В конце восьмидесятых годов я работал в Останкино заместителем заведующего отделом сатиры и юмора Всесоюзного радио. Мы делали передачи для смеха. Или для улыбок. Или просто для хорошего настроения. «С добрым утром!», - помните? Это была продукция отдела (одна из программ), в котором я имел честь играть вторую скрипку. В административном смысле.
Через несколько месяцев с начала моей работы пришла пора реально замещать завотделом Владимира Лутовинова. Кстати, помните, когда-то он был одним из первых капитанов телепрограммы «Что? Где? Когда?»?
Ну так вот, про замещение.
Всё это оказалось так неожиданно. Вечером, после работы, у железнодорожной насыпи рядом со станцией "Останкино", под портвейн, Володя вдруг сказал: меня тут не будет месяц, буду в отпуске, ты не волнуйся, всё очень просто. Подписывай, что принесут сверху, коллективом управляй без гонора, но принципиально, соглашайся с начальством не с первого раза, а то вырежут из передач всю суть. Занимай моё кресло и отвечай на все звонки. Всё, на посошок.
Следующий рабочий день я начал в кабинете Лутовинова, на верхнем этаже «олимпийского корпуса», расположенного напротив известного телевизионного комплекса в Останкино. Олимпийский корпус построили к московской Олимпиаде 1980 года. Строили так быстро, что когда бульдозерист в рабочий полдень отлучился на обед, его трактор окружили толстенными стенами и потолком. Долгожители водят в подвал новичков показывать эту ржавую машину, которую видно в дырку между бетонными блоками.
...Пришла Маша Дубровская, секретарша, рассказала о расписании на день. Что в эфире, что будут записывать. Взяла мои автографы на каких-то графиках работы студии. Ушла.
Без стука вплыла неизвестная особа женского пола, как бы между делом произнесла без намёка на вопрос «Вы за Лутовинова» и открыла папку, выкладывая один за другим десяток листов для моей подписи. Я подписывал, едва успевая замечать «150 000 рублей» или «150 тонн мазута»… Что-то в этом роде. Еще 100 тысяч. И Ещё 75 000, и еще 30000...
Как потом я выяснил, чтобы передать наш юмор по просторам великой еще тогда социалистической Родины, требовалось дикое количество горючего для региональных ретрансляторов. По воздуха или по проводам разносился юмор от Москвы до самых до окраин, и всё это обеспечивалось сжиганием целого моря соляры. И всё это стоило серьёзных денег. Сумасшедших денег, как я успевал замечать, лихо подмахивая страницу за страницей. Что-то нехорошее осталось у меня от этих масштабов, которые я вдруг взял на себя. Но всё, как ни странно, обошлось и не имело для меня никаких последствий.
Заглянула референт Панарина - главного на всесоюзном радио по пропаганде (Отдел сатиры и юмора входил в структуру именно этого главка Гостелерадио!). Поздравила «с временным повышением», объявила о какой-то планёрке по пленуму и тут же сказала, что мне не надо, не по профилю.
Потом один за другим пошли редакторы отдела. Кому подписать программу в эфир, кому посоветоваться, кому спросить, "куда ветер дует", чтобы тему правильную выбрать. Если кто-нибудь из первых лиц государства готовился поехать в Польшу там или, наоборот, в Венгрию, то летели к чёрту любые юморески про туризм, поездки в область, на дачу, к реке, на рыбалку, в горы, на болота и т.д. Если очередной генсек уезжал куда-нибудь без предупреждения, а так оно обычно и бывало для всего населения страны, то в эфир ставили плёночный «блин» (запись на коричневой плёнке, намотанной на круглую бобину, диаметром сантиметров сорок) с юмором, не имеющим ни географии, ни времени года, ни имён, ни чисел, ни цвета волос, ни направления ветра. Но на мою подмену заведующего отделом монарших поездок бог не дал.
Первый день замещения продолжался. Некоторое время меня никто не тревожил.
Я включил телевизор и начал развлекаться нажиманием клавиш на длинном пульте. Телевизор на весь отдел был один и стоял он в кабинете заведующего. Если Вы когда-нибудь слышали «Генсек выступал на первой кнопке», то это была такая реальная первая кнопка слева на этом длинном приборчике бежевого цвета. Нажав на неё, я включал на своём экране первый канал телевидения по Москве в реальном времени. Другие кнопки давали другие каналы, в том числе и на других часовых поясах. Комбинируя нажатий кнопок, можно было полюбопытствовать, что сейчас идёт по второй программе на Урале или на где-нибудь в Хабаровске. Какие-то кнопки включали репетиции дикторов погоды. Синоптики водили руками по синему фону, который потом заменяли картами с циклонами и антициклонами. И еще интересно было наблюдать, как режут аполитичную программу "Взгляд" по мере приближения его по поясам с Дальнего Востока к Москве, убирая все острые вопросы и критические репортажи.
