С детства ей было ясно: однажды, завтра не наступит. И она жила по этому принципу. По принципу того, что нет никакого завтра, нет вчера, есть огромное и бесконечное сегодня. Это «сегодня» может быть сладким или горьким, веселым или печальным, но оно все равно остается постоянным.
Нина страдала болезнью, о которой не подозревала ни она, ни ее родители, эта болезнь была еще мало изучена врачами. Но обо всем этом позже.
События происходили внезапно, сумасбродно и ей это очень нравилось. Нина и ее друг Саша могли бесконечно долго лежать посреди поля, вдалеке от города и их домов, смотреть в небо и философствовать. Они шутили и смеялись, плакали и ругались… Девушка бежала по полю, еще недозрелая пшеница хлестала ее по ногам, по голым коленкам, а платье, платье трепетало как замкнутая в клетке птица. Сердце вылетало из груди, а легкие разрывал смех. Саша догонял ее, его брюки были перепачканы травой. Большие зеленые пятна. Догнав, он обхватил ее за плечи и повалил. Парень был счастлив с ней и искренне ее любил. Не как женщину, не как друга, а как какое-то божество, сошедшее с небес. Не было в ней ничего, что могло бы раздражать его, или заставило бы разочароваться в ней. Нина была как маленькая звездочка, сошедшая с неба к нему. Миниатюрная, с тонкими руками и ногами, с аристократичными запястьями, длинными белыми пальцами, она была похожа на фарфоровую статуэтку. Пышные золотые волосы с лихвой могли бы заменить ей одежду, настолько они были длинными. Забрызганное веснушками лицо, тонкие губы, большие-большие водянистые глаза…
Нина могла много болтать, а могла часами молчать, глядя куда-то вдаль, думая о своем. Саша никогда ей не мешал в такие моменты, он молча любовался ею, а если ловил разгневанный взгляд, то опускал глаза вниз.
Спустился ливень, они шли домой по плачущему городу, поле осталось далеко позади. Ей нравилось прыгать босыми ногами в лужу и разбрызгивать все вокруг себя. Он шел, улыбаясь, на густых бровях парня скопилось большое количество капелек, которые грозились вот-вот слиться в единый ручеек и пролиться ему на глаза. Саша нес в одной руке ее босоножки, а в другой руке была сигарета, которая намокала под дождем, не хотела раскуриваться и грозилась погаснуть…
Уже загорелись фонари, дождь утих, их тени стали длинными и какими-то карикатурными, в воздухе стоял приторный запах дождя. При подходе к дому, парень отдал Нине ее босоножки.
Они поднялись по лестнице вверх, мама Нины открыла им дверь. Из кухни вкусно пахло выпечкой. Девушка попросила его остаться с ними. Вечер оканчивался спокойным чаепитием. Она сидела на диване, подобрав под себя ноги, и рисовала Сашу. У нее это получалось так ловко и искусно, изящные линии, мазки, изгибы. Они вели свои излюбленные беседы на вечные темы. Саша говорил и говорил, а она слушала его, грызла карандаш… Девушка взглянула на часы и поняла, что пора заканчивать свои разговоры. Итогом ко всему она сказала: «Я счастлива и все мое «сегодня» было счастливым не смотря ни на что. Я рада, что все так получается. Когда бы ни оборвалось это мое «сегодня», я буду счастлива. А теперь мне пора спать» Девушка поднималась с дивана, с ее коленей упал позабытый ею карандаш. Нина наклонилась, чтобы поднять его и упала замертво. Ей, верно, в правду было пора спать…
Позже, стало известно, что она родилась с таким пороком, как очень тонкие и слабые сосуды. Есть такая болезнь. Ужас болезни заключается в том, что нельзя знать, когда настанет тот роковой момент. Для Нины он настал, когда она наклонилась за карандашом. Кровоизлияние в мозг.
Саша сидел посреди того поля, на котором они проводили большую часть своего времени. Смотрел на небо и думал… В его голове эхом звучали слова, сказанные ее голосом: «Нет никакого завтра, нет никакого вчера, есть лишь огромное сегодня…. » «Я счастлива, что мое «сегодня» именно такое, когда бы ни оборвалось мое сегодня, я буду счастлива» Парень успокаивал себя тем, что она была счастлива, и она просто пошла спать…