Полночь ХХI век. Нина Визгина

Лауреаты Фонда Всм
НИНА ВИЗГИНА  http://www.proza.ru/avtor/ninaalex   -  ПЕРВОЕ МЕСТО В ТЕМАТИЧЕСКОМ КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 16» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ   


Баба Нюра молча смотрела в сторону уходящего солнца, тщетно стараясь разглядеть далекий горизонт. От напряжения слезы навернулись на набухшие веки и сквозь старческую влагу, словно хрустальную призму, мелькнули кратким видением последние всполохи вечернего зарева.

Солнце село, вечерняя прохлада заполняла подворье, заставляя ежиться и стремиться к теплу. Но дома было не намного теплее. Растопить печь силенок у нее бы хватило, только наколотые дрова заканчивались, а когда сын с лесозаготовок вернется не известно. Вот и приходилось экономить. Да и не принято было на селе в летнее время печи топить. Только старые косточки очень по теплу тосковали, не хватало им нынешнего лета, не очень щедрого на солнечные денечки.

Накинув на плечи старый платок, подаренный ей когда-то к великому женскому празднику, баба Нюра осторожно прислонилась к изгороди, напряженно прислушиваясь к ночным шорохам, напрасно стараясь уловить людские голоса.

Ноги первыми отозвались ломотой на поднимавшийся со стороны реки холодный туман. Обувь надо бы заменить, - переминаясь с ноги на ногу среди ухоженных грядок, подумалось Нюре,- протерлись старые чеботы. Хорошо, что от покойного мужа остались еще калоши, да валенки, хоть и подшитые, но вполне пригодные для носки. Раньше в мужниной обуви она бы не разгулялась, но за последние годы ноги сильно стали опухать, да и косточки болели все сильнее, так что старая мужская обувка пришлась ей нынче впору.

Воспоминания прошлого в который раз начали одолевать старую женщину, терзая усталое сердце, не давая успокоения душе. Судьба за грех, верно, решила тоскливой старостью наказать. Но разве ребенка желать грешно? Ну не получалось у них с Иваном деток иметь. Как ни старалась она, не выходило. Уж потом свекровь шепнула, что вина в том целиком на муже лежала. Мол, делай выводы девка, решай сама, как дальше жить. Ну, вот Нюра и решилась. Она уж и лица того заезжего механизатора не помнила, только копну светлых волос, да запах нагретой летним солнцем полыни за околицей.

Родила уж почти в сорок. Степке нынче столько же. Из армии пришел такой справный, веселый. Все хорошо было. Да что-то не заладилось у него, не сложилось. Молодым в город уезжал на заработки, а что хорошего вышло? Намыкался там по чужим углам, попоек да воровства нагляделся – вот и вся хваленая городская жизнь.

И друзей растерял, и жену в дом не привел. Как тут семьей обзавестись, коли жить не на что. В родном селе постоянной работы совсем не стало. На ее пенсию живут, да на то, что с огорода имеют. Опять же, как с урожаем повезет да с теми, кто этот урожай скупит. Поначалу сын пытался овощи в городе сам продавать, да не пускают туда чужих. Ездил как-то – и товар угробили, и сам еле ноги унес.

С тех пор совсем смурной стал, тихий и злой. Что тихий – еще хуже, еще страшнее. Уж лучше б выпил иногда да побуянил – выпустил изнутри боль - тоску, что накопилась, все легче б стало. Не пристало человеку столько горечи в себе держать.

В шкафу бабу резиновую хранил. Тьфу, прости господи, - Нюра быстро перекрестилась. Танька с почты злорадно по всему селу растрезвонила, какую игрушку Степан по почте выписал. Да знала Нюра - обижены бабы на ее златовласого сына. А что делать, куда деваться? Родной человек, а не понимала она его. И до того жутко иногда бывало, когда, набычившись, сидел сынок неподвижно перед телевизором, а заметно, что не видел и не слышал ничего. Весь в себя ушел. О чем думал? Где витал?

И так ей в эти моменты сиротливо делалось. Будто и не родная кровь рядом жила. Страшно ей становилось до замирания сердца, страшно и одиноко. Одиночество – вот, наверное, то, что ей судьба в наказание за грех уготовила.

А если б не сбегала на сторону, не было б Степки. Но и муж не простил. Догадывался, особенно когда у сына кудри кольцами золотыми пошли виться, чего отроду у чернявых сельчан не водилось. Поколачивал ее, когда спьяну, но смирилась, терпела. Куда деваться? Жить то все равно вместе, выживать надо было. Свекрови спасибо, понимала, заступалась за нее.

Иван подворье, огород справно держал, да помер уж больно рано и до пенсии не дотянул. На сельской работе живот надорвал, уж и косточки на погосте давно сгнили. А во сне иной раз к ней приходит, глядит с укоризной, молчит. А разве виновата она, что жива до сих пор. Иной раз и сил никаких нет на свет белый смотреть, да и жить вроде уж незачем. Но самой уйти грех большой, а бог пока не прибирает ее.

Это зимой мысли о смерти часто приходят, но когда земля в цвету, так снова жить хочется. Летом и солнце ярче и видит она лучше, и косточки не так сильно болят. Лето что? Лето не зима – жить можно.

Опять же осенью лопухов накопает, к ногам приложит, глядишь полегчает. Только копать все труднее. Ну да ладно, с передышками, дай бог, одолеет корешки. Земля нынче дождиком обильно полита, не затвердела, да и сын лопату наточил, видела. Одолеет корешки, одолеет.

Так и не дождавшись чьего либо оклика, постояв еще немного, пока вдалеке совсем не стихли колокольчики проходившего стада, баба Нюра пошла в избу. Сельчане, отужинав, удобнее устроившись перед телевизорами, дружно смотрели очередную порцию нового мыльного сериала.

В старом доме тихо плакала одинокая старая женщина.
На дворе стояла полночь, ХХI век.