Ты чей, Алёша?

Надежда Кудашкина
                Рассказ
       Сколько  детских судеб прошло передо мной за сорок с лишним лет работы учителем,
 но  этот мальчик, с грустными глазами и нелёгкой судьбой, запомнился больше всех. Он пришёл в мой  пятый класс второгодником: часто подолгу болел, пропускал уроки. Новые одноклассники встретили его хорошо, я их заранее подготовила. По характеру Алёша был добрым, не конфликтным,  поэтому ребята, - друзья по двору, по играм, зная о его трудной судьбе, приняли его в свой коллектив, помогали, заботились. Алёша не был сиротой. У него были мама и папа, а ещё – бабушка, не чаявшая в нём души, но инвалид, часто болеющая.
        Хоронили Алёшу жарким летним днём. Одноклассников было мало: разъехались на каникулы. Мальчик лежал в своём просторном «новом доме», вытянув тонкую »цыплячью» шейку. Он не слышал, как ругались мать и бабушка. Не видел,  как мать то и дело бегала в прихожую, явно кого-то ждала. В последний раз, вернувшись,  сказала:
      - Вот ещё один муж пришёл.
На замечание матери – постыдись! - с некой гордостью ответила:
      - А что мне стыдиться, я же не виновата, что меня все любят и уважают.
О том, как её «уважают» можно было судить по тому, что деньги, собранные на похороны, ей не доверили. Женщины, пришедшие с её работы, чтобы приготовить угощение для поминок, при всех заявили:
      - Райка, не ради тебя мы пришли, а ради безвинного ребёнка, которого вы со своей матерью угробили, а ты пропила да на мужиков променяла.
       Не видел Алёша, как мать, всякий раз выбегая в прихожую, взглядывала в зеркало, отогнув уголок простыни, которой оно было завешено, поправляла чёрную гипюровую косынку. Не слышал, как она, сидя у гроба, говорила бабушке:
      - Давай поменяемся платками, мне твой больше идёт.
        Отец сидел, молча, опустив голову. Гладя сына по опалённым волосам, тихо говорил:
       - Не уберёг я тебя, Алёша, прости, сын.
Он вспомнил, как вернулся из армии, не заходя домой, торопился к тёще, чтобы встретить жену и сына, который родился без него. «Теперь уж большой - третий год , заново знакомиться придётся», - думал он.
        - Здрасте, мамаша. Где Рая?  Где сын? Что, у нас гости?- спросил он, увидев незнакомых людей.               
           -  Здорово. Явился – не запылился,- ответила тёща, - Раиса скоро будет. Пошла в магазин. А гости – сваты, сватать пришли мою красавицу!
           - Как сватать? При живом муже! Мы ведь расписаны и сын у нас. Вы шутите, мамаша?
        -  Какая я тебе мамаша?  Как расписались, так и разведётесь: что она от тебя увидит, голодранца? Всё имущество – форма солдатская да пустой чемоданчик. А тут её начальник сватает, с квартерой и с машиной.
        - А как же сын? Ведь он мой!
        - Фигушки ты его увидишь: сама выращу. И Раиске не отдам, пусть она живёт да радуется, умница моя.
          Тщетно отец пытался уговорить бывших родственниц отдать ему сына. Как-то, отчаявшись, решил тайком забрать его из садика. Привёз к своей матери и ринулся на вокзал за билетами - хоть куда решил уехать. Но с ребёнком. Подальше от бывшей жены и её сумасшедшей мамочки. Раиса уже не была замужем за «начальником», который вовсе им никогда и не был. И машины тоже не было. Раиса гуляла, пила, сына забросила.
           Если бы отец с утра забрал Алёшу, побег бы удался.
 Но вскоре мальчика хватились,  нашли, забрали.  Отцу через его мать пригрозили, что как только он появится, его арестуют. Пришлось уехать одному. Уехать на долгие десять лет.
   Отец снова и снова гладил сына. Огонь пощадил лицо, но сжёг тело. Трое долгих мучительных суток мальчик боролся за жизнь со смертью, но силы были неравными: восемьдесят процентов кожи повреждено, ожоги глубокие, да ещё и организм, ослабленный недоеданием и частыми болезнями, долго не смог сопротивляться. Одна мысль успокаивала, что Алёша был в беспамятстве и не испытывал боли.
          Не слышал Алёша, как у его могилки, убранной цветами, снова сцепились мать и бабушка.
         - Это ты его угробила, стерва, - кричала бабка.
         - Ты воспитывала, карга старая, с тебя и спрос! – кричала мать.
