Утром того же дня Шумкову ещё хватило сил, чтобы выйти на построение. Гальюн он докрасил. Свежий утренний бриз приятно потрепал его бледное худое лицо. Дали команду расходиться на авральные работы. И он побежал подгоняемый пинками старослужащих. И едва достигнув первой броняшки, потерял сознание, и рухнул на палубу, преграждая движение. И тут же матросики подхватили тело и понесли его в медблок. А Виктор в это время пребывал в своём бессознательном, которое уносило его в глубины Великого океана, уносило вместе с кораблём, ставшим для него домом, уносило на дно, которого не было видно, будто в иные миры, в другое измерение.
- О! Ещё один «косарь» - ехидно покачал головой старослужащий медик – Его, что реанимировать нужно? Что с ним?
- Упал, обморок, наверное – пробормотал один из матросов.
- Несите его в операционный блок. Живо!
Виктора Шумкова положили на стол, который в случае боевых или иных обстоятельств должен был использоваться для операций. Для такого плавучего города как «Алтай» наличие собственного госпиталя с кубриками – палатами, своей операционной и медицинской лаборатории являлось обязательным условием.
Шумкову сделали укол, и через пару минут он пришёл в себя. На него смотрела глазастая большая лампа, но она не горела. «Как будто она погасла навсегда, и не в силах уже никому помочь. И даже операционная, напоминала скорее морг – все в этом блоке было мрачно, запущено и уныло» - заметил Шумков. Некоторое время он оставался один в полумраке помещения операционной и прикидывал варианты, как же он очутился здесь. «Несомненно, это был «Алтай», но, уже другой»- думал молодой матрос – «Вот бы проспать целый день?» Он лежал, и никто его не трогал, даже не верилось, что при свете дня может такое быть. Ведь все эти дни он буквально спал на ходу, особенно когда проходили политзанятия, каждые пять секунд засыпал и просыпался, чтоб только не увидели старослужащие и не огрели чем ни - будь по голове. «Мне нужно отдохнуть или совсем тогда «крякну». Уже нет сил и нервы на пределе. А, что, притворюсь больным? Все симптомы налицо, не «кошу» же я на самом деле. Пусть эти сволочи, забудут про меня, хоть на пару дней!» Виктор закрыл глаза, он чувствовал себя прескверно, словно на грани смерти, голова кружилась от того, что надышался краски, слабость господствовала по всему телу, желудок сжимал его величество голод. Только сейчас он ощущал себя, насколько тело его лёгкое, как будто высохший жёлтый лист, упавший гнить и дотлевать в земле. И у матроса проступили слёзы, и катились в таком изобилии, крупными каплями по лицу, потерявшему жизненный цвет. Ему не хотелось больше служить, унижаться, терпеть побои, голодать и не спать сутками и, вообще находиться на «Алтае». Совершенный и красивый корабль, чьё предназначение было служить людям и охранять людей, превратился в огромного «Левиафана», пожирающего или коверкающего их судьбы молодых людей.
В медблоке находились еще человек восемь. Все, конечно, «косили» и задались целью навсегда покинуть «Алтай». Хотя и без изощрённой притворности этих молодых матросов было видно, что дальнейшая служба на кораблях такого ранга им противопоказана, если вообще с таким здоровьем можно где – либо служить. Каждый из этой компании ждал своего часа, своей отправки в санчасть. Госпиталь – это спасение, откуда уже было рукой подать до дома или, по крайней мере, перевестись с нестрашным диагнозом в хорошее место, каким, например, была служба при этом самом госпитале или другая альтернатива.
К вечеру этого дня Виктор Шумков познакомился со всеми обитателями медблока. Самым авторитетным больным здесь считался отслуживший почти год, «борзый карась» по прозвищу «Рачок» из Службы Снабжения. Лежал по меркам медблока он уже очень долго, больше месяца с язвой желудка, которую сам себе и сотворил. Его комиссовали, и он ждал, когда дадут «добро» сойти с корабля. Сжёг «Рачок» свой желудок марганцовкой, и теперь при каждом приёме и без того отвратительной пищи, (больных матросов кормили ещё хуже, чем здоровых) он чувствовал ужасную резь в желудке. Приём пищи доставлял ему мучения, но, матрос ел, терпел, аппетит у него был зверский. «Рачок» категорически не хотел терять килограммы, для него они являлись как бы показателем авторитета. Несмотря на то, что он ещё отслужил только год, гонору в нём присутствовало как у дембеля. Михаил Рачков, так звали этого матроса, очень хотел покинуть флот с гордо поднятой головой в беске с золотыми лентами предстать перед своей девушкой. Парнем он был рассудительным, если бы не провал на вступительных экзаменах, то он смог бы закончить уже первый курс экономического факультета. Такого оборота дел «Рачок» не ожидал, подвела его излишняя в себе уверенность, но она помогала ему выживать и всеми силами бороться за своё право не служить и, наконец, добиться желаемого.
