III
Я и раньше знала: существует кое-что похуже смерти, - но никогда не была готова испытать это на собственной шкуре.
«Это» настигло хотя и не внезапно, но страшно и неотвратимо.
Сначала я наивно попыталась обмануть вредную привычку местом, с которым она никак не была связана, и пришла на Остров, в свой домик. Заняв себя когда-то любимым делом – растениями – я заметила, что снова, как вчера, сбиваюсь на желание закурить листья, что ругаю собственное решение покончить с ними и думаю о том, что надо было попросить Дарха дать мне их еще один, последний разок. Трезвый рассудок отогнал такие мыслишки, но недалеко и ненадолго, и вскоре я поняла, что сама, своими руками пытаюсь запрограммировать какую-то несчастную фиалку на психотропные свойства.
Хуже всего в этой борьбе привычки с разумом было растущее раздражение на необходимость бороться, жалость к себе и начавшиеся поиски виновных. А виноватыми в том, что мне очень хочется сушеных листьев, к ночи оказались почти все: и Дарх, и парни, и Капитан-Командор, и Королева, и девочки, и звездная природа.
Что может чувствовать невзорвавшаяся бомба?
А кому это интересно? Лежит себе, никого не трогает, может быть, еще пригодится. А станет опасной – подлежит уничтожению. Чувства этой бомбе привиты лишь для того, чтобы она стала самоуправляемой, чтобы поражала цель, подчиняясь инстинкту и заложенной им программе. Так люди – любят, переживая упоительные чувства, всего лишь подчиняясь инстинкту и его простой цели – воспроизводству. Не будь инстинкта, не было бы чувств. Любовь – грубо сляпанный пряник, подсунутый природой человечеству, склонному к раздумьям: «А надо ли мне это?» – при малейшей трудности, чтобы оно не забывало размножаться. Лишь немногим удается обмануть его, не любя, или любя, но не размножаясь, но есть ли в этом смысл? Можно ли считать это достижением? В борьбе с природой выиграть невозможно.
Стоит ли инстинкт жертв?
Люди хотя бы могут стремиться стать чем-то большим, пусть только мечтать об этом – мечты оправданны, раз людям дана возможность вырасти до богов, хоть сбывающаяся крайне редко, но – существующая, достижимая! Но большая часть людей – кто по сути? Генераторы пищи для этих самых богов и духов-невидимок? Что они получают за свою способность любить? Везение? Удачу? А они для чего? Для новых упоительных чувств, которыми полакомятся боги и духи.
Если я откажусь от способности чувствовать (просто отключу сердце!) – этим изменю свое предназначение, изменю тем, кто создал меня для гибели, но что получу взамен? Наверное, что-то получу… Не может быть, чтобы не существовало в жизни других удовольствий, кроме глупой инстинктивной любви.
Все эти размышления на время закрыли сознание от преследовавших его образов свернутых в трубочки листьев и вкуса насыщенного их дымом воздуха. В них была не самая плохая мечта – освобождение, и не самая худшая цель – неизвестность. Но череда мыслей прошла, и мне вновь захотелось курить.
Я заставляла себя вернуться к самым приятным ощущениям от продуманного – ожиданию свободы и неизвестности, но это давалось все труднее. В поисках места, где было бы меньше отвлекающих вещей, я забралась на антресоль, в которую превратила чердак своего домика, и занялась тупым ритмичным делом – стала ножом чертить на досках пола прямые линии. Трудотерапия помогла на время: старание сделать линии четкими и параллельными вытеснило все мысли вообще.
— Ася… — вдруг позвали с крыльца.
Герман. Я промолчала, расписывая пол под паркет. Копившееся внутри раздражение грозило излиться на любого, кто попытается заговорить, но что-то во мне же пыталось усмирить его, твердя: «Это не ты. Ты не обращаешься с людьми так плохо. Лучше молчи, чтобы потом не пожалеть».
Герман открыл дверь и вошел. Я замерла, надеясь, что он не заметит меня в чердачной темноте.
Он сделал несколько шагов по комнате, потом ухватился за край антресолей, подтянулся на руках и внезапно оказался рядом.
Когда-то это уже было.
Не глядя на него, я продолжила вырезать линии.
Сердце, не успевшее отключиться, нежным трепетом отзывалось на каждый его вдох.
Стоп. Сюда не надо возвращаться. Это – счастье бомбы.
— Ася, посмотри на меня.
Сдерживая собственный язык от резкости, я скрипнула зубами. Не стоит смотреть.
— Чего ты хочешь?
Тепло его взгляда струилось по мне, а вокруг разливалось сияние, видимое только таким, как я.
— Скажи, что произошло?
Острие ножа затупилось. Я провела по клинку кончиками пальцев. Нет, сейчас слишком остро.
— Капитан-Командор тебе уже все рассказал.
Надо немного затупить, а то линии получаются слишком тонкими. Кончиком пальца – по острию. Самое то.
— Не все.
— Тогда спрашивай.
Чтобы найти не расчерченный участок пола, пришлось подвинуться и повернуться к Герману боком.
— Ты умерла?
Теперь можно посмотреть. Он не выглядит таким огромным, как раньше. Может быть, здесь, на моей территории, он кажется несколько тоньше, чем был, а может быть, это война его так вымотала… На лице – симметричные пятна короткой щетины, которую я раньше не замечала, привычно видя в нем гладкокожего мальчика; под глазами – синеватые тени. Жесткие волосы слиплись в пряди и чуть блестят… Так он мягче и проще, его внутренняя сила не подавляет и не вынуждает защищаться.