        - Хватит вам, сволочи, хоть тут дайте ребёнку покой, - крикнул отец
          Плакали чужие люди.  Отпаивали валерьянкой Маринку, соседку и одноклассницу, они с детского сада были друзьями, а потом вместе учились. Правда, в прошлом году Алёша отстал, его оставили на второй год. Много болел, а то и просто дома сидел: скажет  бабушке, что заболел, та и поверит. А, если придут одноклассники или учительница спросить, почему не был, так она их же и отругает.
            Вот и этой весной две недели болел. Врач сказала:               
         - Что-то ты часто болеешь и худенький такой. Аппетита нет что ли? Мяса побольше ешь, яблочки - каждый день, - и ушла, оставив рецепты.
          Бабушка крикнула из кухни:
          - Алёша, иди завтракать!
         - Я не хочу завтракать, хочу сегоднякать, - дурачился выздоравливающий мальчик.
Заглянув в кастрюльку, разочарованно скривился:
           - Уу, опять картошка!
           - А что я тебе, окромя картошки дам, прынц заморский? Скажи спасибо бабушке, что кормит и поит, в детдом не отдаёт. А чтобы скуснее было, я тебе капустки положу с лучком, да маслицем постным залью. Куда как с добром будет!
        - Ешь сама свою капустку, мне врач велела мясо есть, и яблоки каждый день.
        - Ох, ты , язви тя в душу, он ещё и выкамыривает. Где это видано – яблоки каждый день исть? Где такую пропасть денег напасёшься? – она замахнулась на внука. Алеша увернулся. Взял нехотя самую крупную картофелину. Она была рассыпчатая, а с капустой, и вправду, - вкусной. Вот только к ней бы ту котлетку, что в школе на обед выдают. А можно – и две, и три бы лишними не были. Да ещё бы – компотику  из школьной столовой. Он в этом году редко пропускал уроки,  знал, что в школе его бесплатно накормят и бежал туда с охотой. Весной с классной руководительницей в магазин ходили, дали ему в школе деньги на одежду, но бабушка не может по магазинам ходить. А матери они и не сказали: пропьёт. Теперь у него – новые ботинки, форма школьная, спортивная, теперь он ходит на уроки физкультуры, а то даже спортивных трусиков не было.
Налив в кружку кипятка, Алёша поискал  сахар, но вспомнил, что сам вчера выбросил пустой пакет из-под сахара.
              - Ба, а с чем чай пить?
            - Там на батарее хлебушек вчерашний высох, возьми сухарик.
         Похрустывая сухариком, Алёша думал: « Дождь сегодня. Гулять не пойду, буду рисовать» Взглянул на стенку над столом, всю  обклеенную его рисунками, вспомнил, что в альбоме не закончил рисовать портрет Дон Кихота. Дорисовал, повесил на стенку, полюбовался. Дон ему нравился – чудаковатый, но добрый. Он его рисовал по памяти после того, как у соседей посмотрел кино по телеку, своего у них с бабушкой не было.
        Дождь не переставал. Алёша поиграл с псом Пронькой, который повизгивал возле кровати, требуя к себе внимания. Это был не пёс, а «Чудо-Юдо». Так звала его бабушка. На ногах в свои четыре месяца – высок, курчав, а кустики бровей и усов придавали ему забавное выражение. Они с Алёшей порой устраивали такую возню, что бабушка                полотенцем их разгоняла в разные углы. Пронька так разволновался, что с ним конфуз случился. Бабушка, припадая на больную ногу, шла из кухни и, не заметив лужу, поскользнулась.
            - Фу, ты, чёрт лохматый, холера тебя возьми, чуть не убил. Алёшка, вытри лужу.
             - Сама вытри,- лёжа на кровати, ответил тот.
              - Я кому сказала?
              - Не хочу. Само высохнет.
              - У, нЕслух, - ругалась бабушка, - бросив тряпку на пол, прижав её здоровой ногой, она вытерла лужу. -   Навязали на мою голову родители твои непутёвые. Мне бы в мои 72 годка отдохнуть, как все люди добрые. А я покоя не знаю, день и ночь грешу с тобой. И за что Господь наказал, чем я его прогневила? – причитала она.
           -   Ба, ну, не плачь. Я бы и сам вытер, - виновато говорил Алёша, отбирая тряпку.
          Бабушка, не переставая плакать, обняла внука:
           - Сиротинушки мы с тобой, никому не нужные.
До 4 лет он её мамой звал, но однажды Маринка спросила в садике:
     - А почему твоя мама такая старая?
Этот вопрос мальчик принёс домой.
     - Не мама я тебе, а бабушка. – спокойно ответила Лидия Антоновна.