В медблоке несение службы не приостанавливалось. Корабельные расписания здесь блюлись ещё строже, а все приборки и другой физический труд выполнялся исключительно силами больных. Представители гуманной профессии на флоте были такими же людьми, старослужащие медики, порой даже придумывали изощрённые издевательства, чтобы позабавиться над молодыми больными бойцами. Надо сказать, что и пациенты не отличались хорошим поведением. Постоянное чувство голода и таблеточная изжога вынуждали их отправляться на поиски пищи, каждый раз рискуя, если можно так выразиться, своей судьбой. Последствия могли привести к самому худшему – снова встать в строй матросов «Алтая» и лишиться другой возможности «закосить». В таком случае не церемонились ни с кем: ни с притворщиками, ни по – настоящему больными. Все тотчас отправлялись к себе в БЧ или Службу, где давно ждали «обеспокоенные» их здоровьем старослужащие, да и у одногодков отношение к своим товарищам уже кардинально менялось. И после неудавшейся попытки «зашкериться» в госпитале, служба для таких матросов превращалась в сущий ад.
В медблоке за малейший «залёт», развлекаясь, старослужащие медбратья ставили эксперименты, заставляя принимать их психотропные препараты. Единственное, что понравилось Шумкову в медблоке – это гальюн. Рабочий, чистый, унитаз как в квартире и в бачке всегда была вода. Туда часто захаживали старослужащие, друзья дембелей медиков, безобразно гадили там, после чего больной молодняк «вылизывал» его сначала с хлоркой, а потом и зубной пастой до ослепительного блеска. В качестве бумаги использовались книги из корабельной библиотеки. В гальюне их читали, и в конце безжалостно вырывали листки. «Подтирались» Достоевским, Пушкиным, Толстым, Чеховым….Однажды один молодой матрос порвал эротический журнал, случайно забытый дембелем в гальюне. Его, конечно же, вычислили и избили, но перед этим беднягу переодели в нечто подобие женского платья и заставили танцевать стриптиз.
- Тяжела жизнь молодого матроса. Нет ему нигде покоя, ни отдыха. Всё он бедный должен терпеть: отсутствие сна, отсутствие пищи, отсутствие прав. У него нет ничего. Но, чтобы появилось хоть что – то, он должен это заслужить. Ну, что понял «Карась сказочный»? Слово служить и слово заслужить – это два противоположных понятия. Ты можешь служить весь срок заклёванным «карасём» или стать ублюдочным «саракотом». Здесь как на зоне, либо ты на параше, либо господин арестант. Для нормальных людей этих различий не существует. Для них матрос – это матрос, а зэк – это зэк безо всякой их там параноидальной иерархии. Так, что если ты человек умный, то должен выбрать для себя лучший вариант. Можешь дембельнуться с сорванной «башней», до жопы гордым моральным уродом или же униженным и больным идиотом, обиженным на всю жизнь. Выбор не впечатляет, потому что это выбор дураков! Но, есть другой выход – это уже решение здравых людей. Оставаться самим собою, не подчиняться этой системе, готовой перемолоть в труху нормального человека. Что наша армия? Не на войне покалечит, а то и погубит. Разве это нормально? Какой тут долг? Какая честь? Ради чего? Не, братцы по мне так лучше «закосить», хотя делать это не надо, уж язву то себе обеспечил на флотских харчах и баланде. Играть в моряков – героев не по мне. Прошли те времена. «Косите» ребята, «косите» как можно правдоподобнее, вы ничем так не провинились перед страной, чтобы терпеть эти мучения. Я своего добился, не буду больше служить с ублюдками, теперь они меня не достанут. Вот так! Ты парень умный Витёк, не будь дураком, «коси»!
Виктор Шумков, молча, смотрел на Рачкова и понимал, что слова доходят до него, как наставления пророка. Рядом сидели остальные больные и с выпученными глазами внимали своему счастливому товарищу. Кто облизывал жир с тарелок, звеня по ним зубами, кто инстинктивно шарил по своим карманам, пытаясь найти крошки от лежавшего когда – то там куска добытого на свой страх и риск.
Вдруг броняшка отворилась и в проёме показалась грузная фигура старшины первой статьи Василия Кабанова. Его круглое лицо пылало как раскалённый уголь, это означало то, он прилично принял на грудь. Все тотчас подскакивали со шконок.