— Да.
— За меня?
— Да, ну и что? Меня же воскресили. Денису было гораздо хуже.
— И он? Как?
— Забрал у меня половину проклятия. Думал, что, если не удастся ослабить его, то хотя бы я не умру в одиночестве.
Его взгляд стал чуть жестче, а тепло сменилось прохладой. Ревность – я сама это чувствовала, я знаю.
Но он подавил ее.
— Капитан-Командор сказал, что ты вернулась на Землю ко мне. Что случилось между твоим возвращением и нашей встречей?
Почему я теряю время? Надо вырезать линии! Вот черта, вот еще раз ножом по тому же месту, чтобы сделать темнее, вот новая черта…
— Под прикрытием дикого стада на Остров пришел полубог, погибший человеком на подводной лодке, которая похитила нас с царевичем Саротано. Он считал меня виновной в своей гибели и поклялся уничтожить все, что мне дорого. Я боялась выдать тебя.
Он отвел взгляд, вмиг ставший черно-ледяным, и отвернулся. Снова заговорил нескоро – я успела расчертить примерно квадратный метр пола.
— И ты… собиралась прятать меня всю жизнь?
Не стоит отвечать.
— Сейчас не боишься? Почему?
Нож прорезал слишком длинную черту. Фу. Герман испугался полубога?
Нет, не полубога. Он испугался, что больше мне не дорог.
— Полубог отказался от мести. Он знает о тебе, но ты неуязвим. Во всяком случае, пока полезен Земле.
Говорить было легко, и это означало, что всё уже закончилось. Прошедшие события казались страшной сказкой с бестолково счастливым концом. Только где оно – счастье? Досталось не мне. Я не главный герой этой сказки.
Со мной – горечь, переходящая в тоску, и желание взорваться.
Герман пережил свое потрясение – или спрятал куда-то вглубь, чтобы проанализировать позже.
— Ася, я… — начал он, и его хриплом голосе фоном прозвучала мольба. Он отказался быть сильным, и воля, которую он для этого приложил, сделала его космически красивым. — Я уверен, что найду способ тебе помочь.
— Зачем?
Скажи, и покончим с этим.
Нерасчерченный пол остался только под кроватью. Я подвинула кровать.
— Зачем тебе или зачем мне? — понимающе, тихо спросил Герман. — Мне – потому что ты – моя жизнь, и единственное, чего я хочу – чтобы ты была рядом.
Вот и сказал. И он сам в это верит. Но.
— Герман, ты ведь знаешь, что я не человек. Кем я буду рядом с тобой? Домашней зверюшкой? А когда захочется женщину – пойдешь к поклонницам Королевы?
Кажется, я произнесла заклинание оглушения. Герман, и без того сидевший неподвижно, после этих слов будто окаменел. Я сама на мгновение оцепенела, ощутив его поражение.
— Я… — ломая сковавший стыд, с трудом проговорил он, — не знал, куда и зачем меня вызвала Королева. Там было не то… Я понял, что мне это не нужно, и ушел.
Черт! Королева – то ли дура, то ли сволочь! Она не чувствует мужчин и не знает их, поэтому считает одинаковыми, или стремится оскотинить всех, чтобы, играя на инстинктах, было проще ими управлять.
Нож сломался в руке.
Остался еще один камень за пазухой, но этот камень даже в таком озлобленном состоянии, сейчас я не кину. Обвинение в гибели «Монт Розы» – я знаю – причинит ему еще большую боль. Потому что (мне вдруг это открылось) тогда он не знал, насколько ценен для меня бриг, и хотел лишь одного – помешать мне уйти. Навсегда уйти из его жизни.
Почему мне хочется ему верить? Это ведь глупо! Это я мужчин не знаю, а не Королева, и, точно как преданный домашний зверек, стремлюсь принимать желаемое за действительное. Это только чувства, глупые чувства – а есть еще факты: Герман затопил «Монт Розу» и был у прислужниц Королевы. Чувства лишние, они только обрекут меня на другие чувства, а зачем? Инстинкт бомбы влечет к гибели – вот и всё объяснение всяким чувствам. Не нужно это.
Ничего не нужно. Всё обманчиво. Счастье есть, только потому что я его чувствую. На самом деле ничто приносит мне счастья – я сама либо счастлива, либо нет. В мире нет ничего красивого, если я не чувствую красоту, нет ничего уютного, если мне неуютно. Зачем мир? Он мне не нужен. Я и без него могу быть счастливой, да только глупо это.
— Ты ведь не уйдешь? — спросил Герман.
Ему больно. Так больно, что он едва может разжимать губы, чтобы говорить со мной. Зачем же чувствовать боль?
— Уйду.
Он закрыл глаза и сглотнул, преодолевая спазм в горле.
— Возвращайся. Хоть когда-нибудь. Я буду тебя ждать.
Не нужно все это. Не нужно.
Я должна найти способ унять свое желание, а для этого, похоже, есть лишь один путь – отключить все желания. Отключить сознание.
Я не заметила, как вышла из дому и оказалась в лесу, но находиться там мне не хотелось. Однако равно мне не хотелось находиться вообще нигде. Можно просто где-то ходить…
И я пошла.
Ноги вынесли меня на берег.
В океана прозрачную воду…
Точно. Там хотя бы можно спрятаться. Никто не помешает.
Я вошла и забыла о времени.
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/05/23/1957