно, иди, поешь, да спать пора.
Наступает идиллическое время. На дворе холодает, поэтому миску бабка ставит на закрытой террасе. Васька отъедается, бока опять становятся гладкими, ухо подживает.
Большую печку, одной стороной выходящую в спальню, бабка из экономии протапливает раз в три дня, но она хорошо держит тепло, и Васька блаженствует то на печи, то у бабки в ногах. В особенно сильные морозы подползает под одеялом к хозяйкиной груди, утыкается носом в шею. Бабка сама лучше любой печки – большая, горячая. Она обнимает его мощной рукой, прижимает к себе, и так они согревают друг друга долгими зимними ночами. На двор Васька выскакивает только по нужде и скорее обратно, в тепло, к миске со щами.
И так до следующего лета.