Однажды этот пульт открыл мне дикое совпадение. На одной кнопке опускали гроб с телом Сахарова, а в следующую секунду на другой кнопке я увидел хохочущего Горбачёва на съезде народных депутатов в окружении людей в тюбетейках. Всё это в реальном времени. Секунда в секунду.
... Подошло время обеда. Обедать мы ходили чаще всего в корпус напротив особым подземным переходом между двумя корпусами на улице Королёва. В этом тоннеле можно было встретить известных артистов, телеведущих и дикторов. Женщины этой профессии были одеты идеально сверху донизу. А вот дикторы-мужики позволяли себе парадный верх и откровенно джинсовый низ. Ведь их показывали сидя, так чего ж брюки-то затаскивать.
Лучшая столовая, по мнению Лутовинова, была на 11 этаже телевизионного центра. Туда я и ходил обедать в его отсутствие. В лифте тоже встречались знаменитости. С непривычки приходилось заставлять себя не пялиться на людей, которых вся страна (и я в том числе) видела по телевизору. Потом отпустило.
Вернувшись после трапезы обратно, я занялся текстом собственной юмористической программы. Руководящая должность не давала безоговорочного права «совать в эфир что попало», как говорила одна из пионерок отдела, пожилая Наталья Сухаревич. Надо было "пахать", надо было соответствовать.
Каждая программа имела куратора из редакторов, и этот куратор отвечал за качество текста наравне с редактором. Поэтому никому пощады не было, согласовывать приходилось чуть ли каждую фразу, слово, поворот мысли.
Эта творческая работа над текстом в тиши уютного кабинета впитывала время, как губка.
В таком тихом размеренном режиме моя работа продолжалось дней десять. Тихо, относительно спокойно. Телефонные звонки получали мои уверенные или уклончивые ответы. Передачи выходили в срок. В общем, эфир отдела соответствовал генеральной линии, разве что Задорнов «подрывал устои социализма», как выразился на предварительном прослушивании главный редактор Панарин. Что же это за устои такие, если их может подорвать какой-то юморист, - думал я. Задорнова кое-где подрЕзали, убрали аполитичность, в стране обошллось без революций.
Вдруг однажды, часов в одиннадцать дверь кабинета после трёх торопливых, формальных ударов распахнулась – и передо мной возник ... Фокс. Фокс! Фокс!!!Тот, из кино! Он как будто спрыгнул с высокого забора, убегая от погони, дышал часто и отрывисто. Одет он был совсем не в военную форму, в обычную городскую современную одежду. Но в эту минуту, застыв в кресле, я видел перед собой персонаж фильма, а никакого не артиста Белявского. В эти же дни он дублировал на телевидении главного персонажа итальянского фильма про мафию "Спрут", об этом знало всё Останкино, что еще больше придавало тонуса моменту.
- Здравствуйте! – протянул мне руку Фокс от порога, - и меня подбросило с кресла ему навстречу, - мне сказали, что вы здесь главный в отделе. Давайте присядем, я не отниму у Вас много времени.
Присели. Фокс постепенно отдышался, осмотрелся, как-то пристально на пару секунд уставился на экран телевизора и вдруг с нервным придыханием обратился ко мне без предисловия:
- Понимаете, я приезжаю сюда работать. Я артист. Это моя профессия. Она, может быть, не главная на радио, но я хочу знать, если меня приглашают, то главный - это режиссёр или почему-то еще кое-то, вы понимаете? Кто главный здесь над артистами? Кроме удовольствия в работе важен и заработок. И если кто-то вдруг становится главнее режиссёра и решает за него, сколько мне, артисту, надо платить... Должен еще кто-то другой, главный, решить, сколько мне положено. Надо меня вызывать на запись - или мне дешевле будет просто дома посидеть или заняться чем-нибудь другим. Вы понимаете? У меня есть ставка, определённая ставка. Меня приглашают от имени отдела – а платят совсем другую сумму. Вы понимаете?
Фокс! Настоящий живой Фокс сидел напротив меня и рассчитывал на справедливость чисто по понятиям. Фокс! Сердце моё наполнилось советской гордостью начальника, который сейчас возымел право стать злым ради добра. Суть его проблемы я понял почти сразу, с первых слов.
Он еще что-то хотел сказать, но я остановил его привставание волевым жестом ладони. Фокс сел.
