Однажды я пришёл в наше региональное отделение Союза писателей и, обрадованный моим появлением, ответственный секретарь Владимир Добряков, вместо приветствия заговорил: «Послушай, Толя, к нам приехал товарищ из Молдавии, коллега наш, известный молдавский и румынский писатель, его зовут Ихил Шрайбман». «Очень приятно», — сказал я, пожимая руку пожилому, вполне интеллигентного вида мужчине, и представился сам. «Что привело вас в наш город металлургов?» «О, — заторопился Ихил Ицкович, — я являюсь членом редколлегии журнала «Советиш геймланд» в переводе на русский язык, наверное, вы не знаете, обозначает «наша советская родина». Так вот, я получил задание приехать в Липецк и рассказать на страницах журнала, а заодно и в молдавско-румынских газетах о металлургах еврейской национальности. Говорят, у вас на металлургическом комбинате много евреев плавящих сталь и варящих чугун». «Да, есть такие», — я сразу вспомнил бригадира сталеваров Беломута, начальника конверторного цеха Трухмана, начальника лаборатории Беремблюма, начальника доменного цеха Рабиновича и других.
— Толя, — сказал Добряков, — ты же всех знаешь на комбинате, возьми под свою опеку Ихил Ицковича и своди его, представь руководству комбината, попроси помощи, помоги встретиться с нужными ему людьми. Я хотел, было отказаться, но Шрайбман так умоляюще смотрел на меня своими крупными на выкате глазами, что я не смог ему отказать. И вот мы приехали на Новолипецкий металлургический комбинат, известный на весь мир. Прежде чем вести гостя в цеха, я, как у нас было положено, решил познакомить его с секретарём партийного комитета комбината Александром Ивановичем Тепленичевым. Секретарь парткома был чем-то занят, и мы посидели в приемной, подождали его, и когда из кабинета вышли люди, я вошёл в кабинет и сказал: — Александр Иванович, тут вот товарищ Шрайбман приехал в командировку на комбинат. Ему надо найти металлургов евреев по национальности, которые не только отлично работают, но и являются подписчиками журнала «Советиш геймланд».
— Что-что, ты привел ко мне еврея? Этого только нам еще не хватало.
— А что тут удивительного — это же не просто еврей, а известный в Молдавии и Румынии писатель, член редколлегии уважаемого журнала, и цель у него благородная.
— Ты еще будешь мне тут реплики бросать, я не буду с ним беседовать, у нас и так столько неприятностей, а тут еврей. Давай так договоримся. Я тебе даю согласие, а ты сам ищи будущих героев этого гастролёра и вози его. Но в случае чего, «ты со мной не советовался».
Я пожал плечами. Спорить с Тепленичевым было трудно. Когда-то он был прекрасным разливщиком стали, потом выдвинулся в секретари парткома и… Не позволял никаких «свободолюбивых» разговоров, очень осторожно относился к представителям прессы, а тут вдруг этакая напасть. Короче говоря, очень обеспокоенный секретарь парткома, остановив меня, стал звонить в вышестоящую организацию и докладывать по инстанции, что к ним на комбинат приехал еврейский писатель. — Ну и что, — ответили ему, — +приехал и пусть пишет что хочет, у нас, у металлургов, тайн нет ни от кого. Наш комбинат известен на весь мир, так что не чините ему никаких препятствий. Трубка была повешена, и секретарь парткома махнул мне рукой, мол, иди, веди, свою звезду куда хочешь. Да, нам удалось встретиться с известными металлургами еврейской национальности, но словно невидимая телепатическая связь, установленная между этой категорией металлургов и партийным комитетом мгновенно сработала, и все четыре металлурга, сославшись на то, что конвейер останавливать нельзя, отделались общими фразами и от интервью с приезжим писателем категорически отказались. Что было делать? Мне по-человечески стало жаль этого пожилого писателя, который, как потом оказалось, был коммунистом, сидел в застенках румынской тюрьмы, подвергался гонениям, был корреспондентом во время войны, и вдруг такое фиаско, и где? в самом центре России, а не в какой-нибудь глуши. И я тогда принципиально решил помочь ему, не возвращаться же ему с пустыми руками. С помощью знакомых в «Союз-печати» мне удалось выяснить, что два человека, живущих в Липецке, выписывают журнал «Советиш геймланд». Один из них актёр драматического театра Бляхер, другой — главный инженер металлургического завода «Свободный сокол» Каменштейн, и мы поехали по этим адресам. Приехали в поселок завода «Свободный сокол», нашли нужный дом, квартиру главного инженера. Я, предвкушая радостную встречу этих заслуженных людей, не сомневался, что здесь-то его примут по-братски. Однако на мой звонок сразу никто не откликнулся, лишь после третьего или четвёртого звонка за дверью раздался знакомый мне голос.
— Кто там? — Это Баюканский, — отозвался я, — тут к вам приехал еврейский писатель из Кишинева, хочет с вами побеседовать.
— По какому поводу? — Сразу забеспокоился невидимый нам главный инженер.
— Он хочет написать в журнале «Советиш геймланд», чтобы …
— Нет, нет, извините, никаких интервью я не даю, сами понимаете, металлургия, и причем «Советиш геймланд»? я его давно не выписываю.
И мы услышали, как главный инженер торопливо почапал прочь от дверей. Один лишь актёр Бляхер согласился ответить на несколько вопросов, но предупредил, что только числится евреем и не знает ни единого слова, ни на идиш, ни на иврите. Он привел нас в театральный буфет и сказал: — Ребята, оставьте меня в покое, какой из меня еврей? Я разделяю слова из песенки, не помню автора, но там точно сказано: «нет времени, нет времени повстречаться с друзьями-евреями», так и у меня. Так что простите, хотя где-то в глубине моей души иногда проявляются нотки моей невиданной родины — земли обетованной.
— Да причем здесь земля обетованная начал горячиться Шрайбман, — или вам трудно рассказать о своих коллегах, честно работающих на предприятиях города?
— Нет, нет, извините, я спешу на репетицию, и уделить вам времени не могу.
И тут Шрайбман совсем запечалился и сказал мне: «Толя, знаете что, я не пьющий человек, но если я сегодня не напьюсь, если сегодня не заглушу свою боль, то…» Он не закончил фразы. Продолжать не было смысла, я подошел к буфетчице и заказал у нее 300 грамм водки и два бутерброда с икрой, принес их и сказал: «Извините, Ихил Ицкович, дремучие люди руководят у нас идеологией и очень пугаются, самого слова «еврей».
— Вот, вот, вот, — подхватил Шрайбман, — и я принципиально ничего не буду писать в журнале о городе Липецке, хотя нет, извините, я напишу так: в городе Липецке евреи боятся признать свою национальность. Хотя, наверное, я и этого писать не буду, подожду лучших времён, когда любая национальность в России будет свободна и уважаема.
Мы разлили водку по стаканам, а затем опьяневшего Шрайбмана я на такси доставил в гостиницу. И с горьким осадком на душе поехал в Союз писателей, чтобы рассказать ответственному секретарю о том, какое фиаско потерпел приезжий писатель, да и я с ним заодно.