Прозрение

               
 

      Она стояла на балконе, бессильно бросив руки вдоль тела. Город давно уже спал.  Дома смотрели в ночную мглу пустыми глазницами окон. Было тихо. Лишь изредка на большой скорости проносился какой-то лихач, нарушая покой городских улиц грохотом мотора и визгом тормозов. Несмотря на лето, ночи были еще прохладные, Настя взяла вязаную шаль и укуталась в неё, зябко передернув плечами. Надо было как-то уснуть, завтра на работу, но сон упрямо убегал от неё, едва она доходила до кровати. Все было плохо! Внезапно нарушилось какое-то равновесие вокруг неё, будто кто-то невидимый и сильный решил изменить её жизнь в худшую сторону. Но почему её? А не этой курицы Галки, этого жалкого подобия женщины? И не этой Ирки, тупой, до безобразия разжиревшей бабы, которая, как наседка, только и рожала детей?  Почему именно её жизнь вдруг полетела в тартарары?  Этот вопрос Настя задавала себе бесконечно, но ответа на него не находила.
       Муж ушел из дома без всяких объяснений. Просто в один из вечеров пришел с работы, молча прошел в спальную, собрал вещи и сказал глухим голосом: «Настюша, я ухожу от тебя. Другой женщины у меня нет, но жить с тобой я больше не могу и не хочу». Сказал и, тяжело вздохнув, вышел  из квартиры вон! Ей бы кинуться за ним, хотя бы произнести традиционное: « Что случилось? Давай поговорим! А как же я? Ты подлец!». Но Настя не произнесла ни слова, как будто ей было абсолютно безразлично, что Иван уходит.
    
      
      И вот уже третий месяц она шла домой как на каторгу. Едва переступив порог, начинала протирать невидимую пыль на мебели, поправлять несуществующие складки на диване и креслах, натирать до блеска всю сантехнику в доме. С наступлением сумерек квартира будто начинала враждовать с ней: все пространство наполнялось непонятными шорохами, звуками, скрежетом. Казалось, что кто-то пытается ей что-то подсказать, направить ее мысли в правильное русло, но оттого, что она не понимает, ворчит и возится, шаркая по квартире из угла в угол.
     Подруг у неё не было.  То есть, они были, люди к Насте всегда тянулись. Звонили, рассказывали о своих проблемах и бедах, заскакивали к ней на огонек. Она всех выслушивала, но о себе никогда ни слова. Ни о себе, ни о муже, ни об их совместной жизни. Её душа для всех  была закрыта на замок. Даже для мужа. Она всех держала на дистанции, считая, что в состоянии сама всегда во всем разобраться. Девочки  с завистью говорили о том, что ей, Насте, удалось вытащить в жизни выигрышную лотерею: любящего и преданного Ивана.  Строили ему глазки и, не разговаривали с ним, нет, они щебетали на все голоса. Настя насмешливо наблюдала за их жалкими потугами. Она даже не ревновала! Как можно бросить её?! Такую умную, красивую, изумительную хозяйку, верную жену?!
     И вот Иван ушел! Куда делось это мнимое благополучие? Она приобрела совершенно иной  социальный статус: брошенка! Это идиотское словечко, как тень, теперь крутилось всегда рядом, всегда с ней. При ее появлении на работе самые жаркие разговоры остывали, как щи на морозе. И только вслед, как камень: «Брошенка»! Это было в первый месяц её одиночества. Потом все поостыли, стали жалеть, давать советы. Настя молча всех выслушивала, улыбалась, но жалость подруг выбивала из колеи. Хотелось заткнуть им всем рты, сказать, что в их глупых советах она не нуждается, что сама знает, как строить свою жизнь, что у неё все и так прекрасно.
   