     - А где моя мама?
    - Здесь, в городе живёт.
У Алёшки – глаза по полтиннику:
      - А кто она?
     - Ты её знаешь. Она иногда к нам приходит. Раей зовут, - молодая. Красивая,- вот она твоя мамка. А моя -  дочка.
      - А почему она с нами не живёт? Мамы же всегда с ребёнками живут, - недоумевал мальчик. -  Хочу с мамой жить.
     - Нельзя, миленький, не нужон ты ей: она вдругорядь замуж вышла, а у него двое детей. Да и раньше ты не нужен был, она давно тебя мне бросила. Вот эти руки тебя               
выняньчили. Из такусенького вырастили, - бабушка показала, каким он был маленьким.
        - А можно, я её тоже мамой буду звать: она красивая.
       - Зови. Может сердце-то ворохнётся да защемит: мать ведь! Хотя, - вряд ли – бессердечная   она у нас. И в девках своенравная была, всё хихоньки да хаханьки. С твоим отцом, шутя, сошлась и разошлась.
        - Разве у меня отец есть? – Алёшка задохнулся от волнения.
       - А как же, милок. Отцы у всех бывают. Да не все вместе живут.
        - А где он? Тоже в городе живёт?
        - Не знаю, где. Он – вольный казак, куда хочет, туда и едет. Деньги тебе с Украины шлёт.
         - Зачем деньги?
        - Положено. Алименты называются. Хоть и семнадцать рублей – не деньги, а всё к моей пенсии добавка. Вот если бы ещё мать сколько-нибудь давала…
          Прошло восемь лет. У мамы Раи родился ещё сын, но с его отцом она давно не живёт. Алёша завидовал этому малышу - он с мамой живёт. Мечтал: возьмёт его мама к себе, он будет с маленьким водиться, играть. Но недавно мама Рая снова вышла замуж, и мечты Алёши так и остались мечтами.
       - Не так и старый ещё, а главное – с квартирой,- объясняла бабушка знакомым.
     Рая редко забегала в неуютную квартиру матери, где жил старший сын. Матерью себя звать запретила. Последний раз была месяца четыре назад. Злая.
         - Ты – мать, и помогать мне должна, - кричала она на бабушку.
        - Из чего я тебе помогу?  Пензия – семьдесят рублей. Мальчонку накормить-одеть надо. Ладно, в школе кормят бесплатно, к лету одели да ещё на пальтишко осенью обещали дать,  в курточке простывает, да и срам её надевать: хуже нищего.
        - А ты всё  стонешь. Пусть помогают: государство обязано помогать. Мы же на трёхкомнатную разменялись, что мне в пустой квартире жить? Мебели – никакой.
        - У тебя теперь муж есть, пусть он и заботится.
       - Муж! Объелся груш! Сегодня он есть, а завтра – нет. – со смешком сказала дочь.
      - Райка, уймись.
               
     - Не вякай, мать. Говори, дашь или нет денег. Знаю, у тебя на книжке есть.
     - Те грошИ, что на книжке, тебя не устроят. Да и не дам я их тебе – это мои смёртные. Помру, ты ведь не расстараешься. Такие деньжищи зарабатываешь, а хоть бы раз сыну двадцать копеек на мороженое дала. Хоть бы раз рубашку купила – мать ведь.
       - А ты алименты на себя перевела, вот и покупай, а с меня не имеешь права требовать: у меня ребёнок маленький, - кричала Рая.
       - Да каки-таки алименты,- в ответ кричала мать, - он больше семнадцати рублей не шлёт: у него же там – пятеро сыновей.
        - Мать, я к тебе по-хорошему пришла. Застраховалась я на тысячу рублей от несчастного случая. На верхотуре ведь работаю. Если разобьюсь, похоронишь , как следует. Страховку на твоё имя отписала.
         - Что ты такие страсти говоришь? Живи да помогай Алёшку на ноги поставить.
         - Ну, опять завела! Я сказала: у меня – семья и помощи от меня не жди.
        - А учительница сказала, что тебя насильно обяжут.
        - Нате-ка, выкусите! – Рая резко выбросила вперёд руку с кукишем. – Чихала я на всех!
В прошлом году вызывали на комиссию по делам несовершеннолетних, и что получили? Чего добились? Я дверью хлопнула и ушла. Не на ту напали!
        - Алёшка-то растёт, ему всё больше требуется.
       - Отдай в интернат. Что ты упёрлась? Давай,  соглашайся, я  быстро это дело проверну.
