Разрыдаться бы на «полную катушку», но приходилось себя сдерживать и всхлипывать почти втихую, чтобы не привлекать снова к себе всеобщего внимания. Его и так на сегодняшний день оказалось более чем достаточно.
Все не так, все неправильно и выходило, что во всех своих бедах виновата я сама. От этого умозаключения становилось вдвойне обидно и жалко саму себя.
Безвыходных ситуаций не бывает, я знаю, но что делать, когда твое жалованье и так не очень высокое в одночасье «урезают» вдвое? Счет в банке, увы, лишь покрывал издержки по оплате квартиры, свободно я им пользоваться не могла. Таковым было условие моего отчима. На жизнь я должна зарабатывать сама, ведь я так стремилась к независимости и самостоятельности.
Либо…
… Отказаться от идеи продолжить карьеру в журналистике. В этом случае мне всегда было гарантировано «шоколадное» место в компании мсье Марка де Шевальера.
Не удивлюсь, если именно он поспособствовал тому, чтобы я попала в отдел Жерома Годара. Не иначе, отчим хорошо был осведомлен о моем шефе-тиране, который волей не волей сделает мою жизнь не выносимой.
Очевидно, мой отчим рассчитывал, что в конечном итоге я расхнычусь и распущу нюни (признаюсь это и происходило на текущую минуту моих жалобных стенаний) и покорно приму предложение работы в его компании.
После того, как Марк де Шевальер заменил нам с братом отца, его заботы в большей степени сконцентрировались именно на мне. Он всегда старался оберегать меня от каких-либо неприятностей, коих я в свое время доставляла не мало. Виной тому была моя, по его словам, «вечная тяга к познанию непознанного». Может он прав, и я, в самом деле, все время пытаюсь прыгнуть выше собственной головы?
Что же делать теперь, когда я «по уши увязла» в тайнах ордена Туле? Когда произошло столько событий? Когда я уже взяла на себя ответственность распутать весь этот клубок загадок и заодно понять, кто я и зачем я? Разве могу я остановиться и спрятаться в панцире подобно черепахе?
Даже если и хотела, уже не смогла бы. Ведь линия моей судьбы круто изменилась, нет не на ладони, а там - в Кормей и какое направление она выберет дальше, от меня зависело не в последнюю очередь. Я это понимала и осознавала очень хорошо.
Ничего, мсье Годар, ничего, я все вынесу, но со своего пути не сверну.
Кто-то прикоснулся к моему плечу, внезапно прервав мои горестные размышления. Я спохватилась, опустив на глаза очки.
Возле меня стоял Гаспар. Он протянул мне стаканчик с водой, а я невольно улыбнулась, вспомнив его вчерашний «колячий» кофе.
- Надеюсь, там не кипяток? А то язык у меня снова станет «болячим».
Он смутился, и его щеки порозовели.
- Это вода. Холодная, не кипяток.
Я приняла у него стаканчик и на всякий случай осторожно отпила немного. В самом деле, вода оказалась холодной, почти ледяной.
- Спасибо.
- Не расстраивайся, - подбодрил он меня. – Я знаю, как можно подзаработать.
Поделиться со мной планами ему не удалось.
К нам подошли, «двое из ларца одинаковых лица» и одеты они тоже были одинаково - темно-серые костюмы, белые рубахи, галстуки – просто близнецы-братья, оба бритоголовые с квадратными подбородками.
Один из них вежливо, но достаточно настойчиво оттеснил Гаспара от моего стола, уступая пространство передо мной своему коллеге.
- Мадемуазель Максимилиана Оржеховская? – Официальный тон обращения натолкнул меня на мысль об Альфреде. Неужели, он все-таки пожаловался в полицию?
- Де Шевальер-Оржеховская, - зачем-то уточнила я.
«Близнец» проигнорировал мое замечание, и сунул под нос значок ДСТ.
- Отдел общей информации. Прошу проехать с нами в Левалуа-Перре. Вам надлежит ответить на несколько вопросов.
- Почему бы Вам не задать их прямо здесь и сейчас? Признаки первоначальной растерянности успели улетучиться, уступая место внутренней собранности.
- Вы, наверное, не поняли, мадемуазель, мы из Дирекции территориальной безопасности. Настоятельно рекомендую выполнить мою просьбу и проехать с нами.
