Житие 3 в стреляющей глуши - страшное нечто... 23

Станислав Графов
Они ли по лесу, когда уже начинало светать. Необходимо было за ночь отмахать хотя бы четыре километра. А до лагеря партизан было все пять, и то – с небольшим хвостиком. Смысла нет спорить – ночью идти тяжеловато. Дело не в сне – ориентироваться не так просто. Особенно, если небо затянуто и звёзд не видать. Но девушка вела строго - на юго-запад, а Васька неотступно следовал за ней, как хвост. При этом шёпотом подгонял перед собой Онищенко, которого, как на поводке, вёл за конец размотанной и стянутой у него на запястьях портянки.

Тот шёл не спеша и временами мычал что-то неясное сквозь кляп.

-Да выньте же его – итак крепко держите, - один раз попросила девушка.

-вынуть недолго. А ну как закричит? – усмехнулся Васька. – А ночной лес шума не любит. Да и дневной тоже. Мало ли кто нас услышит…

-Немцев боитесь? Так они тут не ходят…

Девушка засмеялась, как будто что-то припоминая что-то. Однако тут же стряхнула с лица улыбку и пошла, как ни в чём не бывало.

-Ничего, в лагере наговоришься, - произнёс Васька так, чтобы слышал Онищенко. Спохватился и тут же добавил: - У партизан, я хотел сказать… В лагере у партизан.

По пути Онищенко дважды просился по нужде и совершал этот «священный акт» в кустах. Пару раз Васька предостерегающе шикал. Они останавливались, слушая лес. Но ничего, кроме неясных шорохов и пения птиц, не было слышно.

Ваське всё время казалось, что леший движется где-то поодаль. Даже временами ходит кругами. От этой мысли ему становилось не жарко и не холодно. Он опасался, что красное свечение его глаз может напугать девушку. Одновременно он пытался понять, почему это неведомое существо, полузверь-получеловек, показало себя и помогло именно ему. Или приглянулся он лешему он, связанный по рукам и ногам? Хотя Онищенко был также связан – уже после того как… Но он не вызвал у существа жалости и стремления помочь. Потому что начал первый, а он, Васька, потом включился? Защищал себя, значится? Впрочем, отчего да почему… Не до этого сейчас.

-Животных никогда здесь не видели? – почему-то спросил Васька.

-Каких животных? – искренне удивилась девушка, заметно сбавив шаг. – такое скажите…

-Скажите их здесь нет?

-Скажу, что они нас боятся. Будто вы не знаете…

-Так-то оно так. Только зверь оголодать может. Вот, например, волк.

-Волк только зимой опасный. Когда добычи нет. И медведь тоже, если шатун. Такому лучше на пути не становись – задерёт и клочьев не оставит. А сейчас, летом, надо бояться волчицы или медведицу с выводком. Но они только днём опасны, когда их встретить можно. Ну, и понятно – если возле норы нас застукают… Вот тогда – точно нападут. А мишек нужно опасаться, когда они малину кушают. Заберётся такой на малиновую поляну, в малиновые кусты… Его самого – не видать, а только хрусть-хрусть… Вот когда такое хрусть-хрусть   -  надо быстро бежать . Не дожидаться, когда косолапый увидит. Когда увидит – жизнь всю припомните, от начала…

Онищенко что-то одобрительно промычал, но Васька его осадил:

-Андрюха, угомонись! В партизанском лагере помитингуешь! Если не попытаешься сбежать, конечно…

Когда окончательно забрезжил рассвет, и чёрно-лиловый воздух стал сначала синеть, а затем налился голубовато-серым и прозрачным, Васька решительно скомандовал:

-Всё, привал! На полчаса. Кому, по какой надобности и перекусить, конечно. Да и осмотреться надо.

-Кому осмотреться? – удивлённо подняла брови девушка, обозначив на худом бледном личике изящный тонкий носик и глубокие серые глаза.

-Да мне надо осмотреться. Долго идём, слишком хорошо идём. А это – без сучка, без задоринки. Уже подозрительно! Вот и надо осмотреться. Вы пока здесь с ним – я его к дереву привяжу…

-Ага, спасибо. Давайте уж я схожу, а вы постережёте. И потом – я здесь каждый кустик знаю… Столько раз здесь ходила.