       - Ишь ты, какая умная! И школа предлагает – в интернат. Только я его не отдам. Я с пелёнок его ращу, а ты правов на него не имеешь. Да я без него пропаду: к непогоде лежу пластом, так он и в магазин, и в аптеку сбегает. И по дому помогает. А ты расхозяйничалась – в интернат. Да и убежит он оттуда, там же дисциплина. Нет, пока жива, - со мной будет, а как помру, -  решайте. Я его в ордер на квартиру вписала. Квартира ему достанется. А ты что для ребёнка сделала? Мать, едрёна мать
          - Устала я от тебя! – крикнула Рая, хлопнула дверью и ушла. Месяца четыре не появлялась с тех пор.
          Как ни скрывала Раиса своё место работы, её нашли. Из школы на имя  начальника пришло письмо, что она не помогает старой  больной матери, не занимается воспитанием сына, поэтому школа оформляет материал на комиссию по делам несовершеннолетних о лишении её материнских прав и принудительную выплату алиментов на ребёнка. Её вызвали, пропесочили. Она разозлилась, написала встречное заявление с требованием вернуть ей украденного бабушкой сына.               
        И вот встретились в суде два, когда-то близких, человека, чтобы окончательно разругаться, обвинив друг друга во всех мыслимых и немыслимых грехах.
        Как специально, к этому времени вернулся отец Алёши с женой и пятерыми сыновьями. Узнав о суде от своих родителей, они с женой пришли в суд. Суд растянулся на две недели. Никто не хотел уступать. Представители школы настаивали на  устройстве в интернат: бабушка больная, ей самой уход нужен. Она не справляется с воспитанием внука, ребёнок голодный и полураздетый.
          Бабушка ответила:
         - Только через мой труп, никому не отдам, в интернат – тоже.
        Отец бы охотно взял: где пять,- там и шесть вырастет.  И жена его согласна, но сами пока без жилья, у тёщи на квартире живут.
          Мать согласна взять сына, лишь бы алименты не платить, но,
 обследовав бытовые условия матери, суд не решился отдать ей мальчика: она уже разбежалась с очередным мужем и жила в комнатке на подселении Соседи жалуются: пьянки да ссоры, много гостей ходит. Младший ребёнок растёт неухоженный, отстаёт в развитии, плохо говорит.
             У  бабушки оставить  - обречь ребёнка на полуголодное существование, да и что может дать ему больная бабушка? Она любит его. Но любовь её слепа и больше вредит. Мальчик становится подростком, бабушке не справиться с воспитанием.
        Никакого выхода из тупика не видно. Судья призналась:
           - Труднее дела у меня не было.
     Но выход нашёлся сам собой. Страшный выход.
            Когда судья и народные заседатели решили ещё раз обследовать жилищные условия бабушки, поговорить с соседями, постучались к соседям и спросили:
          - Вы живёте в соседях с Лидией Антоновной и её внуком, как вы думаете, можно ли его оставить у неё и дальше? – спросила судья.
        - Так вы не знаете, что с ним беда приключилась?
       - Какая? - В один голос спросили женщины. 
        - Он играл во дворе в прятки с ребятишками и спрятался в трансформаторной будке. Днём там работали электрики и забыли закрыть дверь. Произошло замыкание, и Алёша сильно обгорел.
        - Где он сейчас?
                7
       - В реанимации в детской больнице. Врач говорит, что надежды никакой.               
Ошеломлённые горьким известием, вышли на площадку, боясь притронуться к кнопке звонка соседней квартиры, страшась встретиться с безмерным горем, обрушившимся на больного человека. Позвонили, ожидая увидеть убитую горем бабушку Алёши, но были ошарашены, когда та, тыча в лица судьи и женщин, пришедших с ней, кукиш, спокойно приговаривала:
       -  Фигу вам! Никому не достался! Вот вам – интернат! Вот вам – мать! Вот – отец!
     Слова соболезнования застряли в горле, а перед глазами встал худенький мальчик черноглазый, весёлый, любящий всех своих близких. Мечтающий быть с ними всегда вместе, невольно ставший орудием вражды их друг с другом, жертвой.   За захлопнувшейся дверью скулил Пронька, оплакивая своего хозяина. Со стены смотрели герои сказок, добрый Дон Кихот, мчались диковинные машины, цвели волшебные цветы. Не было только того, кто всё это нарисовал и так любил ими любоваться. Он ушёл. Растворился. Не вынес предательства любимых людей…
       Люди расходились, оглядываясь на свежую могилку, засыпанную цветами. А Маринка положила  большое красивое яблоко для Алёши: ведь он так мечтал  о них при жизни.
1980г.