Это была как раз, та самая просьба, произнесенная мягкой, умеренной манерой речи, от которой невозможно отказаться. Я взглянула на второго «близнеца». Его кривая усмешка красноречиво говорила о том, что мои желания от меня в данную минуту не зависят.
- Так-так-так! – Голос Годара, как раскат грома разрезал пространство. – Что агенты ДСТ делают в моем отделе, да еще и пытают моего сотрудника?!
Я поднялась со стула, увидев шефа в окружении коллег, один из которых старательно снимал на камеру происходящее.
- Не надо снимать! Агент до того не вступавший в разговор подался было вперед, чтобы отобрать камеру.
- Куда! – Рявкнул Годар. – Стоять! Я начальник отдела криминальной хроники Жером Годар, и здесь я решаю, что делать моим сотрудникам! Я вас на интервью не приглашал, но если вы испытываете особое расположение к прессе, обещаю, что уже в вечернем выпуске появится статья, от которой не поздоровиться ни вам, ни вашему начальству! Выход там, господа! – Шеф указал на дверь позади агентов. – Рекомендую принять мое предложение как можно скорее, так как численное превосходство не на вашей стороне.
Агенты как-то сразу сникли. Намек Годара был достаточно прозрачным, чтобы не понять - если они не уйдут сами их попросту вышвырнут отсюда и при этом все будет запечатлено на камеру, а уж обещанная статья получится весьма скандальной.
Ни слова не говоря, «близнецы» не солоно хлебавши, поспешно направились к выходу.
- И выбросьте мысль беспокоить моих сотрудников в этих стенах, и тем более за их пределами!
Когда дверь за «поверженными» агентами ДСТ закрылась, Годар жестом позвал меня следовать за ним в кабинет.
Потом он также, молча, указал на стул и стал раскуривать сигару, расхаживая по кабинету.
- Как видите, мадемуазель, Ваш сюжетец по Кингу не прошел цензуру у более опытных ищеек из ведомства мсье Скарсини. Это плохо, очень плохо. Конечно, Вас они пока трогать не будут, знают, что для них это теперь чревато, но…
Годар выпустил клубы дыма, продолжая измерять шагами кабинет.
… - Но какую-нибудь изощренную ловушку приготовят обязательно. Это в их стиле. Потому, Вам, мадемуазель, нужно быть постоянно начеку. Никаких ночных клубов, где запросто могут подкинуть дурь, скажем, в сумочку. И вообще, в Вашем расписании не должно быть никаких злачных мест.
Шеф, похоже, запамятовал, что, в общем-то, лишил меня возможности бывать в ночных клубах, а «злачные места» в том смысле, который вложил в них Годар, у меня не только не было в «расписании», а даже и в мыслях.
- Вне редакции, старайтесь чаще находиться в кругу друзей. Желательно, чтобы и домой Вы возвращались не одна. Запомните, бдительность – вот отныне Ваша первостепенная задача.
- Вы думаете, ДСТ как-то связана с орденом? – Высказала я свое предположение.
- Исключено. В противном случае, Вам вряд ли бы дали вернуться в Париж. Они перехватили бы Вас где-нибудь по дороге, или задержали бы прямо на месте. Нет, мадемуазель, если они пришли к Вам только сегодня, значит, что-то нарыли, и Вы их интересуете, возможно, как свидетель, не более. Вот только свидетель чего? Они бы не пришли, не будь у них каких-то веских улик. Выходит, «что-то» они все-таки нашли и это «что-то», каким-то образом связано с Вами. – Продолжал размышлять вслух Годар. – У Вас есть какие-либо соображения на этот счет?
- Никаких, - призналась я. - Лейтенант постарался не оставить следов. Разве только кто-то из жителей не проговорился о наших с ним приключениях, но они ведь всех подробностей и не знают.
- Хорошо, если так и ДСТ усомнилась только в Ваших «художественных» показаниях. Меня настораживает только одно – почему агенты пожаловали сюда, а не пригласили Вас по телефонному звонку?
Признаюсь и меня это настораживало, но никакого разумного объяснения я найти не могла. Оставалось только следовать наставлениям Годара, и проявлять крайнюю осторожность во всем.