Васька наморщил лоб – как можно учтивей ответил:

-В том-то и дело, что – столько раз. Поэтому всё видите по-своему, по намётанному. А я вижу по-новому и увижу то, что вы наверняка не разглядели в силу привычки.

-Что ж я такого не разглядела? – не унималась девушка, сузив глаза. – Зайца под кустом или фашиста на ветке?

-Об этом поговорим позже. Может, сами чего вспомните, а может… - Васька хмыкнул, представив себе глаза лешего в полнейшей темноте. – Ладно! Оставляю вам своего подопечного и…

-Не надо мне оружие. Сами имеем, - фыркнула девушка.

-Ну, как знаете, - Васька закинул за спину винтовку Онищенко и провёл рукой по брезентовым подсумкам на поясе. – Я скоро, соскучиться не успеете…

Васька сперва прошёлся вокруг стоянки своего отряда, изучив, как следует все приметы на местности. Ничего подозрительного, лес как лес. Миллиарды росинок на траве: серебро паутинок при свете утра добавляла ему ослепительную красоту. Но на душе было тревожно.

-Эй, леший?! – тихо позвал Васька, ставя между ног винтовку. – Покажись! Погоорить надо. Ты меня бачив, я тиби не бачив, как гутарют хохлы. А надо бы побачить. Хочу тебе сказать спасибо за вчерашнее…

Где-то хрястнули ветки, взлетела стайка соек. Васька напрягся, хотя не сделал ни одного движения. Но ничего не произошло. Никто не показался из-за зелёных кустов и пышных крон, которые стелись до земли отовсюду.

-Ой, ну ты прям – такой застенчивый… - сделал попытку пошутить Васька. – Спасибо, говорю, что помог мне этой ночью. Здорово помог. А то бы этот крендель Онищенко… Неизвестно, куда бы он меня завёл, да и себя, сердешного, тоже. А сейчас хоть ясно куда идём. Знать бы  - какой ты…

«Любопытной Варваре нос на базаре оторвали», - тут же пронеслась у него в мозгу неожиданная мысль. Некоторое время он выжидал, определяя, с чего еиу так подумалось и он ли так подумал… И тут же стало понятно: скорее всего, мысль ему отправил леший. Прямо и точно – в голову… Ему хотелось, чтобы Васька так подумал. И предупредить кое о чём тоже хотелось.

-Ну, ты даёшь, - усмехнулся Васька. – При чём тут какая-то Варвара… Нет, ну, если женщина она красивая, тогда – другое дело. Но я не о том, леший. Ты видишь, что кругом твориться? – Васька покружил взглядом: - Война идёт, Великая Отечественная война. Или мы фрицев, или они нас. Вот я и думаю: раз ты мне помог – можешь помогать постоянно? Ты в этом лесу живёшь, верно? Это твой лес. Хочется тебе, что б здесь вместо меня фрицы объявились со своими губными гармошками, стали его на дрова строгать? Нет, я думаю. И ты, по-моему, тоже вместе со мной думаешь также. Видел хоть раз фрицев, видел, что они с нашими людьми творят? То-то же… Наверняка что-то такое видел. Как выходили через лес окруженцы, а их сверху «певуны» чехвостили, а по лесу гвоздила их артиллерия и миномёты. А затем наших встретили танки и пехота в огневых точках. Как добивали раненых, как гнали пленных… Вот я о чём! Так что, леший, давай решать - будем мы после всего сотрудничать или всё забудем. Разойдёмся как в море две яхты. Ага или да?

Сзади раздался пронзительный хруст. Васька стремительно обернулся в вполоборота. Мелькнул за ветками молодого сосняка знакомый приземистый силуэт: остроконечная голова и покатые плечи с висячими до колен руками, поросший чёрной с бурой шерстью. Это длилось какую-то долю секунды, а затем всё стихло и исчезло. Как будто минуту назад он видел сон и пребывал в таковом – счастливом и блаженном сне.