О чём он волновался? Конечно, я сразу всё понял. Записью юморных передач руководили сменные режиссёры. Сегодня один, завтра другой, послезавтра третий. Они знакомились с текстами и определяли артистов будущих ролей по характерам персонажей. Кто-то из режиссёров определял фамилии конкретных актёров, а кто-то делегировал это право местным сотрудницам. Было две штатные помощницы режиссеров, которые работали через день. Вот они-то иногда и правили бал по выбору артистов. Кто из актёров дарил подарки, появлялись в студии чаще. Кто не дарил, тому приходилось об этом задуматься. Красотка Ш. в этом не была замечена, а вот за Э. такие грешки, по слухам, водились.
Я поднял трубку телефона, набрал номер. Конечно же, ответила Э., сегодня работала именно она.
- Ко мне, быстро!
Минуты полторы мы сидели с Фоксом молча. Помрежке надо было подняться с третьего этажа на четвёртый.
Э. вошла и попыталась сесть.
- Стоять! – крикнул я. - Стоять и слушать! Если ты собираешься здесь решать вопросы творчества, делить людей на свои категории, - забудешь про Останкино даже в роли уборщицы! Поняла!? Молчать! Ты какое имеешь право унижать заслуженных людей? Молчать! Молчать, я сказал! Если я еще раз услышу от Александра…
- Борисовича, - вставил Фокс.
- Борисовича Белявского, - продолжил я, - что его нет в ролях или ему не доплатили, вылетишь отсюда в два счёта! Поняла? Молчать! Проверю и буду проверять каждую неделю! Пошла вон!
Э. вылетела из кабинета, звонко хлопнув дверью.
Фокс встал, склонил голову признательным поклоном, посмотрел мне в глаза и доверительно провёл по горлу ребром ладони.
Я кивнул и поклоном век дал понять, что всё исправится.
- У вас всё будет хорошо, - не вполне понятно, для чего, но очень уверенно сказал я.
Фокс пожал мне руку, встряхнув мою ладонь пару раз, и ушёл, и я больше никогда не видел вблизи артиста Белявского. Только в кино.
Как ни странно, уже через пару дней всё действительно для него чудесным образом исправилось. Режиссёр телевидения Клёна Белявская (однофамилица киноартиста), которая руководила дублированием итальянского сериала "Спрут", каким-то образом втиснулась в когорту режиссёров программ нашего отдела. Ну а поскольку с Фоксом-Белявским они были в одной команде на телевидении, то и на радио Клёна на каждой записи находила для него работу. Ну и достойный гонорар, соответственно. Фокс был спасён от волюнтаризма второстепенной тётеньки, которую конкретно поставили на место сначала я, а потом и Клёна Белявская.
Кстати, Клёна Белявская в те дни рассказала мне в курилке про чудесное происшествие с артистом Белявским. После окончания дубляжа легендарного итальянского сериала "Спрут" артисты группы сначала не слабо отметили это событие, а затем решили навестить на дому заболевшего артиста Юрия Волынцева (в кабачке он играл пана Спортсмена и кого-то дублировал в "Спруте"). Фокс решил схохмить, перед дверью квартиры стал на четвереньки и собрался по-собачьи зарычать, когда Волынцев откроет дверь. Нажали на звонок, дверь открылась, Белявский зло зарычал во всё горло. И надо же было такому случиться, что, во-первых, гости перепутали этаж и позвонили чужим людям, и во-вторых, в квартире напротив рычащего на четвереньках артиста оказался здоровый бульдог. Домашний зверь выпучил глаза, отчаянно заскулил, поджал хвост и унесся в квартиру, оставляя за собой мокрую дорожку. При всё комизме ситуации обеим сторонам конфликта было не до смеха.
Но вернёмся в Останкино. В положенный день вернулся из отпуска Лутовинов, я пересел на своё рабочее место – в углу одной из двух больших редакторских комнат. На этом месте раньше работала ведущая телепередач "Аншлаг" Регина Дубовицкая, потом она ушла на телевидение. В день моего возвращения в редакторскую комнату туда зашёл высоченный кучерявый брюнет в красном пиджаке со стрижкой под пуделя и потом долго смущенно мямлил музыкальному редактору Эре Куденко, распекавшей его чуть ли не матом за опоздание в заранее арендованную студию:
- Меня Алла Борисовна на репетиции задержала….Простите, меня Алла Борисовна задержала...
Это был будущий народный артист России Киркоров. А Эра Куденко вовсю, не стесняясь в выражениях, орала на него, приучая к дисциплине посещения арендованных студий.
Вот ведь любопытные были времена!