      Прошло еще два месяца. Настя дошла до ручки: сильно похудела, ссутулилась, перестала принимать участие в корпоративных посиделках. Подруги тоже оставили ее в покое, уже не докучали предложениями о помощи, не давали советов. Знакомые и соседи участливо спрашивали о Настином здоровье, она же воспринимала их вопросы как издевательство и насмешку, всегда отвечала, что у неё все отлично.
      Однажды она стояла на остановке, ожидая свою маршрутку. Стояла и тихо злилась на свою нерасторопность, машина только что отъехала, сколько теперь ждать неизвестно. Повесив сумочку на плечо, она замерла, и нерадостные мысли полетели в ее голове в привычном направлении. Что же в ее жизни не так? Кто виноват? Как жить дальше? Иван за эти три месяца звонил несколько раз, предлагал любую помощь, напрашивался в гости. Но она всегда отшучивалась, рассказывала, как она теперь счастлива без него, что у неё все шикарно, и от кавалеров нет отбоя. Положив трубку, она, как одинокая волчица, просто выла в своей надраенной до блеска квартире, ругала себя за тот бред, который только что несла мужу по телефону. Но ничего поделать с собой не могла. Признаться, что ей было невыносимо плохо и больно, что ей страшно одиноко Настя не могла. Не могла перешагнуть какую-то невидимую грань, за которой была другая, возможно, счастливая жизнь.
   


       Настя очнулась от своих мыслей, посмотрела по сторонам и поняла, что вернуло её в настоящее время. Прямо за спиной стояла старуха и пристально смотрела на Настю. На мгновение она почувствовала себя прозрачной, открытой всему свету напоказ. Испуганно отошла в сторону, не глядя на старуху. Та стояла все также молча,  только колючие глаза по-прежнему буравили Настю. «Надо дать денег, иначе не отстанет», - подумала девушка и потянулась за кошельком. Старуха слегка отвела пронзительный взгляд и усмехнулась, так, слегка, одними уголками губ. Настя растерялась, вытащила, не считая, деньги и протянула старухе:  «Бабушка, возьмите на хлебушек»!  И тут произошло нечто невероятное: старуха улыбнулась. Улыбнулась так светло и радостно, что Настя вмиг забыла о своих бедах, тело ее наполнилось невесомостью и теплом. Впервые за последние месяцы ей захотелось обо всем рассказать этой незнакомой женщине, чтобы та пожалела её, как маленькую погладила по  голове и научила, как жить дальше. По лицу девушки потекли бесконечные слезы, слезы облегчения. Старуха, все также лучезарно улыбаясь, взяла ее за руку и, неожиданно, звонким и молодым голосом сказала: « Поплачь, милая! Из-за страшного греха страдаешь, все твои беды отсюда. Высокомерие и гордыня – самый страшный грех человека. Ты ведь не просить, не прощать не можешь. Даже подавая милостыню, даешь не от сердца, а чтобы тебя не задевали, чтобы, не дай Бог, не испачкаться об кого-то. Ты ведь, милая, в людях не людей видишь, а их недостатки, не жалость испытываешь, а презрение. Для тебя люди – грязь! Вот Господь и учит тебя уму-разуму.  А ты посмотри на людей другими глазами, с любовью посмотри, да не ищи в них недостатки. Ищи их достоинства. Увидеть подобное в не подобном великая сила! И прощай всех, прощай, милая, все тебе старицей вернется»!
   

       Слушая старуху, Настя рыдала все тише и тише, и слезы были уже не такие горькие, у них появился привкус сладости и покоя. Вытирая насухо глаза, девушка хотела поблагодарить старуху, но рядом никого уже не было, лишь зажатые в кулачке деньги подтверждали реальность момента.  Удивительным было то, что впервые ей вдруг стало понятно, что надо делать, словно среди полнейшей тьмы наступило прозрение. Это новое состояние дарило ощущение летучести и счастья, как будто за спиной вдруг выросли крылья.
       Когда она приехала домой, то в первую очередь набрала номер мужа. Настя что-то бессвязно говорила, опять плакала, просила у Ивана прощение за то, что всегда гнобила его, сказала, что дороже,  чем он, у неё нет никого. Она все еще говорила, когда зазвенел дверной звонок, Настя подошла к двери, открыла её и попала прямо в объятия Ивана. В эту ночь они говорили и говорили, заново узнавая друг друга. Где-то под утро, засыпая, Настя услышала легкий скрип половиц, она не испугалась, будто знала, что её дом покидают две её ненавистные подружки – одиночество и высокомерие.