- Здорово пацаны, а где мой зёма Курбан – покачиваясь в проёме, с перегаром выдохнул Кабанов.
- Он в качалке Василий – ответил Рачков.
- А, чёрт возьми, «Ракушка», опять свободные уши нашёл – сказал Кабанов и шагнул к нему навстречу.
Старшина ловко ухватил «борзого карася» за ухо и так сильно скрутил его, что тот завыл от боли.
- За чтоооо? За чтоооо?
- Слышали пацаны, а ещё говорят, что раки не воют, а только свистят – заметил старшина и сел на шконку рядом с Шумковым.
- Ну, что «Сказочник», как служба? Ты, что здесь делаешь, заболел, что – ли?
- В обморок свалился…. Вот сюда притащили.
- Не «косишь»? – строго произнёс старшина.
- Нет, и не собираюсь – нашёлся Шумков.
- Добро, добро – закряхтел Кабанов – Завтра дембель, домой еду пацаны, домой на родину.
- Поздравляем, поздравляем – несколько раз хором прокричали «караси».
- Ладно, пойду в качалку, служите пацаны, придёт и ваш день – с этими словами Кабанов удалился тяжёлой походкой, едва вписавшись в проём.
- Ну, давай жребий кидать, кого за хлебом засылать? – потирая «горящее» ухо, сказал Рачков и зашевелил своими длинными бровями, словно рак усами.
- А, что кидать – то, пусть «Сказочник» идёт, если жрать хочет. Мы все ходили поначалу – донеслось из уст юркого белобрысенького матросика.
- Слышал Витюха, здесь уж правило такое, никто не заставляет, по доброй воле всё.
Шумков согласился, не говоря ни слова, он чувствовал, что в среде обитателей медблока присутствовал дух братства, объединённые одним желанием, матросы внушали ему доверие.
Решили идти в «Гарсунку», после отбоя и достать две буханки свежеиспеченного хлеба. Съесть пару кусков мягкого, горячего хлеба было вполне осуществимо и ничего, кроме этого хлеба не представлялось сейчас вкусней и желанней. Наверно, каждый изголодавшийся молодой матрос смог бы рискнуть за это чем угодно. Но, одной смелости мало. Нужны сигареты, которых предстояло где – то подродить.
К всеобщему счастью в это время в медблок заглянул лейтенант Захарьин. Он зашёл в палату и увидел сияющее лицо Шумкова, который был так рад его появлению.
- Вот и меня крыса покусала – показывая наспех перебинтованный палец, сказал Захарьин – Где тут у вас врачи?
- Сейчас – отозвался Виктор и, вскочив со шконки, через мгновение скрылся вместе с офицером.
Виктор Шумков ждал лейтенанта и когда тому обработали рану, «набросился» на него как на старого друга.
- Как здоровье, матрос Шумков? Что лучилось с тобой? Стоило сойти на берег на пару дней, и ты опять вляпался…
- Не вляпался, заболел, слабость постоянная, голова кружится, сил больше нет.
Вид у Шумкова был жалкий, какой – то призрачный, казалось, хватило бы лёгкого ветерка, чтобы этого матросика сдуло за борт. Захарьин нахмурился, он понимал, что дальнейшее пребывание на «Алтае» этого матроса могло привести к печальным последствиям. Спасти хорошего человека, теперь стало для лейтенанта делом чести.
- Держись Витя – смягчился офицер – Появилась причина, по которой можно ускорить процесс твоего перевода на берег.
- Спасибо товарищ лейтенант – оживился Шумков.
- Пока не благодари, не сглазить бы, тьфу, тьфу – сплюнул Захарьин.
- Добро сигарет в долг взять товарищ командир!?
- Конечно. Как же без этого. И здесь «рожаешь»?
- Только для себя, для дела!
- Деловой какой! Сколько?
- Штук десять, в долг!
- Ого – воскликнул лейтенант – Совсем оборзел, что курить начал?
Шумков опустил взгляд и начал буравить им палубу. Захарьин не стал дожидаться ответа и достал из кармана пачку, посмотрел, что она почти пуста, засунул её обратно. Виктор уже было расстроился.
- Сейчас принесу – улыбнулся офицер и направился к выходу.
Через десять минут «Рачок» делил пачку сигарет между обитателями медблока. На дело оставили полпачки, а вторую отложили про запас, две из них разделили и покурили на парях. Ближе к полуночи Шумков направился в «Гарсунку», от него зависел ужин голодных обитателей медблока.