-Что ж, братуха, и на этом спасибо, - рука Васьки сама по себе прижалась к груди, где мерно – тут-тук! – постукивало сердечко. – Ладно, успеем ещё познакомиться – пожать друг-другу… хм, гм… руки… Ну, если не руки, то – что там у тебя. Хотя не ноги же, в самом деле! Важно, что ты меня, как я погляжу, понял. Это хорошо, ой, как хорошо… Просто, я вот что подумал, леший. Если ты не один в лесах такой и вы вместе сообщаетесь – дай своим знать, что помощи ваша во как нужна! Поэтому как я скажу  - разведчики вы первостатейные. Можете запросто опасность учуять и сработать на опережение. Ну, ладно. Что я могу сказать, леший7 Следуй за нами дальше. Если что не так – сигналь мне по-своему в черепушку, - Васька тюкнул свою голову. – Ферштейн?

Когда он вернулся, привязанный к стволу Онищенко уже смачно храпел и спал мертвецким сном. Даже не чувствовал семерых комаров, что, налившись кровью, трудились на его лице своими хоботками. А девушка время от времени проваливалась в забытьё. Он некоторое время посидел в секрете, а затем, обойдя её сбоку, стал неслышно приближаться, переступая с носка на пятку. При появлении Васьки – метра за четыре с небольшим – она только и успела, что широко раскрыть глаза и извлечь рывком «люгер» из плисовой жакетки.

-Вот так оно и бывает, товарищ связная, - без всякого злорадства изрёк Васька. – ладно, спите… Я часа два покараулю. Затем скажу, как да что. Вас как зовут, уважаемая сеньора?

-Предположим Аня, - с любопытством посмотрела на него девушка. – Только прошу вас – без пошлостей. А вас, если не секрет?

-А меня Василием. И это не секрет и не военная тайна. И это не предположим, а совершенно точно.

Когда наконец девушка уснула, подложив под голову в платке кулачок, он снова сосчитал до ста. Снова сделал глубокий выдох, задержал дыхание… По мере возможности он прикинул в уме – видел или не видел он в звёздном небе круглый объект с мигающими точками по краям? Да, если померещилось, это одно. Тогда дело плохо. В том смысле, что когда сказывается переутомление,  оно же – нервное напряжение, то надо скоренько отдыхать. Либо подавать рапорт о переводе туда, где головой слишком много и слишком часто не следует думать. Хотя где сейчас такое – что б головой и не думать… «Стоп! Но тогда мне померещился и леший, - подумал он с облегчением. – А уж этого никак быть не может. Уж лешего я точно видел, и даже запах его учуял. И услышал его… хм, гм… родную речь…»

-Ну что ж, доспимся позже! – тряхнул он головой, видя, что девушка не спит и украдкой смотрит за ним. – Сейчас Андрюха последние семь снов повидает, и с чистой совестью – двинем дальше…

-Вы ему кляп изо рта-то выньте, бессердечный вы человек. Точно существо какое-то шерстью покрытое… - просящее и с лёгким осуждением обратилась к нему Аня. – Ну, не по-человечески это, по-звериному! Зачем так человека мучить?

-По-о-овторяю, - нараспев протянул Васька: - Он вчерашний «хиви», можно сказать – изменник… Не всех таких надо под одну гребёнку. Но мы – в лесу, а лес ошибок не прощает. Так и лишнего шума. Здесь сойка пропела, а там человек прокумекал, кто идёт и сколько. Отличие есть, не спорьте. Ну как, он орать начнёт, я вас спрашиваю, Аня? Не со зла, конечно – с перепугу?..

Подождав, пока девушкины глаза, замутнённые печалью, блеснули ясным огнём, он добавил:

-Вижу, наконец, понимаете! Слава Богу. Я ведь тоже такой жалостливый. Жизнь обязывает.

-А раньше кем были, до органов? Или вы кадровый?

-Фронтовиком был. А ещё раньше… - Васька хитро усмехнулся, потеряв свои глаза в морщинках. – Там всё было. Или – почти всё. И беспризорка, и детдом, и даже колония…

-Понятно теперь, - после недолгой паузы сказала девушка. – Вы бы поспали, Василий. Хотя бы часик. А я подежурю. Мне не привыкать. Это я так – немного отключилась. Не обращайте внимания.

-Да ничего, со всяким случается, - Васька на минуту задумался. – Что ж, давайте на часик прикурну, не возражаете?

Он сел, прислонившись к дереву. Поочерёдно, зажмуривая то один, то другой глаз, стал настраивать себя на отдых. Затем, считая про себя, закрыл оба глаза, стал рассматривать цветные точки и круги и точки, что возникли после трения век. Глаза окончательно слиплись, и он тут же разомкнул их…