По пути из кабинета шефа, меня перехватил Гаспар. Выражение его лица выдавало, по меньшей мере, взволнованную озабоченность.
- Пойдем, ты должна это увидеть. - Он как-то уж очень смело взял мою ладонь и повел за собой в «хакерскую». Я не сопротивлялась, догадавшись, что Гаспар сделал какое-то открытие, по важности не уступающее таблице Менделеева.
Усадив меня за компьютер, он щелкнул клавишей.
- Смотри.
Он прокручивал листы, исписанные символами, отдаленно похожими на иероглифы. Встречались какие-то схемы, комментарии к которым сопровождались все теми же непонятными «значками».
«Язык древних. Барон уверен, что только Вы сможете расшифровать его», - вспомнила слова Ганса Вебера.
Если эти документы написаны именно на том языке, то барон преувеличил мои способности. Я ничего не понимала в закорючках на экране.
- Чертеж какого-то аппарата, - прервал мои мысли Гаспар. – Ничего не напоминает?
- Не знаю, похоже на блюдце. - Ответила я.
- Вот-вот, блюдце, - воодушевился Гаспар. – Летающее блюдце. НЛО в разрезе! Мой дед говорил, что нацисты делали попытки строить дискообразные аппараты. Эти документы, как нельзя лучше подтверждают его слова.
Я не разделяла восторгов Гаспара от его фантастических предположений. Если нацисты строили что-то подобное, что было на схемах, тогда, наверняка, у ордена Туле должны были сохраниться записи и на немецком языке.
«Если, конечно, они в свое время не были кем-то уничтожены», - не разделило мой скептицизм подсознание.
Тогда почему те были уничтожены, а эти нет? Не потому ли, что их невозможно прочесть несведущим людям?
О небо! Меня осенило. Мария…
Конечно же, Мария Орсик - моя прабабка, вероятно, она владела этим языком. Не на нем ли в видении она разговаривала со мной в бункере? Я ведь понимала её тогда. Понимала, но прочесть не получается. Наверное, нужен был какой-то ключ-подсказка, чтобы понять закономерность палочек и черточек на экране. Как ни старалась, ничего не выходило. Текст оставался для меня тайнописью, не поддающейся расшифровки.
Магистр фон Дорст хотел стать обладателем этих знаний с моей помощью, будучи уверенным, что только мне - правнучке Марии Орсик дано прочесть записи на этих файлах. Потому он так опекал меня.
Версия Гаспара становилась уже не столь фантастичной, если учесть, что я видела, каковы были последствия от воздействия на погоду климатической установки ордена. Если на этих дисках хранится информация об оружии куда более грозном, чем любое современное…
Воображение вмиг нарисовало образы разрушенных городов, заваленных мертвыми человеческими телами.
От этих мыслей стало почему-то неуютно душе, как будто её накрыла густая тень от солнца, ставшего в одночасье черным от гари пожарищ. Тень черного солнца - не символа жизни, а символа смерти.
Предательский холодок пробежал вдоль позвоночника, как будто я остановилась у края разверзнувшейся у моих ног бездны.
Достаточно только шага, чтобы она, подобно мифическому чудовищу поглотила тебя и навсегда оборвала твою жизнь.
У меня было ощущение, что передо мной ящик Пандоры, а я ключ к нему. Открой я его и мир, который знала, в котором жила со всеми его прелестями, усладами, горестями и печалями, совершенный и несовершенный одновременно, исчезнет без следа.
Знания, то к чему стремится каждый из нас и я, в том числе не являюсь исключением, могут в конечном итоге обернуться против их обладателей.
Сомнения, соблазны, кого они не одолевают. Сомнения в правильности поступков, соблазны запретных плодов, все, чем живем мы, без чего не можем существовать, любовь, наконец - все это дано нам в этой пусть не совершенной, но жизни.
Возможно, есть и другая, не физическая, в другом измерении, в пятом, в десятом, в сущности, не важно каком, но я хочу жить здесь и сейчас в этом мире, мире, где меня окружают друзья, близкие, мире, где я дышу осенним воздухом, потому, что осень, а за ней будет зима со своими прелестями.
В конце, концов, я просто хочу жить, а не быть игрушкой в руках разных там магистров, фюреров и им подобных.
- Эти копии и оригиналы на винчестерах нужно уничтожить, - наконец произнесла я.